От ЖЖизни к жизни
Шрифт:
А ещё раздражала соседка. Не сердила или не нравилась, а именно раздражала. В соседнем кресле оказалась молоденькая девица. Маленького роста, румяная, веснушчатая, с короткими рыжими волосами и весёлыми блестящими глазами, которые буквально сверкали из-за больших очков в модной чёрной пластмассовой оправе. Одета девица была во что-то мягкое и бесформенное. У неё с собой было множество предметов, предназначенных для удобства в полёте. Как только оказалась на своём месте, она тут же разулась и натянула на ноги толстые яркие носки крупной вязки, поджала под себя ноги и угнездилась в кресле. Из рюкзачка она достала, моментально надула и надела на шею специальную подушку, воткнула в уши наушники, пристегнулась ремнём
Из её наушников, хоть и тихо, доносился ритм. Только ритм. Яблоко она откусывала редко, но очень громко и даже звонко. Яблоко было большое, а книга толстая. Соседка периодически посмеивалась прочитанному, но чаще тихонько похрюкивала, сдерживая смех, видимо, было смешно, но не очень. А иногда смеялась в голос. По ней было видно, что ей просто здорово и ей всё нравится. Как раз это Андрея и раздражало. Ему было плохо.
Свою еду соседка, отложив книгу и вынув наушники, съела с аппетитом. Пока она ела, Андрею удалось с ней поговорить. Представилась она Аней. Аня была родом откуда-то из северного городка, название которого Андрей тут же забыл. Училась в питерском университете на филологическом. Андрей попытался сказать, что он тоже филолог, та сначала обрадовалась, а потом, услышав про факультет журналистики, пренебрежительно хмыкнула. Аня училась на третьем курсе, специализировалась на зарубежной литературе. Она быстро рассказала, что её интересуют японские средневековые тексты, что она хочет в дальнейшем заняться литературным переводом с японского, но для этого надо менять учебное заведение, к чему она пока не готова. В Хабаровск она летала на студенческую конференцию, где ей понравилось, потому что было много живых японцев.
Закончив трапезу, она достала влажные салфетки, вытерла руки, лицо и шею, вставила в уши наушники, уткнулась в книгу и сразу захихикала. Андрей не успел спросить, что же это она такое весёлое читает, а ему было любопытно. Он вдруг понял, что очень давно не читал толстых книг. Никаких книг, кроме учебников, справочников, методик и сборников специальных статей. Он попытался вспомнить, когда в последний раз с увлечением читал беллетристику и что это была за книга. И не вспомнил. Он даже не смог вспомнить, каково это, читать литературу. Хотя когда-то много читал.
Он не заметил, как уснул. Сон получился болезненный, воспалённый и короткий. Ему приснился какой-то аэропорт и что он никак не может найти паспорт, не помнит, где мог его оставить, а телефон разряжен, и позвонить невозможно. Во сне он закашлялся и проснулся.
Основной свет в салоне самолёта был выключен, гул превратился в особую, ровно звучащую тишину, кто-то сзади басовито похрапывал, соседка уютно и совершенно бесшумно спала, надев на глаза наглазники на резинке.
Андрей сразу понял, что уже не уснёт. Озноб не прошёл, ломота в суставах никуда не делась, во рту было ужасно сухо, а губы, казалось, зашелестят, если ими подвигать. Он включил над собой лампочку, посмотрел на часы и с отчаянием обнаружил, что спал всего ничего, а лететь ещё почти шесть часов. Он приподнялся, огляделся, увидел, что во всём салоне горит всего несколько индивидуальных лампочек, и нажал кнопку вызова стюардессы. Пришла взрослая женщина с ввалившимися от усталости глазами, молча выслушала просьбу принести воды, и лучше сразу бутылку, чтобы не беспокоить её несколько раз.
Получив поллитровую бутылку воды, Андрей понял, что больше ему делать абсолютно нечего. Эта мысль повергла его в уныние и какую-то душную скуку. И тут взгляд его упал на толстую книгу, которую соседка вставила в карман впереди стоящего кресла. Андрей поколебался, но рассудив, что в этом
Он наугад раскрыл книгу, увидел плотный, не разбитый на абзацы и диалоги текст, полистал дальше и наткнулся на начало какого-то то ли рассказа, то ли повести, то ли новеллы. В верхней части страницы Андрей прочёл слово, которое тут же забыл, но успел подумать: «Интересно, это имя автора или название?» А текст под этим именем или названием начинался так: «Я, да будет вам известно, Фукакуса, смиренный житель столицы».
Эта первая фраза отозвалась в Андрее каким-то завораживающим эхом. Или, если проще сказать, она Андрею очень понравилась.
Теперь он не смог бы вспомнить, кто был этот Фукакуса. Текст для чтения был сложный, порядок слов в предложении – диковинный и витиеватый. Быстро, как привык, читать не получалось. Андрей понял, что прежде не читал такой литературы. Если она и была в университетской программе для журналистов, то факультативно, и он прошёл мимо. Андрей знал, что существует некая японская поэзия, короткие стихи хокку и танки. Он даже заучил несколько, чтобы при случае блеснуть эрудицией. Правда, не помнил, что именно выучил, хокку или танки. Зато помнил, что они отличаются размером, но какой у того и другого размер, сказать не мог.
Фукакуса куда-то шёл. Андрей читал, постоянно спотыкался о многочисленные, трудные даже для внутреннего безмолвного произношения названия японских провинций, дорог, деревень, городов, имена людей, рек, династий, горных вершин и перевалов. Всё имело свои названия, всё было важно давнему японскому автору. Андрей читал и читал, понимая, что читает слова, эти слова звучат в его голове, он слышит их, но в некий смысл они не складываются. И это ему тоже понравилось.
Понятно было только, что Фукакуса путник, но куда он шёл и зачем, Андрей уже не мог вспомнить, а точнее, когда читал, не очень-то и понимал. Правда, его удивляло то, что повествование создавало ощущение бесконечно долгого путешествия. При этом он прекрасно помнил, как выглядит на географической карте Япония и что по этим островам особо не попутешествуешь. Да и как можно всерьёз относиться к путешествию по Японии, когда летишь из Хабаровска в Москву? Медленно читая тягучий текст, держа в руках толстую книгу и ощущая её вес, Андрей даже подумал: «Эту книгу прочесть будет потруднее, чем обойти Японию пешком». Подумал он так и в первый раз в процессе чтения усмехнулся.
А Фукакуса всё шёл, встречался с другими путниками, беседовал с ними, расспрашивал о чём-то, кого-то или что-то искал. Он пересекал реки с незапоминающимися названиями по мостам, каждый из которых имел своё имя. Потом поднимался в горы. В горах лежал снег. Путники предупреждали его, что ему не стоит идти дальше, что впереди трудный перевал, а за перевалом начинаются владения Горной ведьмы, с которой лучше не встречаться. Название перевала было совсем короткое и звучное, но Андрей и его не запомнил.
На перевале было много снега, Фукакуса устал, и Андрей отвлёкся от книги. Устали и без того усталые и воспалённые глаза. Андрей отпил воды, покашлял болезненным кашлем, ещё попил и глянул в овал иллюминатора, но увидел там только нечёткое своё отражение. Тогда он выключил лампочку над собой, снова взглянул в чёрный овал, прильнул к нему и увидел звёзды, много звёзд. Неподвижное звёздное небо. То, что он летел с огромной скоростью, было только знанием. А то, что он видел, говорило об обратном. Ровный гул в ушах, звёзды перед глазами – неподвижность.