От Рима до Милана. Прогулки по Северной Италии
Шрифт:
— Сейчас вы увидите, — сказал он, — самый старый анатомический театр в мире. Построен он был в 1594 году для Фабриция из Аквапенденте. С ним учился ваш великий Уильям Гарвей, и в его доме он жил.
Мы вошли в мрачное помещение XVI века. Круглый лекционный зал или театр. Стены облицованы светлым деревом, что-то вроде сосны. Шесть ярусов способны вместить двести студентов. Сидений нет. Студенты должны были стоять, опираясь на балюстрады, и смотреть вниз на центральный круг с анатомическим столом. В полу было прямоугольное отвестие площадью примерно семь на восемь футов, и через него я увидел подвал. Я спросил у профессора, для чего это. «Средневековое предубеждение против вскрытия человеческого тела существовало еще и при Ренессансе, — пояснил профессор, — и иногда было желательно, даже в Падуе, наименее теологическом из всех университетов, быстро скрыть доказательства
Мой гид рассказал мне, что одной из причин популярности медицинской школы в Падуе была та, что лекции по анатомии, сопровождавшиеся практическими занятиями, проходили здесь чаще, чем где-либо еще в Европе. В Париже, к примеру, в XVI веке разрешалось вскрывать только два трупа в год. Такая «анатомия» вряд ли приносила студентам пользу. Лектор, сидя на высоком троне, указывал белой тростью, а брадобрей расчленял труп преступника. В Падуе анатомическая наука развивалась благодаря первому из великих анатомов — Везалию. Тот сумел убедить местные власти не предавать преступников четвертованию. Студенты могли не только посещать лекции и наблюдать за работой великих анатомов, но и покупать точные «таблицы» вен и артерий, как те, что имеются в Британском музее. Ивлин привез их домой из Падуи и презентовал Королевскому обществу.
Не было среди студентов более преданного хирургии человека, чем Уильям Гарвей. Первые соображения относительно циркуляции крови возникли у него, когда он, перегнувшись через балюстраду, следил за действиями анатома в Падуе. Говорят, когда умер попугай его жены, он тут же положил птицу на операционный стол и через минуту доказал, что тот всю свою жизнь притворялся самцом! Другой необычный случай из его практики. Яков I попросил его высказать мнение относительно женщины, которая, по его подозрениям, была ведьмой. Старуха жила одиноко, в доме на отшибе. Она не признавалась в своих сверхъестественных способностях, пока Гарвей не сказал ей, что он и сам волшебник. Воодушевившись, старая дама пообещала показать ему ее домашнего духа. Пощелкав языком, она поставила на пол блюдце с молоком. Из-под дубового сундука выскочила жаба, Гарвей отослал старуху за кувшином эля и, пока ее не было в комнате, он — как способный ученик Фабриция — успел разрезать жабу и сделал вывод: «Она совершенно ничем не отличается от себе подобных». Естественно, старая женщина была недовольна тем, что так обошлись с ее питомицей, но она не знала, что та операция, возможно, спасла ее саму от сожжения.
«Уильям Гарвей жил в доме Фабриция Аквапенденте, — сказал профессор, — вполне вероятно, что начало его мыслям о циркуляции крови дало предположение хозяина о том, что аортериальные клапаны открываются к сердцу».
Забравшись на ярусы, я постарался представить себе лица студентов, выхваченные из темноты светом факелов. Сцена была, вероятно, еще более драматическая, чем на картинах Рембрандта. У студентов, приехавших сюда учиться из шекспировской Англии, не было ни обезболивающих, ни микроскопов. Знаний о микробах и инфекции у них было меньше, чем у нынешних десятилетних детей. Тем не менее, когда они вернулись, то с пилами и щупами они стали самыми профессиональными практиками своего времени.
Рано утром, в отсутствие мотоциклистов, в городе царит блаженная тишина. Солнце светит на спокойные площади и пустынные колоннады. Единственный признак жизни — это несколько фигур, спешащих к ранней мессе. Как и в большинстве городов Северной Италии, Падую лучше всего исследовать до завтрака. Вы увидите здесь все, что собирались посмотреть: статуи Петрарки и Мадзини, улицу Данте, улицу Мандзони; площадь Гарибальди, а также, что намного оригинальнее, улицу Фаллопия — в знак уважения к анатому. Улица виа дель Санто ведет к базилике Святого Антония, самой популярной церкви в Италии среди паломников. Вам скажут, что Падуя — это город:
Святого без имени, Поляны без травы, Кофейного дома без дверей.Эти загадочные строчки обращены к святому Антонию, которого в Падуе никогда не называют по имени, а просто говорят: «Святой». Под словами «поляна без травы» понимают огромную площадь — Прато делла Балле. Площадь так похожа на гравюру XVII века, что вам кажется — вот-вот по ней промарширует отряд гренадеров с оркестром и негром-цимбалистом. Кофейный дом без дверей — это кафе Педрокки, которое когда-то было открыто всю ночь. Возможно, кому-то захочется добавить к этим строчкам «кота верхом на лошади», тогда слова эти будут означать конную статую работы Донателло Эразма да Нарни, великого венецианского полководца, известного всем под именем Гаттамелата.
Первым в любом итальянском городе просыпается район, связанный со Средними веками длинной плетью лука, — пьяцца делле Эрбе. В Падуе есть также и пьяцца деи Фрутти. Обе они находятся в тени огромной городской ратуши, нависающей над городом, словно старый галеон над набережной. Любопытно понаблюдать, как прибывают торговцы на мотороллерах, мотоциклах, микроавтобусах и даже на мотоциклах с самодельными прицепами, нагруженными салатом-латуком, капустой, баклажанами, дынями, помидорами и прочим, что выращивают они на теплой итальянской земле.
Не успеешь и глазом моргнуть, как прилавки уже поставлены, развернуты парусиновые разноцветные навесы, и рынок готов к встрече с первыми покупателями. В это же время открываются и двери булочных, мясных и рыбных лавок. Все они сгруппированы на палаццо делла Раджоне. Думаю, если бы заглянули сейчас сюда Данте и Джотто, то не увидели бы больших перемен.
В просторном зале здания, что находится рядом с рынком, я обнаружил отличную деревянную лошадь — похоже, она сохранилась со времен Ренессанса, и две скульптуры египетских богинь-кошек, подарок от сына Падуи, гиганта Джованни Бельцони. Я рано попал под его очарование и часто думал, почему его удивительные приключения среди гробниц и египетских пирамид в то время, когда никто еще не мог прочесть древних египетских иероглифов, ни разу не переиздали. Он был привлекательным добродушным гигантом, ростом шесть футов и шесть дюймов. В Лондоне на Варфоломеевской ярмарке он потешал публику. Было это во время правления Георга III. Бельцони представлял Геркулеса: надевал на себя шкуру пантеры и устраивал демонстрацию силы. Он и жену нашел себе под стать — крупную амазонку. Вместе с миссис Бельцони они отправились в Египет — продавать гидравлические насосы местным пашам. Падуанский Геркулес учился инженерному делу в Италии. Когда понадобилось поднять колоссальный гранитный бюст Рамзеса II, чтобы переправить его в Британский музей, пригласили Бельцони. Возможно, это обстоятельство и вызвало у него желание исследовать гробницы и храмы на берегах Нила. Это он впервые совершил раскопки в Абу-Симбел, ныне там поработали вандалы. Он первым из европейцев проник в пирамиду, в помещение, где находились мумии. Хотя Бельцони и не был ученым, он стал одним из величайших путешественников по Ближнему Востоку. Его «Повесть», изданная в большом формате с цветными изображениями усыпальниц, нарисованными и раскрашенными им самим, — самая увлекательная ранняя работа такого жанра, что вышла в Англии. В Падуе до сих пор вспоминают: когда знаменитый путешественник вернулся в Падую, он привез в дар родному городу две скульптуры богинь-кошек. Тогда в его честь была отлита золотая медаль. Пять лет спустя очаровательный гигант умер по дороге в Тимбукту.
Я отправился в ботанический сад. Там можно посидеть в тени деревьев, высаженных еще в XVI веке. В центре сада можно заметить круглый старый Аптекарский сад. Он был открыт в 1545 году, и Томас Кориэт впервые попробовал там фисташки и решил, что они «намного вкуснее абрикосов». Сад этот считается первым научным ботаническим садом Европы.
Я не стал бы преувеличивать, утверждая, что Англия оказала большое влияние на Падую, хотя, проходя по улицам, вы часто вспоминаете то или иное английское имя. Несостоявшийся король Англии во время политического изгнания умер здесь от лихорадки. Это был Эдуард Кортни, граф Девоншир, которого многие хотели видеть на троне с Елизаветой Тюдор. Если бы он не умер за два года до того, как она стала королевой, кто знает, как бы пошло историческое развитие? Могилу его в Падуе Кориэт видел, а я так ее и не нашел.
Умер в Падуе и коллекционер Томас Говард, граф Арундельский. Его, как и многих других, повлекло за границу, он осел в Падуе, здесь же в бедности и скончался. Ивлин видел его на смертном одре. «Я ушел от него, когда он лежал, — писал он, — оставил его в кровати, заливавшегося слезами. Этот человек вспоминал обо всех ударах, которые свалились на его семью. Особенно огорчало его непослушание внука Филиппа, ставшего доминиканским монахом, и несчастье его страны, втянувшейся в гражданскую войну».