От Сталинграда до Днепра
Шрифт:
Потерял все-таки… Значит, я буду убит.
И вот поди ж ты разберись в себе, человек! Сижу в блиндаже, понимаю, что теперь вроде бы уж и погибнуть не так страшно, как в самом начале, еще до первого убитого мною гитлеровца, — уж теперь-то сколько я их отправил за себя на тот свет! А не хочется умирать. Теперь уже потому не хочется, что живой остался под Сталинградом и, наверное, скоро войне конец…
Пытаюсь убедить себя, что все это чушь. Ведь талисман, если здраво-то рассудить, — символ, который я сам себе выдумал. Ну при чем здесь, спрашивается, эта маленькая штучка и моя… жизнь или смерть?.. И зачем только я связал себя этим символом! Вот не было печали-то!..
Какая-то неведомая сила мне велит: «Иди ищи!» И дождь внезапно остановился. Я вышел из
Всюду истоптанная мокрая глина. Всюду глубокие следы ботинок, наполненные водой… Отец хотел, чтобы я после семилетки пошел в горный техникум на мастера. А мне страсть как хотелось поступить в художественное училище! Рисовать люблю — умираю! Получилось же — ни туда и ни сюда. Заработков отца нам не хватало, а тут еще переезд с Алтая на новое место — в Среднюю Азию… Пришлось надеть шахтерскую робу и пойти на шахту, сперва откатчиком, а потом забойщиком… Эх, остаться бы живым! Всю бы жизнь на шахте работал! А рисовать… Что ж, рисовать бы и так рисовал…
Смотрю на чей-то огромный след… Не иначе ботинок Конского Ивана… Или Сереги Лопунова. У них лапы сорок последнего размера. И вдруг замечаю: на каблучном следе — тоненькая, со спичку вроде, палочка… Я нагнулся, ковырнул ногтем и поднимаю эту палочку-желобок. Ближе осветил фонариком, понюхал изнутри желобка — пахнет никотином. Руки затряслись! Осторожно, еще боясь впустить в себя огромную бешеную радость, исследую заполненный водой след и достаю вмятые под водой в глину еще три палочки желобком!.. Да, это был раздавленный, расколовшийся на четыре части мой мундштучок… Талисман мой!
В блиндаже достал я из вещмешка нитки, сложил вместе четыре части мундштука и крепко смотал их ниткой. Потом спрятал свой талисман в брюки на прежнее место и зашил карман наглухо. Мне после такого переживания огромного горя теперь захотелось уснуть. И вижу я опять себя убитым с раскинутыми ногами и руками…
Все в блиндаже спали, никто ничего не видел.
«Наверное, меня тяжело ранит», — подумал я.
Танки
Наша 66-я гвардейская стрелковая дивизия в составе 32-го гвардейского стрелкового корпуса 5-й гвардейской армии Степного фронта стояла перед началом Курской битвы во втором эшелоне боевого порядка наших войск, то есть на семьдесят километров севернее Прохоровки. Но поскольку немцы сумели взломать нашу оборону и передовые наши части отступили, к рассвету 12 июля 1943 года мы с марша вступили в бой.
Нигде до этого и после этого сражения я не видел такого скопления артиллерии. Командиры артдивизионов разных калибров не сразу могли найти себе огневую позицию так, чтобы при стрельбе не помешать соседям и чтоб самому стрелять было удобно. Артиллеристам на поле боя было тесно!
Грохот орудий с утра и до вечера не затихал ни на минуту. От густой копоти и мы, пехота, были похожи на кочегаров, непрерывно кидающих в топку уголь, в бешеном темпе, в дыму горящих танков, взрывов снарядов, стрельбы всех видов оружия… Блестят белки глаз и зубы… Каждый, обливаясь потом, в своем окопе и на своем метровом участке методично делал свою работу, как в гигантском цехе, уже забыв о страхе, отдавшись на волю случая: убьет или не убьет. В такой рубке все равно не убережешься, и руки делали нужное почти автоматически…
Откатываясь назад, фашисты тут же с новой силой атакуют наши позиции, но безуспешно. Сколько раз за день? Уперлись одни против других. Кто кого одолеет? Уперлись мощь о мощь, сила о силу…
О напряженности боев можно судить по тому, например, что над передним краем проливался дождь из искусственно образовывавшихся туч. Свинцовые тучи на небе показывали изогнутую линию фронта. А в это же время в тылу ни у немцев, ни у нас ни облачка. Нигде потом я не наблюдал подобного явления в природе.
Все это пышет жаром, и раскаленный воздух с утра до ночи поднимается кверху… Как тут не образоваться искусственным грозовым облакам?!
В небе тоже целыми днями идут воздушные бои. Осколки и пули осыпаются градом, но это
Очень часто приходилось видеть, как летчики, спускаясь на парашютах, продолжали между собою бой, стреляя из пистолетов. Помочь бы надо, но как?! Хоть бы на парашютах на наших звезды были или весь парашют был одного цвета…
На войне я редко рисовал, в боевых условиях не порисуешь, но запоминал… А под Прохоровкой ухитрился все же нарисовать «боевой листок» — целую стенгазету: как наша неповоротливая артиллерия перемалывает фашистские танки, не давая им проскочить. В одном из сражений 12 июля один только взвод Леонида Ночовного уничтожил пять танков типа «Тигр», а мы, легкая на подъем пехота, опять немножко увлеклись «маневрированием». Не следует заблуждаться в том, что артиллеристы стреляют только из-за укрытий и далеко сзади пехоты. Нет. В большинстве случаев до калибра 152 миллиметра пушки использовались рядом с пехотой, хотя мы, пехотинцы, часто вынуждены были чуть-чуть «маневрировать» и оставляли своих артиллеристов один на один с гитлеровцами…
Увидев мою стенгазету, один наш солдат засмеялся стонущим смехом и долго не мог успокоиться: «Он еще может рисовать!» Бормотал и смеялся, как тяжелобольной… Ему было непонятно, как человек может заниматься рисованием тут — среди сплошной смерти, среди трупов, среди искореженных танков и орудий.
Но как ни «маневрируй», а ряды наши редеют. Каждую ночь мы получаем подкрепление — новые маршевые роты свежих сил… А с утра опять: «Кто кого?!»
Для большей эффективности поражения немецких танков наши солдаты делали связки из двух гранат с добавкой к ним «для похмелья» одной бутылки с «шампанским». Но такие связки необходимо обязательно забрасывать на расстояние от себя не менее чем полсотни метров, так как от слишком мощного взрыва можешь погибнуть и сам! В нашей роте могли забрасывать такие связки немногие. Это Лапунов Сергей, Худайбергенов Фуат, Шамрай Василий, Ершов Матвей, Янсон Алексей и другие силачи. А такие «жиденькие» солдаты, как, например, Костя Мартынов по прозвищу «Мартышка» и Школьников Петька делали для них связки, употребляя трофейный телефонный крепкий провод. Но наш Костя очень хотел сам лично уничтожить «тигра». Для этого он уже много раз напрасно копает впереди нейтралки в тридцати-сорока метрах запасной окоп, откуда он собирался бросить под гусеницу свою тяжелую связку. Однажды фрицы решили нас столкнуть с так называемой «господствующей» высоты, которую мы «на глазок» не могли определить, так ли это на самом деле. На нашу роту выдвинулись немецкие танки и поперли с сотнею своих автоматчиков.
Один крайний танк быстро идет по направлению к одному из Костиных окопов. Костя, схватив свою тройную связку, низко наклонившись, моментально перебежал в свой окоп. На нашем левом фланге уже наши ребята подорвали первый «тигр». Пулеметчик Шамрай Василий своим «максимом» отсек от танков автоматчиков и прижал их длинными очередями к земле. А тем временем к Косте почти вплотную подошел «тигр» и остановился, готовясь выстрелом из своего орудия уничтожить нашу пулеметную точку. Шамрай, заметив это, нырнул в свою «ячейку». Одновременно мы увидели, как Костя выскочил из своего окопа, держа связку обеими руками, и, размахнувшись низом, забросил ее под гусеницу «тигра». Вроде бы Костя успел до взрыва спрыгнуть обратно в свой окоп. Грохнул сильный и оглушительный взрыв. «Тигр» разулся и дернулся, чтобы продолжить свое движение вперед. Но, работая одной гусеницей, развернулся и свалился на бок, после чего загорелся от «шампанского», добавленного подоспевшими ребятами…. В результате контратака гитлеровцев нами была отбита. Немцы потеряли два своих «тигра» и с полсотни солдат. Нашими потерями были десять убитых, в том числе и Костя, и двенадцать раненых. У Кости из ушей течет кровь, а его глаза вылезли из орбит… Костя, 1925 года рождения, родом из Челябинской области Миасского района, был награжден орденом Красной Звезды (посмертно)…