От первого лица - Разговоры с Владимиром Путиным

Геворкян Наталья Павловна

– Что это было за время?

– Что за время? Конец 70-х. Сейчас говорят: "В тот момент Леонид Ильич начал закручивать гайки". Но это было не очень заметно.

– А в работе органов что-нибудь изменилось?

– Знаете, на самом деле многие вещи, которые правоохранительные органы стали позволять себе с начала 90-х годов, тогда были абсолютно невозможны. Действовали как бы из-за угла, чтобы не торчали уши, не дай Бог. Я для примера расскажу только одну историю. Допустим, группа диссидентов собирается в Ленинграде проводить какое-то мероприятие. Допустим, приуроченное к дню рождения Петра Первого.

–

Да, давайте просто предположим.

– Диссиденты в Питере в основном к таким датам свои мероприятия приурочивали.

Еще они любили юбилеи декабристов.

– Диссиденты же.

– Действительно. Задумали, значит, мероприятие с приглашением на место события дипкорпуса, журналистов, чтобы привлечь внимание мировой общественности. Что делать? Разгонять нельзя, не велено. Тогда взяли и сами организовали возложение венков, причем как раз на том месте, куда должны были прийти журналисты. Созвали обком, профсоюзы, милицией все оцепили, сами под музыку пришли. Возложили.

Журналисты и представители дипкорпуса постояли, посмотрели, пару раз зевнули и разошлись. А когда разошлись, оцепление сняли. Пожалуйста, идите кто хочет. Но уже неинтересно никому.

– Вы тоже принимали участие в этой операции?

– Нас не особенно привлекали к этим мероприятиям.

– Откуда же вы знаете такие подробности?

– Так особого секрета из этого никто и не делал. В столовой встречались, разговаривали. Я к чему все это говорю? К тому, что действовали, конечно, неправильно, и это было проявлением тоталитарного государства. Но показывать уши считалось неприличным. Было все не так грубо.

– И история с Сахаровым не была грубой?

– История с Сахаровым была грубой.

"ВОТ ВЫШЛИ ЛЮДИ СО СКРИПКАМИ..."

СЕРГЕЙ РОЛДУГИН:

Мы с Вовкой после работы в филармонию иногда ходили. Он меня спрашивал, как правильно слушать симфоническую музыку. Я ему пытался объяснить. И вообще, если вы его спросите сейчас про Пятую симфонию Шостаковича, то он вам очень подробно расскажет, о чем там, потому что ему страшно нравилось, когда он слушал, а я объяснял. И когда потом Катя и Маша стали музыкой заниматься, в этом тоже я виноват.

Я совершенно убежден, что наши лекторы, которые ведут заумные беседы с публикой о музыке, дико не правы. Пропаганда классической музыки ведется абсолютно бездарно. Я ему рассказывал, что должен и видеть и слышать нормальный человек.

Он честно спрашивает: "Вот вышли люди со скрипками, дирижер... Зачем?" Я ему тоже честно объясняю: "Смотри, заиграла музыка. Вот мирная жизнь, строят коммунизм. Видишь, какой аккорд: та-ти, па-па. А сейчас издали появится фашистская тема, посмотри: вот она идет - вон те медяшки заиграли, это медные духовые инструменты. Эта тема сейчас будет расти. А вот та, которая была в самом начале, где мирная жизнь. Они сейчас будут сталкиваться, то тут, то здесь, то тут, то здесь". Ему страшно нравилось.

У него очень сильный характер. Допустим, я намного лучше играл в футбол. Но ему проигрывал, потому что он цепкий был, как бульдог. Он меня просто уже доставал.

Я три раза отберу мяч, и три раза он у меня обратно его вырвет. Страшно настырный характер, который проявлялся буквально во всем. Он же был чемпионом Ленинграда по дзюдо в 76-м году.

Один раз, перед самым отъездом

в Германию, мы поехали к Васе Шестакову в спортивный лагерь. Вася - его друг, он там тренером работал с юношами. Приехали ночью. Нам Вася сказал: "Вон там какие-то койки, вы найдите свободное место..."

Мы нашли. А утром ребята из лагеря проснулись и говорят: "Смотрите, два каких-то мужика. Можно взять их без шума и пыли". Ну ладно, думаю.

Потом эти ребята на тренировку пошли, на ковер. Они тоже дзюдо занимались. И Вася говорит Володе: "Хочешь побороться?" Он отвечает: "Да нет, ну что ты..." - "Ну, покажи им!" - "Да нет, я уже не стоял на ковре несколько лет!" Я тоже говорю: "Ну что ты? Давай! Они же хотели нас без шума и пыли взять..." И Вася продолжает к нему приставать. "Ну ладно, говорит, - уговорили". Ему нужно было кимоно, он подошел к парнишке: "Слушай, не дашь куртку побороться?" А тот ему небрежно: "Возьми у кого-нибудь другого". Он у кого-то взял и вышел на ковер. И парнишка тот выходит. Вовка его швырнул так, что ему сразу дали чистую победу. И Вася радостно в мегафон: "Победу одержал мастер спорта, чемпион Ленинграда 1976 года Владимир Путин!" Володя снимает кимоно, отдает его и спокойно уходит, даже голову опустил. Я этому парнишке говорю: "Это тебе еще повезло, что я не боролся".

А однажды, на Пасху, он позвал меня на Крестный ход. Володя стоял в кордоне, за порядком следил. И спросил меня: "Хочешь подойти к алтарю, посмотреть?" Я, конечно, согласился. Такое мальчишество в этом было никому нельзя, а нам можно. Посмотрели мы Крестный ход и отправились домой. Стоим на остановке, подошли какие-то люди к нам. Не бандиты, нет, может, какие-то студенты, но подвыпившие: "Закурить не найдется?" Я промолчал, а Вовка отвечает: "Не найдется".
– "А ты чего так отвечаешь?" Он: "А ничего". Что произошло дальше, я просто не успел понять. По-моему, один из них его толкнул или ударил. И я увидел только, как перед глазами промелькнули чьи-то носки. И парень куда-то улетел. А Володька мне спокойно говорит: "Пойдем отсюда!" И мы ушли.

Мне так понравилось, как он обидчика кинул! Раз - и ноги в воздухе.

"ПОСМОТРИТЕ НА ТОВАРИЩА ПЛАТОВА!"

Пока я полгода работал в контрразведывательном подразделении, на меня, видимо, обратили внимание сотрудники внешней разведки. Начали со мной беседовать. Одна беседа, вторая, еще раз и еще... Разведка постоянно активно ищет себе людей, в том числе среди кадровых сотрудников органов безопасности. Брали молодых, подходящих по некоторым объективным данным.

Конечно, мне хотелось в разведку. Считалось, что разведка - это белые воротнички в органах. Очень много блатников было, конечно. Это факт, к сожалению. Потому что мы все знаем, что такое для человека был выезд за границу в условиях Советского Союза.

Естественно, я согласился, потому что это было интересно. Довольно быстро уехал на спецподготовку в Москву, где пробыл год. Потом вернулся опять в Ленинград, проработал там, как раньше говорили, в первом отделе. Первое главное управление - это разведка. В этом управлении были подразделения в крупных городах Союза, в том числе и в Ленинграде. Там я проработал где-то четыре с половиной года, после этого опять поехал в Москву на учебу в Краснознаменный институт имени Андропова.

Сейчас это Академия внешней разведки.