От мыльного пузыря до фантика (сборник)
Шрифт:
– Ромашки, – прошелестел Пёстрый Зонтик.
– Ромашки, – повторил Чёрный. – Никогда не видел таких цветов у других. А ведь объездил весь мир. Наверное, Вы из какой-нибудь далёкой страны?
– Ах нет! – рассмеялся Пёстрый Зонтик. – И даже не из другого города. А мои ромашки… Посмотрите, какие красивые японские цветы на зонтиках вокруг Вас!
– Что мне до них за дело! А Ваши
Зонтики даже не замечали, что давно движутся в одном направлении.
– А я, – смущённо сказал вдруг Чёрный Зонтик, – наверное, кажусь Вам таким, как все.
– Ну что Вы! – с поспешностью воскликнул Пёстрый Зонтик и очень смутился от своей поспешности. – Вы совсем не похожи на всех. Вы такой большой и печальный… Наверное, от того, что Вы такой большой, в Вас так много печали.
Чёрный Зонтик усмехнулся:
– Просто я старый. Когда я был молод и у меня были ещё целы все спицы, я, кажется, действительно, выглядел… гм, бравым. Я раскрывался, с таким, знаете ли, треском: крррах! Многие прохожие даже шарахались. А теперь меня трудно раскрыть – и спицы мои скрипят. Ну и потом, я, конечно, изрядно пообносился. Видите ли, меня уже несколько раз латали. И чехол давно потерялся – где-то при переездах. И ручка вся в царапинах, – Чёрный Зонтик улыбнулся и стал от этого ещё печальней.
– Я люблю Вас, – неожиданно сказал Пёстрый Зонтик. – Вы самый лучший зонтик на свете!
– Я? – оторопел Чёрный Зонтик. – Да Вы только посмотрите, какой роскошный зонт шагает справа от Вас. Он даже весь напрягся и смотрит на Вас – как… как влюблённый!
– Он не влюблённый, – едва скользнув взглядом направо, сказал Пёстрый Зонтик. – Он – самовлюблённый.
– Боже мой! – рассмеялся Чёрный Зонтик. – Вы так молоды и так прекрасны…
Внезапно оба зонтика закрыли и сдали на вешалку. Их хозяева вошли в кафе. Зонтики оказались совсем рядом – на соседних крючках.
– О чём Вы думаете? – спросил Пёстрый Зонтик, чтобы не молчать.
– Я думаю о том, – тщательно подбирая слова, отвечал Чёрный Зонтик, – что, если бы я был немного моложе, то попросил бы разрешения поцеловать Вас.
В ответ Пёстрый Зонтик прильнул к Чёрному – они поцеловались и улыбнулись друг другу в темноте.
– Скажите, а Вы часто целовали другие зонтики? – спросил вдруг Пёстрый Зонтик.
– К сожалению, часто, – отвечал Чёрный, – но разве это имеет значение?
– Нет, – просто ответил Пёстрый Зонтик.
– Мы будем жить вместе! – Чёрный Зонтик заговорил взволнованным шёпотом. – Я никогда не буду пускать Вас под дождь, чтобы не поблёкли Ваши ромашки. Я один буду ходить под дождь: смотрите, какой я большой! Подо мной хватит места не только двоим, но и четверым, если каждый возьмёт соседей под руки. Я буду держать Вас в чехле – красивом чехле с ромашками. И только очень редко стану открывать чехол, чтобы полюбоваться Вами.
– Нет-нет, – протестовал Пёстрый Зонтик, – это я буду ходить под дождь! Вас нужно беречь: ведь таких, как Вы, нет больше.
Они говорили – и, часто-часто ударяясь об пол, с них капали слёзы.
– Всё мне тут намочили! –
Зонтики долго гуляли в тот день по улицам и строили планы. Внезапно они зацепились друг за друга – и…
– Вы куда? – вскрикнул Чёрный Зонтик и почувствовал укол спицы в самое сердце.
– Я не знаю! – пролепетал Пёстрый Зонтик и вывернулся наизнанку.
Хозяйка Пёстрого Зонтика что-то ещё сказала хозяину Чёрного – зонтики не слышали ни хозяйки, ни хозяина. Да если бы и слышали – разве могут зонтики понимать человеческий язык! А если бы и понимали – разве могут зонтики разобраться в человеческой жизни!
– Вы найдёте меня? – издалека кричал Пёстрый Зонтик.
– Обязательно! – отчаянно хрипел Чёрный.
И, совсем уже потеряв его из виду, Пёстрый Зонтик, расталкивая другие пёстрые и чёрные зонтики и взлетая над ними, прозвенел на самой высокой и чистой ноте:
– Я напишу Вам письмо-о-о!
Большая Метель
Когда началась Большая Метель, то она стала всё заметать. Сперва Большая Метель дороги замела – и все принялись спрашивать друг у друга, куда им теперь идти, и отвечать друг другу, что Бог их знает, куда им теперь идти. Потом Большая Метель площади замела – даже не только сами площади, но и названия площадей, чтобы все забыли, кто в данный момент на площади имени кого находится, – и все сразу же забыли, кто в данный момент на площади имени кого находится, и спрашивали друг у друга: на площади имени кого мы в данный момент находимся, – и отвечали друг другу: да Бог нас знает, на площади имени кого…
Ещё Большая Метель все дома замела, все машины замела, все газеты и все журналы – и стало непонятно, какой журнал или какую газету мы держим теперь в руках – и что где написано, и кем. И всё, всё, всё Большая Метель замела…
А когда она всё, всё, всё замела, то сама себе сказала:
– Значит, так… что бы мне такое ещё замести, чего я пока не замела и что, стало быть, надо немедленно замести?
Но ничего такого, что надо немедленно замести, на первый взгляд не обнаружилось: всё было заметено полностью. Зато на второй уже взгляд взяло и обнаружилось: обнаружилось Совершенно Бесстрашное одно Письмо. Оно летело высоко над землёй. Оно летело по назначению.
– Вот так так! – опять сказала сама себе Большая Метель. – Мне казалось, что я всё уже замела, а тут Совершенно Бесстрашное Письмо летит, видите ли, по назначению!
И Большая Метель спросила:
– Вы что же, Совершенно Бесстрашное Письмо, с ума сошли – лететь по назначению, когда такое творится?
– А что, собственно, творится? – с поразительным спокойствием поинтересовалось Совершенно Бесстрашное Письмо, продолжая лететь по назначению.
– Ну как… – даже растерялась Большая Метель. – Оглядитесь вокруг: всё ведь заметено – разве Вы не видите?