От Византии до Орды. История Руси и русского Слова
Шрифт:
«Шараф-наме» — повествование о деяниях и подвигах идеального правителя и полководца, которому Низами дал имя величайшего из великих Искендера (то есть Александра Македонского), что имело не столько «историческое», сколько символическое значение. И ни много ни мало шестая часть «Шараф-наме» (более 2000 строк) посвящена изображению битв Искендера с русскими [144] , которые во главе с Кинтал-Русом [145] вторглись в Закавказье. Речь идет о действительно имевших место нескольких походах Руси в города восточной части Закавказья, совершившихся в первой половине X века (один из них, по-видимому, относится даже еще к IX веку) [146] . Подробность, конкретность повествования Низами о войне с русами убеждают в том, что он, создавая свою поэму через четверть тысячелетия после этих походов Руси, опирался
144
См.: Низами. Искендер-наме. — М., 1953, с. 353–423.
145
Н. Я. Половой считает, что речь шла об известном воеводе князя Игоря, а затем Святослава, Свенельде (он сопоставляет разные формы написания его имени: Свенгельд, Свангельд, Сфанкел, Свангелд с данным у Низами Кинтал, Квинтал) — см. его работу «О русско-хазарских отношениях в 40-х годах Х века». — «Записки Одесского археологического общества», т. 1 (34), 1969, с. 353; но исследователь творчества Низами Рустам Алиев утверждает, что «в оригинале было слово „Киниаз-е рус“, что означает „русский князь“», (см. Низами. Стихотворения и поэмы. Л., 1981, с. 763).
146
См., например: Минорский В. Ф. История Ширвана и Дербенда X–XI веков — М., 1963, с. 150.
Итак, героико-эпическая реальность Руси IX–X веков нашла самое весомое воплощение в эпосах соседних и даже более отдаленных народов и племен. Кстати сказать, время создания этих эпосов либо, по крайней мере, время запечатленных в них событий так или иначе совпадает с намеченной выше датировкой самого русского эпоса (IX–X вв.).
Выше приводились произнесенные в 1037 году слова митрополита Илариона о Русской земле, которая, мол,
ведома и слышима всеми четырьмя концами земли.Но надо сказать, что ко второй трети XI века это утверждение было уже как бы подведением итогов тех судеб Руси, которые свершились в IX — начале XI века; Русь послеярославовых времен в значительной мере замкнулась на своих «внутренних» делах. А это значит, в частности, что период после XI века не был благоприятным для творения эпоса в истинном смысле этого слова, который (вспомним слова Веселовского) есть явление принципиально «международное».
Очерченные выше проявления русской эпической «темы» на громадном пространстве от Норвегии до Византии и от германских земель до границы Ирана (если обозначить на карте «круг» распространения этой «темы», его диаметр будет равен 3000 км) достаточно ясно говорят об энергии и активности исторического бытия Руси в героическую эпоху ее юности.
Далее, судьба Руси в это время неотделима от трех чрезвычайно мощных (каждая — по-своему) исторических сил тогдашнего мира — Византийской империи, Хазарского каганата и динамической, движущейся через земли и страны силы викингов, норманнов, а в древнерусском словоупотреблении — варягов (сравнительная малочисленность и раздробленность этого скандинавского феномена как бы компенсировалась его ни с чем не сравнимым в то время динамизмом, который позволил викингам оказывать существенное воздействие на жизнь почти всей Европы и в определенной степени даже за ее пределами).
В последние десятилетия представления о значении, а нередко и самом фактическом участии этих трех сил в истории Руси IX — начала XI веков были во многом расширены, углублены или даже подверглись существенному пересмотру (в крайнем случае, такой пересмотр начался, открывая новые перспективы). Между тем в изучении литературы и культуры в целом это более объективное и глубокое историческое видение пока еще не нашло должного выражения. Поэтому необходимо обратиться к самой реальности истории, породившей те или иные тенденции и явления в искусстве слова и культуры в целом.
Глава 4. Современные представления об исторической реальности «героических» веков Руси
Начать уместно с норманнов, с варягов, поскольку они прямо и непосредственно внедрились в историю Руси (как, впрочем, и целого ряда других государств). Общеизвестен текст из «Повести временных лет» о «призвании» варяга Рюрика в 862 году. Но виднейшие исследователи русского летописания А. А. Шахматов, а за ним М. Н. Тихомиров и другие [147] доказывали, что наиболее древняя (восходящая к 60–70-м годам XI века), не заслоненная позднейшими «переосмыслениями» редакция этого текста представлена в так называемом Архангелогородском летописце. Эта, в сущности, поморская летопись побуждает к сопоставлению ее с древней былинной традицией: есть основания полагать, что ее первоисточник был занесен на север, как и былины, начальными переселенцами из Киева через Ладогу в Поморье, где летописец сохранил древнейшие подробности.
147
См.: Шахматов А. А. О начальном Киевском своде. СПб., 1897, с. 52–56; Тихомиров М. Н. Начало русской историографии. — в его кн.: русское летописание. М., 1979, с. 49–51; а также: Васильев Ю. С. Летописное наследие Поморья. — вспомогательные исторические дисциплины, вып. XI. Л., 1979, с. 19–22.
В этом летописце, в частности, княжение Кия в Южной Руси отнесено ко времени правления византийской императрицы Ирины, то есть к рубежу VIII–IX веков, а о племенах Северной Руси сказано — «Во времена же Кия (разрядка моя. — В. К.)… словени свою власть имуще, а кривичи свою, а меряне свою, и кождо своим родом живяще, а чюдь… свою власть имуще и дань даяху за море варягом, от человека по беле векшице на год; а иже (которые. — В. К.) у них живяху варяги, то те насилия деяху им, словеном, и кривичом, и меряном, и чюди.
И восташа словене, и кривичи, и меря, и чюдь на варяг и изгнаша их за море, и начаша владети сами в себе, и городы ставити. И восташа сами на ся, и бысть меж ими рать велика и усобица, и восташа город на город, и несть меж ими правды (справедливости. — В. К.). И начаша меж собою пословати (вести переговоры. — В. К.) и снидошася вкупе реша (сказали. — В. К.) в себе: „Поищем себе князя, иже бы нами владел и судил по правде“…
Приидоша за море к варягом словени, и кривичи, меря, чюдь и реша варягом: „Земля наша добра, и велика, и обилна, а нарядника (начальника, руководителя. — В. К.) в ней нет, пойдите к нам княжити и владети нами“» [148] .
148
Полное собрание русских летописей, т. 37. — М., 1982, с. 56.
Первое, на что важно обратить внимание, — многозначительное противоречие: до XVIII века это сообщение о призвании варягов воспринималось, как правило, в безусловно положительном плане, а затем вокруг него начались резкие споры. Многие историки и публицисты, обладающие заостренно патриотическим сознанием, усматривают в этом предании заведомо или даже крайне унизительный для Руси смысл и стремятся всячески опровергать летописные тексты, — в том числе и самый факт существования норманнской династии.
Все это является, несомненно, очень прискорбной чертой исторического самосознания, ибо представляет собой одно из ярких выражений своего рода комплекса национальной неполноценности, присущего, увы, достаточно большому количеству русских людей (в предисловии к этой книге отчасти уже шла речь об этом свойстве).
Ведь, скажем, в Англии, где с 1066 года также правила именно норманнская династия, восходящая, кстати сказать, к прямому современнику Рюрика викингу Регнвальду и его сыну Рольфу-Роллону (к тому же норманны здесь вовсе не были добровольно «призваны», а завоевали, поработили коренное население страны) [149] этот факт не вызывает подобного чувства унижения и, естественно, не оспаривается, — хотя некоторые патриотически настроенные историки настоятельно стремились доказать, что завоеватели-норманны почти сразу «растворились» в английской среде [150] . В русской же историографии «норманнский вопрос» вызвал продолжающуюся более двух веков ожесточенную полемику.
149
Любопытно, что Гита, дочь свергнутого и убитого норманнами в 1066 году короля Англии Гарольда II, нашла прибежище в далекой Руси. В 1068 году Гита вместе с семьей эмигрировала в Данию, ко двору тамошнего короля Свена (его мать была из английского королевского рода), который тогда же или вскоре обвенчался с дочерью Ярослава Мудрого Елизаветой (ранее она была супругой норвежского короля Гаральда III, погибшего как раз в 1066 году). Елизавета, очевидно, и сосватала Гиту и своего племянника Владимира Мономаха, обвенчавшегося с этой английской принцессой (в 1074 или 1075 году).
150
См. об этом, например, статью М. А. Барга «Нормандское завоевание Англии» в «Советской исторической энциклопедии», т. 10. — М., 1967, с. 343–344.