От принцесс добра не ищут
Шрифт:
– Вы лучше спросите от кого! – важно поднял палец целитель. – Ведьма сглаз наложила. Да такой, что сразу и не снимешь. Потребуется не один день и… – Он пошоркал в воздухе пальцами, намекая, что мешок золота тоже не в единичном варианте отдавать придется.
– Мы согласные! – заверил его родитель.
– Вот и славно! – улыбнулся лекарь. – Посмотрите, есть ли на крыше воронье гнездо. Ведьма, бесовка, постаралась, сразу видно. Принесите мне гнездо, да смотрите, яйца не разбейте, иначе смерть вашей дочери неминуемая настанет! – зловеще
Вот шельмец! Я и сама подметила, что в округе много воронья развелось, а кровля лавки имеет довольно длинные выступы. Неудивительно, что птицы выбрали именно эту хибару среди прочих остроконечных крыш, чтобы свить себе подходящее гнездышко.
Но Парис, видимо, этого не учел, стремглав кинувшись за лестницей и оставив дочку наедине с ее эскулапами.
– Здрасьте, – на деревенский манер пробормотала я и по-хозяйски уселась на стол, свесив ноги. – Теперь я ее исцелять буду.
Девушка недоуменно кашлянула, отодвигаясь от меня подальше. К слову, выглядела она и вправду не очень. Бледное личико, намечающиеся тени под глазами, исхудалость форм и потухший взгляд. Но при такой погодке на улице и немудрено на заспавшегося мертвяка походить. Где ж она солнце в Аргусе видела, чтобы загаром обзавестись.
– Тут делов-то! Ха! – обнадеживающе произнесла я, доставая из кармана горсть пересушенных фиников – излюбленное лакомство моей Нисы (не к месту будь помянута). – Хорошая доза сладкого перед сном – и забудешь, что недужила. Да и фигуре не повредит обзавестись округлостями.
Лекарь крякнул в кулак, чуть не подавившись от смеха, и снисходительно глянул на меня.
– Тут тебе, девка, не постоялый двор! Такими снадобьями будешь селян лечить, а не к барской дочке соваться.
– А вы малость обождите, вдруг подействует, – загадочным шепотком говорю я, а сама в поисках причины столь кислого поведения девицы глазами шарю.
Смотрю, на безымянном пальце левой руки колечко надето, до того простенькое, медное, что в душу сразу же полезли подозрения. Откуда у дочери Париса такая незатейливая бижутерия имеется? Не спорю, колечко внешне изящное, аккуратно выкованное, знать бы еще, кто ковал…
Тут мои размышления прервал сам Парис, осторожно несший в руках аж три гнезда: одно воронье и два грачиных.
– Вот, как и просили. – Он положил их на стол.
– Замечательно, – благосклонно произнес лекарь, поднося к свету бугристое яйцо. – Я их с собой заберу – буду дома сглаз снимать.
Лекарь сгреб яйца в карман и завозился с травами, попеременно выкладывая те на стол.
– Яичницу он из них дома будет делать, а не сглаз снимать, – со смешком проронила я. – Нет на вашей дочери ни сглаза, ни проклятия, даже элементарной порчи нет. Судьба ее испытывает.
Три пары пораженных столь диким заявлением глаз немигающе уставились на меня. Первым отошел целитель.
– Да вы эту оборванку больше слушайте, еще не таких небылиц расскажет!
Я приосанилась, это же надо было так в роль войти, чтобы меня, принцессу, за нищенку приняли!
– Действительно, шла бы ты мимо! Еще подхватим от тебя чего, – побрезговал родитель.
– Вы меня сперва выслушайте, а потом и думайте, стоит ли гнать. – Я поудобнее устроилась на столе.
Проснулась ли в Дарине женская солидарность, или она действительно словам поверила, только девушка вдруг встала на мою защиту:
– Пусть говорит, папа.
Родитель с неохотой махнул рукой, поняв, что все Равно так просто от меня не отделается.
– Твоя взяла, – вздохнул Парис. – Чего ты там говорила о судьбе?
– Так вот, всякий челов… то есть оборотень – кузнец своего счастья, – зачастила я, исподтишка поглядывая на больную.
Девица разом вспыхнула, да виду не подала. Только мне уже и без того ясно, какого происхождения с ней недуг приключился.
– И что?! – непонимающе помотал головой богач.
– Да вот как раз к кузнецу это счастье и должно в скором времени прийти. Имеется у вас неподалеку такой в наличии?
– Ну… предположим, – согласился Парис.
– Вот! Надо вам дочь замуж выдать, и заразу как рукой снимет.
Девушка от неожиданности на стуле подскочила, руки к груди прижала, на отца с надеждой посматривает.
– Чтобы я Дариночку за бедняка этого выдал?! Только через мой труп! – категорично заявил Парис.
– Это вы зря так. Предположим, труп будет вовсе и не ваш, а дочери родной, если завтра же о помолвке не объявите.
– Да ты в своем уме, девчонка?! – рявкнул родитель.
Но дочурка, враз смекнувшая что к чему, живо ухватила его за рукав.
– Ой, папенька! Правду она говорит, как про кузнеца нашего речь зашла – легче мне стало.
А у самой глаза блестят, да щеки сильнее румянцем наливаются, вот что с оборотнем любовь делает.
– Но… как же так… – присмирел Парис, облокотившись на спинку стула. – Единственную дочь неизвестно за кого выдать. Что другие скажут?
– А вы других не слушайте, он и вам еще завидовать будут. Сами скоро убедитесь. Разбогатеет ваш зять, как есть разбогатеет, – уверила я, подмигивая Дарине.
– Ну, если так, – приободрился отец, – то быть свадьбе, что поделаешь!
Уж не знаю, кто больше радовался. Дочь будущему мужу или отец выздоровлению дочери, а на радостях мне повысили положенный гонорар, отвесив вместо одного сразу два мешка золота.
– За подарок, конечно, спасибо, – шепнула я на ухо Дарине, – но золото кузнецу своему отдай, пусть дальше счастье кует – теперь есть на что. Вот и сбудется мое предсказание.
Девушка в порыве радости повисла у меня на шее.
– Спасибо! Не вмешайся ты вовремя, отец бы меня за соседа замуж выдал! – с отвращением произнесла она. – Проси, чего хочешь. Отец ради меня на все готов.
– Деньги мне не нужны. Лучше расскажи о правителе вашем, Лукасе. Я слышала, твой отец с ним дружит.