От двух до пяти
Шрифт:
Всякий раз, подавая мне письма, принесенные на кухню почтальоном, она говорила:
– Две открытки, и одна закрытка.
– Три открытки, ни одной закрытки.
Во всех этих рифмах нет ничего преднамеренного. Просто они облегчают речь ребенка: "начало и кончало" ему легче сказать, чем "начало и конец"; "ложики и ножики" - гораздо легче, чем "ложки и ножики".
– Ты глухой, а я слухой.
– То тяжелее, а это легчее.
– Какая в небе глубочина, а у деревьев высочина.
– Вобла - это такая
– Ты что мне принесла - игрушечное или кушечное?
– спросила больная четырехлетняя девочка, когда мать явилась к ней в больницу с подарками.
– Ты будешь покупатель, а я продаватель.
– Не продаватель, а продавец.
– Ну хорошо: я буду продавец, а ты покупец.
Леночка Лозовская, играя с матерью в мяч, предложила:
– Ты бросай с высоты, а я с низоты.
Женщине, которая вымыла голову и уничтожила следы завивки, один киевский мальчик сказал:
– Вы вчера были курчавая, а сегодня торчавая.
Говорят четырехлетнему мальчику:
– Какой же ты лохматый и вихрастый.
Он сейчас же оснастил эту фразу двумя очень звонкими рифмами:
Я лохматый и вихратый,
Я вихрастый и лохмастый!
– Светик, нельзя кушать лёжа.
– Хорошо, я буду кушать сёжа.
Едва научившись читать, моя пятилетняя Мура увидела заглавие книги И.Е.Репина "Далекое близкое" и прочла: "Далёкое близёкое".
"Далёкое близёкое" понравилось ей, и она была огорчена, когда взрослые указали, что она ошибается, и отняли у нее таким образом рифму.
– На фестиваль съедется молодёжь... Но я не поеду...
– Значит, ты - стародёжь?
Эта особенность детской речи была в свое время подмечена Чеховым. В его повести "Три года" девочка, подчиняясь все той же своеобразной инерции, говорит про Авеля и Каина:
– Авель и Кавель [123] .
Итак:
ножики - ложики,
желток - белток,
кусковой - песковой,
начало - кончало,
открытка - закрытка,
глухой - слухой,
123
А.П.Чехов, Сочинения, т. 8, М. 1947, стр. 431.
далёкое - близёкое,
игрушечное - кушечное,
курчавая - торчавая,
молодёжь - стародёжь
всюду сказывается стремление ребенка рифмовать слова, принадлежащие к одной категории понятий, и таким образом систематизировать их либо по контрасту, либо по сходству. Лидочка, четырех с половиною лет, сама себе рассказывает сказку:
– Няня его нянчила, мама его мамчила.
И вот что сказала Ляля, когда какая-то девочка в купальне похитила мамины туфли:
– Она их примерякала и присебякала.
Иногда эти параллельные по смыслу слова сами собой образуют некоторое подобие стиха - особенно если их не два, а четыре. Именно такую параллель создала шестилетняя Варя Роговина, впервые установив для себя, каково коренное отличие одних представителей
Генералы - сухопутные,
Адмиралы - мокропутные,
сказала она и, уловив в этой фразе нечаянный стих, стала повторять ее (с небольшим вариантом):
Генералы - сухопутные,
Адмиралы - водопутные.
Н.А.Менчинская рассказывает в дневнике о своем сыне, трех с половиною лет, воспроизводя по памяти двустишие:
У меня для Петеньки
Леденцы в пакетике,
мальчик произнес это двустишие так:
У меня для Петеньки
Леденцы в пакетеньке.
То есть из приблизительного рифмоида сделал точную рифму [124] .
Вася Катанян, пяти с половиною лет, произнося слово "столик", часто прибавлял молик-полик. Стульчик у него был стульчик-мульчик. Самого себя он называл Вася-Тарася, бабушку - бабушка-колабушка и проч.
124
Н.А.Менчинская, Дневник о развитии ребенка, М.-Л. 1948, стр. 123.
Сын Гвоздева - правда, на седьмом году жизни - создал такое чудесное сочетание рифмованных слов: дятел-долбятел [125] .
В какой-то мере это свойственно и взрослым, о чем свидетельствуют такие неразрывные сочетания слов, как чудо-юдо, мальчик с пальчик, тары-бары, шуры-муры, фигли-мигли и проч.
Дети тяготеют к этим "двустворчатым" словам гораздо сильнее, чем взрослые. Игорь, трех лет семи месяцев:
– Папа, а будут сегодня передавать по телевизору мульти-пульти?
125
А.Н.Гвоздев, Вопросы изучения детской речи, М. 1961, стр. 327.
Это звонкое мульти-пульти куда привлекательнее для детского слуха, чем вялая и тягучая мультипликация.
Вообще всякая рифма доставляет ребенку особую радость.
Когда она случайно подвернется ему в разговоре, он играет ею, твердит ее несколько раз, использует ее для импровизированной песни.
– Куда ты положил мыло?
– спрашивает у мальчика мать.
Он отвечает без всяких покушений на рифму:
– А вон туда, где вода.
И, лишь сказав эти слова, замечает, что в них промелькнуло созвучие. И мгновенно начинает распевать:
Вон туда,
Где вода.
Вон туда,
Где вода.
Дети изумительно чутки к тем случайным и непреднамеренным рифмам, какие возникают порою в нашей прозаической речи.
Мать посылает пятилетнюю Веру на кухню:
– Пойди скажи няне: няня, мама разрешила дать мне чаю с молоком.
Вера сразу уловила здесь ритм, свой излюбленный четырехстопный хорей, и, вбежав на кухню, закричала:
Няня, мама разрешила
Дать мне чаю с молоком,
А теперь зовут ребята