От Лекока до Люпена (Предисловие)
Шрифт:
Характеризуя участников происходящих событий, Габорио использует иронию, например по отношению к Клержо или маркизе д'Арланж, прямые инвективы, сатиру и юмор (так, блестящий аристократ граф де Коммарен у него "на любое противоречие реагировал, как племенной жеребец на укус слепня").
Со знанием дела, опять-таки следуя Бальзаку, описывает Габорио кварталы Парижа, аристократические и буржуазные интерьеры, государственные учреждения и светские салоны. Рассказывая о кругах парижской жизни, Бальзак называл их адом, который "когда-нибудь, вероятно, обретет своего Данте"; словно повторяя создателя "Человеческой комедии", Габорио взывает к великому итальянскому поэту ("понадобился бы новый Данте"), когда отправляет читателя в парижский Дворец правосудия, галерею которого он описывал также "по-бальзаковски": "Это своего рода кулисы Дворца правосудия, зловещего театра, где разыгрываются самые реальные драмы, замешенные на настоящей крови".
Есть в "Деле вдовы Леруж" и в последующих романах Габорио неправдоподобные "случайности", неоправданные повороты в событиях; иногда, говоря об общих для нескольких произведений персонажах в одном романе, он забывает об этом в другом, впадая в заметные и для не очень искушенного взгляда противоречия. Все это большей частью не мешает увлекательному развитию сюжета, мастерскому умению Габорио нарочно запутывать читателя.
Важное достижение Габорио-романиста - создание им образов полицейских, получивших продолжение в целой галерее сыщиков, которые стали любимыми героями не только читателей, но и самих их авторов: Шерлок Холмс у Конан Дойла, мисс Марпл и Эркюль Пуаро у Агаты Кристи, Рультабийль - у Леру и т.д. У Габорио это сначала Табаре (в "Деле вдовы Леруж"), в последующих романах - Лекок. Образы эти разработаны писателем особенно тщательно; поданы они в особенно выгодном свете по сравнению с их незадачливыми коллегами, полицейскими и следователями, иногда - со слишком бойкими журналистами, высказывающими самые нелепые догадки и предположения. Не беда, что сами наши герои хвастливы, тщеславны, хотя и прикрывают подчас эти свои человеческие слабости ложной скромностью и показным самоуничижением.
К Табаре, к Лекоку официальные инстанции обращаются тогда, когда дело уже окончательно запутано и все глупости в отношении личности предполагаемого преступника уже высказаны.
Табаре мы застаем в конце его карьеры; когда-то в молодости он читал мемуары знаменитых сыщиков и в его сознании сложился образцовый тип такого человека, "ангела-хранителя", который помогает посрамлению злодейства и торжеству добродетели. Он, как и Лекок, может ошибаться (ошибки эти бывают чреваты драматическими последствиями), но лишь для того, чтобы затем с блеском опровергнуть самого себя и предложить единственно правильное решение. Действует он в соответствии с дедуктивным методом, позволяющим ему в кратчайший срок определить предполагаемого убийцу, которого он, разумеется, и в глаза не видел: "Человек этот еще молод, роста немного выше среднего, изящно одетый. В тот вечер на нем был цилиндр, в руках зонтик; он курил гаванские сигары, причем с мундштуком". Нужно ли добавлять, что Табаре был неподкупно честен, мудр и великодушен при всей своей невзрачной внешности?
Младший коллега и ученик Табаре, известный под фамилией Лекок, в "Деле вдовы Леруж" появляется лишь эпизодически, да и то с не очень лестной характеристикой: "бывший правонарушитель, великий пройдоха". Из других романов мы узнаем, что Лекок, оставшись сиротой, вел далеко не добродетельный образ жизни, предаваясь азартным играм, но затем исправился и стал полицейским. Лекок наделен многими необходимыми для настоящего сыщика качествами. Он - превосходный актер, умеющий мгновенно надеть маску, до неузнаваемости изменить свой внешний вид. Его отличают необыкновенная наблюдательность, незаурядная физическая сила, умение проникнуть в психологию преступника; его принцип: "Из сотрудника сыскной полиции я перевоплощаюсь в этого человека со всеми его особенностями".
Предшествуемые прекрасно организованной рекламой, один за другим появляются новые романы Габорио: "Досье № 113" (1867), "Господин Лекок" (1868) и романы, в которых писатель отходит от разработанного им же самим типа полицейского романа, пытаясь, не всегда успешно, найти новые приемы повествования, новых героев.
В последние годы жизни Габорио достиг полного материального благополучия, но здоровье его было подорвано продолжительной болезнью и непосильным трудом. "Денди-республиканец", как называли Габорио знавшие его современники, умер в Париже в 1873 г., когда ему было всего 40 лет.
Творчество Гастона Леру (1868 - 1927) и Мориса Леблана (1864 - 1941) переносит нас на несколько десятилетий вперед.
Поражение во франко-прусской войне, трагическая судьба Парижской коммуны, скандалы и кризисы, потрясавшие политическую и общественную жизнь Третьей республики, наложили свой отпечаток на всю культуру страны, на ее литературу и искусство.
Экономически Франция довольно быстро справилась с последствиями позорного поражения в 1870 г. Если улучшения в материальном положении трудящихся были весьма мало заметны, что вызывало на рубеже веков многочисленные забастовки, массовые выступления рабочих и крестьян в защиту своих политических и экономических прав, то французская буржуазия сумела извлечь для себя из складывавшейся в те годы ситуации максимум выгоды. Период, охватывающий полтора-два десятилетия перед первой мировой войной, не случайно получил название "прекрасной эпохи" (la belle epoque). "Сладость жизни" - так характеризовал эти годы в одном из томов своих воспоминаний писатель консервативного направления А.Бордо. "В ту пору, уточнял Ж.П.Сартр в книге о своем детстве, - Запад погибал от удушья: это именовали "сладостью жизни". За неимением явного врага буржуазия тешилась, пугая себя собственной тенью; она избавлялась от скуки, получая взамен искомые треволнения".
Быстрое развитие промышленности и техники, новые средства передвижения (трамваи, метро, автомобили), новые виды связи (телефон, пневматическая почта, позже - радио), приносившая огромные прибыли эксплуатация заморских колоний - все было поставлено на службу торжествующей буржуазии. Не избежала этой участи и значительная часть литературы. Поверхностные романы и комедии, только еще рождавшееся искусство кино служили развлекательным целям, способствовали распространению утешительных иллюзий.
Действительность, в которой правили погоня за наслаждениями и вызывающей роскошью, не могла вызвать к жизни настоящих героев, людей подлинного мужества и благородства. Потребность в "героике" удовлетворялась разного рода суррогатами, в том числе и в интересующей нас области истории полицейского романа, шире - приключенческой литературы. "Разгромленная Франция, - писал Ж.П.Сартр, - кишела воображаемыми героями, подвиги которых врачевали ее самолюбие".
В Америке и в Европе, как грибы после дождя, появлялись эпигоны Габорио и Конан Дойла, до дыр зачитывались книжки о Нике Картере, Нате Пинкертоне, псевдоисторические романы "плаща и шпаги" М.Зевако. Теперь дедукции Лекока или Шерлока Холмса все больше уступали место кулачным расправам, пистолету и другим подобным способам действий, ставшим отличительной чертой большинства американских детективов*. Творчество Леру и Леблана принадлежит к тому немногому, что сохранилось от необозримого моря литературы о полицейских и преступниках разного калибра, которое нам завещала "прекрасная эпоха".
______________
* Справедливости ради надо сказать, что и европейский полицейский роман наших дней в этом отношении американскому не уступает; с другой стороны, и среди американских сыщиков попадаются "интеллектуалы", занимающиеся разведением орхидей или игрой на музыкальных инструментах.
Г.Леру, как и многие другие писатели, по сложившейся во Франции несколько странной традиции, получив юридическое образование, практической юридической деятельностью почти не занимался: слишком велико было искушение попробовать свои силы в художественной литературе. Кто только не писал в Париже поэмы, романы или, на худой конец, рассказы, отдавая дань современной, чаще всего эфемерной моде! В соответствии с другой традицией путь в большую литературу лежал через журналистику. Отдал дань этой традиции и Леру. Несколько лет он сотрудничал в парижских газетах, оставив этот не всегда благодарный труд на время, которое ему понадобилось на то, чтобы спустить в картежной игре значительное состояние, полученное им в наследство. Впрочем, известно, что Леру успел довольно много попутешествовать; это было похвально не только само по себе, но и способствовало приобретению знаний, которые весьма пригодились позже после возвращения к журналистской и литературной работе.
Десятки написанных Леру романов не оставили глубокого следа в литературе. Он писал романы с несколько фантастическим оттенком вроде "Привидения в Оперном театре"; здесь мрачный фантом, поселившийся в подземельях (!) парижской Оперы, терроризирует театральную дирекцию, совершает ряд неблаговидных поступков, влюбляется в молодую начинающую певицу, пытается соблазнить ее своим ангельским (!) пением и в конце концов оказывается простым смертным: страшное уродство изолировало его еще с детских лет от остальных людей. Леру принадлежат и романы, одни названия которых могут повергнуть в трепет впечатлительного читателя ("Машина для убийства", "Кровавая кукла" и т.п.), целая серия "Шери-Биби", увековеченная для потомства, будучи переложенной в так называемых комиксах и запечатленной в кинофильмах. Герой этих романов за чужое преступление приговорен к каторге, а затем и сам совершает всяческие преступления.