От революционного восторга к…
Шрифт:
И в результате получается, что Совет решает в атаку не идти, так как считает, что она не отвечает потребностям политического момента, а после этого, этот же полк, сознательных и политически грамотных защитников революции бежит от батальона австрийцев, которые тоже в бой не особо рвутся, готовы лечь на землю и отползать обратно при первых же очередях наших пулеметов.
За несколько дней
Первое — в городе готовится повторение февральских событий, только на этот раз к власти надеются прийти наши коллеги и почти товарищи по партии — большевики. И все идет по обкатанному сценарию — в радиусе ста верст от города все запасные пути забиты вагонами, судя по всему, с хлебом — с мукой, зерном, другими продуктами. Но в город продовольствие идет очень тонкой струйкой. Я разговаривал с женщинами в очереди — за последнюю неделю очереди выросли особенно сильно, в лавки завозят минимум хлеба, который заканчивается за пару часов. В столовках, что открыло правительство для нуждающихся, готовая еда заканчивается через час после открытия. И слушая разозленных людей, понимаешь, что возможно, было лучше не открывать эти столовые, чем открывать это убоище, с ежедневными драками голодных людей, которые смертным боем бьются за право просто поесть. Поэтому, товарищи, прошу вас быть готовыми к любому развитию событий. С завтрашнего дня, по крайней мере, на неделю, все переходим на казарменное положение. Все побывки и отпуска отменяем. Всех захворавших, кто не в тяжелом состоянии — с завтрашнего утра в строй. Командиры — сегодня совещание в шесть часов вечера.
Если не у кого вопросов нет, то все свободны.
Дождавшись, когда сотрудники разойдутся я двинулся в сторону лестницы, ведущей на второй этаж великокняжеского дворца — хотел почитать скопившиеся бумаги, прикинуть наличные ресурсы, да и просто отдохнуть после долгого возвращения домой. Но, стоило мне распахнуть дверь моего кабинета, как на меня накинулись два черных вихря — Треф и моя молодая жена, которые, совместными усилиями, смогли повалить меня на диван, стоящий у стены.
— Ну все, все, сдаюсь… — отбиться от пса было легче, с молодой барышней, тем более, которая одновременно плачет и смеется, обходится надо несколько нежнее.
— Ну что-ты, солнышко? Все же в порядке, я вернулся… — я неприлично, по меркам нынешнего времени, посадил жену к себе на колени, одной рукой крепко держа ее за талию, второй отпихивая, настойчиво лезущего со своей, суровой лаской, могучего кобеля.
— Я думала, что тебя убили…- жена вновь ткнулась мне лицом в грудь.
— Да почему? Мы же…
— Не смей мне врать и не считай меня за дуру! — слезы на глазах мгновенно высохли, а глаза полыхнули яростью: — Я все слышала, что ты в холле рассказывал, а вчера я в газете прочитала вот это!
Аня подошла к столу, развернула лежащую там газету и ткнула в какую-то заметку.
Судя по позе, замершей у стола девушки, нести газету мне она не собиралась, пришлось самому вставать с дивана и идти к столу.
Из коротенькой заметки выходило, Постановлением комитета Юго-Западного фронта по формированию революционных батальонов № 16 революционную награду в виде черного металлического черепа со скрещенными костями «За боевой отличие» получила группа революционных волонтеров тыла, участвовавшие в боях в составе Первого революционного маршевого батальона смерти, и были перечислены, помимо прочих наши фамилии. В конце заметки корреспондент сделал пометку, что о судьбе героев командование информации не имеет, в связи с вероятностью их героической гибели.