От войны до войны
Шрифт:
– Эрэа Мирабелла, – кузена трясло, но он не сдавался, – Дик связан присягой оруженосца…
– Он дал ее по доброй воле, – глаза матушки сверкнули, – по доброй воле! Его никто не принуждал. Ради того, чтоб остаться в столице и вести праздную, беспорядочную жизнь, он предал память отца, предал дело всей его жизни и принял покровительство негодяя и предателя.
– Герцог Алва верен Талигу и своему королю, – Дик сам испугался вылетевших у него изо рта слов, но остановиться не мог. – Святой Алан, кто виноват, что Люди Чести струсили перед Дораком, а Ворон – нет?! Кто виноват, что Люди Чести
– Замолчи! – Она никогда еще так не кричала, а глаза… Эти красные точки вокруг них… Наверное, там что-то порвалось.
– Эрэа, – Наль попытался втиснуться между матерью и сыном, – эрэа, вам вредно волноваться. Дик всегда был и будет послушным сыном. Если вы прикажете, он останется в Надоре, он…
– Ах, вот как? – герцогиня придвинулась к сыну. Пожалуй, ни одна женщина не подходила к Дику ближе. Кроме Марианны. – Что ж, хорошо. Вот мы и проверим, чего стоит сыновняя покорность. Ричард, я готова вас простить, но вы не вернетесь к Ворону. Слышите? Вы останетесь здесь.
– Вы, матушка, сами отослали меня в Лаик и больше не можете мне приказывать! – Вот и все. У него нет отца, сейчас не будет и матери. – У меня есть эр, у меня есть король, моя верность и моя Честь принадлежат им. Повелители Скал держат слово. Я присягнул Рокэ Алве и Фердинанду Оллару, и я буду служить им.
– Эрэа, – Наль не оставлял попыток предотвратить неотвратимое, – Ричард уже теперь кавалер Талигойской Розы. Он станет генералом, отстроит Надор…
– В таком случае, – надменно произнесла вдовствующая герцогиня, – мне остается покинуть замок и поселиться в лесной хижине. Я буду нищенствовать, но я не стану жить с сыном, берущим проклятые деньги.
– Эрэа…
– Не надо, Наль, – Ричард сжал плечо кузена, – я за себя как-нибудь сам отвечу. Святой Алан, мне плевать, кто по закону хозяин Надора! Пока я жив, матушка, этот замок – ваш, и вы можете делать в нем все, что хотите. С замком, но не со мной. Я – взрослый человек, у меня своя голова и своя дорога. Я не собираюсь ради старой вражды скормить Талиг гайифцам и гаунау.
– Еще одно слово, – лицо герцогини стало снежно-белым, – и я прокляну вас.
– А еще одна война, и вас с вашей ненавистью проклянет весь Талиг, – выкрикнул Дик.
Испуганный Наль бросился между ним и матерью, что-то бубня и нелепо размахивая руками, но Дик не вслушивался. Очень спокойным голосом он приказал седлать Сону. Наль все еще что-то плел. Матушка молчала, по щекам Айрис текли слезы. Ричард подошел к сестре и взял ее за руку:
– Не бойся, девочка. Через год я заберу тебя отсюда, и ты выйдешь замуж за того, за кого хочешь. Клянусь тебе. Матушка, я – герцог Окделл и Повелитель Скал, и я должен носить родовой знак. Я заберу его.
Ричард поклонился матери и вышел вон. Нужно было собраться, хотя у него так мало своих вещей.
– Дикон!
– Что тебе? – Дик был не слишком любезен, но кузена это не остановило. Толстяк задыхался, но был исполнен решимости.
– Я тебя одного не отпущу! Мы едем вместе!
Глава 10
Агарис
«La Dame des B^atons» & «Le Un des B^atons»
Робер
Чем же занять сегодняшний день? Пофехтовать с Альдо? Надо, а не хочется.
Бои с сюзереном доставляли Иноходцу сплошные расстройства. Альдо Ракан дрался отчаянно, обрушивая на противника град сильнейших ударов – принц вообще был очень сильным, но отразить его атаки было проще простого, сам же Альдо то и дело раскрывался. Робера и самого частенько заносило, но в сравнении с сюзереном Иноходец являл собой чудеса хладнокровия. Будь все всерьез, последний из Раканов был бы сто раз мертв, и это Эпинэ очень тревожило. Яд ядом, но догадайся Дорак подослать к Альдо бретера…
Сам Альдо на упреки отвечал, что в настоящем бою прикончит противника первым, ну в крайнем случае вторым ударом, и беспокоиться нечего. Поколебать уверенность принца в своих фехтовальных талантах Роберу не удавалось, тем более его теперешнего сюзерен и впрямь прикончил бы – лихорадка высосала из Эпинэ все силы, а возвращались они до безобразия медленно. От ран он и то оправился быстрее, а тут прошло пять месяцев, а у него то ноги дрожат, то холодный пот прошибает. Хорошо, хоть кошмары не снятся.
Мысль о том, что дело не в лихорадке, а в Агарисе, из которого нужно бежать, бежать и бежать, талигоец старался отогнать подальше. Равно как и ощущение, что с ним случилось что-то куда более мерзкое, чем кагетская зараза.
Откуда у него чувство, что он сотворил что-то постыдное? Он просто не мог успеть ничего натворить. Иноходец знал, что провалялся без сознания несколько дней. Последнее, что он помнил, были качающиеся пьяные звезды в окне и какой-то цокот, потом – провал и, наконец, золотые глаза Мэллит… Не в кровати же он безобразничал! Видать, в бреду ему привиделось что-то гадостное, что именно, он забыл, а осадок остался… Чудо, что он вообще добрался до Агариса, а не свалился в придорожной таверне. Без гоганской магии и крови Альдо он бы уже лежал на кладбище, а вместе с ним и его никому не нужная любовь, и одолевавшие его сомнения. Такой простенький выход! Но смерть – дама капризная, наследник рода Эпинэ ей явно не нравится, вот она и гоняет его, как может. Даже в сговор с Вороном вступила. Рокэ наверняка ее родич, иначе откуда у него такие глаза?
«Синий взгляд смерти»… Любопытно, откуда это пошло?
Об Алве думать не хотелось, вернее, не о самом Алве, а о том, что случилось в Сагранне. Не хотелось, но думалось. Может, от болезни, может, от безделья, Иноходец все время мыслями возвращался то в Кагету, то в Талиг. В кагетском зеркале даже восстание Эгмонта казалось каким-то кривым, если только он всю жизнь не смотрел в кривое зеркало и только сейчас начал соображать…
Матильда и Альдо – настоящие друзья, собственно говоря, у него, кроме них, и нет никого, но нынешние Раканы ни разу не были в Талиге. Альдо на троне Олларии?! Это нестрашно лишь потому, что невозможно. Сюзерен – замечательный друг, настоящий рыцарь и последний дурак, к тому же слепой, как сова средь бела дня. Что значит корона, тем более призрачная, в сравнении с любовью лучшей девушки этого мира…