От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии
Шрифт:
Моя неудача найти Сибарис отравляла мне настроение, хотя я и знал, что квалифицированные археологи тщетно искали его с 1879 года. Куратор музея в Реджио-ди-Калабрия сказал мне, что в надежде отыскать Сибарис истрачено огромное количество времени, профессионализма и денег, и в данный момент этим занимается объединенная итальяно-американская группа, на помощь которой пришли все виды электрических детекторов последнего поколения. Недавно опубликована книга на английском и итальянском языках «Поиски Сибариса, 1960–1965 гг.». Ее опубликовали фонд Леричи в Риме и музей университета Филадельфии, США.
Два больших тома, из которых один содержит карты, представляют внушительный отчет о неудачных поисках. Такое стремление заслуживает награды. Год за
Если верить древним историкам в том, что Сибарис погиб в 510 году до новой эры, то жители Кротона, одержав победу над сибаритами, изменили течение реки Кратис, так что она затопила и уничтожила город. Проблема нахождения Сибариса, казалось бы, не представляет трудности, тем не менее исследователи никак не могут ее решить. Территория невелика, и, если античным авторам можно верить, греческий город, крепостные стены которого составляли более восьми миль, должен находиться — самое большее — на глубине восемнадцати футов под нынешней долиной и на расстоянии пяти миль от моря.
Почему Сибарис не дает всем покоя, трудно сказать. Возможно, слова «сибарит» и «сибаритский» вызывают в людях определенный интерес, хотя стоит прочитать все античные ссылки, и сибаритство окажется ничем не примечательным. Ну что, собственно говоря, там такое? Пиры, затенение улиц, замечательные повара, экипажи, в которых горожане ездили в свои имения, мальтийские декоративные собачки, которых женщины носили на руках, домашние обезьянки, пурпурные плащи, перевязанные золотыми лентами, надушенные волосы, перенос дымного и шумного производства в отдаленные кварталы — все это отражает стандарты жизни, которые можно найти в любом богатом районе того времени. Почему античные авторы избрали Сибарис в качестве символа невероятной роскоши, понять трудно. Может, он был чем-то вроде греческого Абердина, являлся мишенью для насмешек юмористов? Некоторые рассказы о Сибарисе, например о человеке, испытавшем восторг при виде рабочих, занятых тяжелым трудом, так же глупы, как и истории о жителях Абердина, поглощенных заботой об экономии.
Довольно странно, что большое событие в истории Сибариса, о котором я упомянул в этой книге, не имеет отношения к изнеженности его жителей и к их любви к комфорту. Напротив, поразительна энергия, с которой они основали торговый порт Пестум на берегу Тирренского моря. Такую работу не смогли бы осуществить расслабленные люди.
Я сочувствую профессору Фройлиху Рэйни, директору музея при университете в Филадельфии, который во вступлении к книге, которую я упомянул, пишет: «Много Раз за годы, посвященные поискам конкретного доказательства существования Сибариса, я чувствовал, что знаменитый город — всего лишь миф. Руины современных греческих городов, стоявших некогда вдоль побережья Ионического моря, такие как Локры и Метапонт, найдены на поверхности либо раскопаны на глубине, не превышающей и метра. Почему же Сибарис, самый большой и знаменитый город, все еще не обнаружен?»
На этот вопрос, конечно же, следует ответить, что его там, возможно, и нет. Роберт Рейке выдвинул оригинальную теорию: он считает, что землетрясения и нагонная волна, возможно, поглотили Сибарис, и этот потоп «стал легендой, согласно которой произошло умышленное разрушение города жителями Кротона».
Книга изобилует техническими терминами и не предназначена для широкого читателя. В ней делается упор на планы, диаграммы и применение электроники, первоначально разработанной для спутников. Но, несмотря на трудности в поисках города, я решил вернуться в долину и по возможности посмотреть, как там работают американцы.
От Кротона надо было проехать около восьмидесяти миль. Дорога отличная, но еще более пустынная, чем та, что идет на юг. Железное полотно, как и всегда, составляет ей компанию со стороны моря. Иногда шоссе и железная дорога делают поворот к материковой части, но потом снова сворачивают к морю и долгие мили бегут мимо пустых бухт и пляжей. Каждые несколько миль я проезжал по балочным мостам, перекинутым через реки. Города и деревни встречались крайне редко. Признаков жизни нигде не видно, за исключением маленьких железнодорожных станций, чей штат, даже тридцать лет назад, считал свою работу ссылкой. Не верится, что малярия здесь побеждена, хотя москитных сеток на окнах я не видел. Уничтожение москитов, на мой взгляд, возможно — главное чудо на юге Италии.
Пейзаж, который долгие годы осаждала малярия, кажется больным. Наверное, не скоро в этой части Калабрии поселятся фермеры. Я вспомнил еще об одном, некогда малярийном побережье. Это в Турции, к югу от Измира. Я не забыл, как квакали лягушки в болотах возле Эфеса и как старались люди, знавшие эти места, прийти домой до темноты.
Я снова увидел на холме Россано и поднялся в горы к Корильяно, где во время моего первого посещения фермер дал мне кусок манны. Затем спустился в долину Сибариса. Под выцветшим небом пульсировала жара. Урожай был давно уже собран, и долина покрылась желтым жнивьем. В Реджио мне посоветовали пойти на железнодорожную станцию и спросить americanos; но станция оказалась закрыта, а вокруг не было ни души. Наконец я подошел к каким-то бунгало из красного кирпича. На крыльце одного из них за столом сидела женщина. Она была поглощена своей работой и не услышала, как я отворил калитку и пошел по дорожке. Возле нее стояло несколько деревянных ящиков, наполненных черепками. Черепки она складывала один подле другого, словно фрагменты паззла. Женщина оказалась археологом из Голландии. Она работала вместе с командой из Пенсильванского университета, а их работа только что закончилась. Американцы уехали несколько дней назад, и — увы! — никто не смог показать мне, как работает прибор по измерению проводимости!
В бунгало имелась небольшая коллекция предметов, найденных в долине, в большинстве своем черепки — некоторые греческие, другие — более поздней эпохи. Они мало что значили, впрочем, эксперт, возможно, ими бы и заинтересовался. Будучи в настроении, которое романистка Роза Маколей назвала бы «упадочническим», я подумал об иронии времени: о том, что дорога к городу, чье имя является синонимом роскоши, должно быть, вымощена черепками кухонной посуды.
Археолог спросила, заметил ли я, когда был в музее Реджио-ди-Калабрии, бронзовую доску, найденную в 1965 году по соседству с Сибарисом, с надписью, сделанной на архаичном греческом языке. Ее надо было читать справа налево. Я и в самом деле обратил на нее внимание и сделал по этому поводу несколько записей в свой блокнот. Это был небольшой тонкий лист бронзы, с отверстиями в четырех углах. В этих местах гвозди крепили доску к стене. Запись рассказывает о подвигах атлета, названного звонким спартанским именем — Клеомброт. Доска была посвящена Афине в знак исполнения клятвы. Очевидно, он обещал богине это экс-вото, если она гарантирует ему победу в играх. К сожалению, Клеомброт не сообщил названия своего города.
— Почему вы спрашиваете, видел ли я эту доску? — поинтересовался я.
— Гм… дело в том, что это я ее нашла, — скромно ответила женщина. Единственный голос из долины, раздавшийся из Сибариса, расслышала эта очаровательная голландка, теперь так прилежно собирающая кухонные черепки. Мы поговорили о жизни и гибели Сибариса, она — с профессиональным энтузиазмом, я — с глубокой меланхолией. Был, однако, человек, предвидевший судьбу Сибариса. Его звали Амирид. Дельфийский оракул изрек, что слава и богатство города продлятся до тех пор, пока жители не будут уважать смертного больше, чем богов. Однажды хозяин побежал за рабом в храм Геры, где, впав в сильный гнев, избил его. Раб выбежал из храма и спрятался в могиле отца своего хозяина. Туда хозяин идти отказался: он слишком уважал память отца.