Отавало идет по экватору
Шрифт:
О том, какая между ними состоялась беседа, мне рассказывал ее участник Ромеро Паредес.
– Здравствуйте. Вот и мы, - сказали коммунисты оторопевшему от неожиданности "хозяину острова".
– Нас прислал сюда диктатор Паэс. Но вы этому вряд ли будете рады...
Потом очень вежливо, ведь мы были у него "в гостях", - вспоминал Ромеро Паредес, - мы разъяснили Хилю, что Исабела - часть национальной территории и посему является достоянием всех эквадорцев, что сам он - эксплуататор и что по этой причине дом его экспроприируется "для нужд общества". Чтобы не оставалось сомнений, на крыше дома мы укрепили шест с привязанным к нему красным платком. "Хозяину острова" не оставалось ничего иного, как подчиниться новым порядкам.
Весть о том, что произошло на Исабеле с появлением там ссыльных коммунистов, быстро долетела до материка. Буржуазная пресса Гуаякиля негодовала. ""Красный дом" на Галапагосах", "Коммунисты совершили на Галапагосах государственный переворот", "Коммунисты экспроприируют на Галапагосах частную собственность" - кричали газетные заголовки. Посылать на Исабелу карателей власти не стали. А вскоре диктатура Паэса пала.
Решающий толчок колонизации островов и появлению там постоянного населения дала вторая мировая война. Расположенные между азиатским театром военных действий и Панамским каналом, они имели стратегическое значение, и Соединенные Штаты оккупировали их вскоре после нападения Японии на Перл-Харбор. На Бальтре была построена взлетно-посадочная полоса. Туда и направился миграционный поток эквадорских переселенцев. Часть их занялась обслуживанием персонала американской базы, часть - земледелием и животноводством. На Санта-Крусе и Сан-Кристобале большие участки земли засеяли панголой - травой, устойчивой к засухе, - так появились культурные пастбища. Завезли коров голштинской породы. На этой основе быстро развилось животноводство.
Японцы вблизи архипелага не появлялись, и американские летчики и моряки принялись "воевать" с местной фауной: от скуки они охотились на игуан и на Бальтре и Санта-Крусе почти полностью их истребили.
После окончания второй мировой войны эквадорцы добились ухода американских оккупантов с Галапагосских островов. Аэродром остался и оказался весьма полезным для малочисленной колонии островитян и особенно для прибывавших на архипелаг ученых. Слухи о благоприятных для жизни условиях породили новый миграционный поток - на Галапагосы устремилась следующая волна переселенцев. Большая часть их осела на острове Санта-Крус. А в конце 60-х годов на архипелаг накатилась еще одна волна колонистов. На этот раз решающими факторами миграции были сильная засуха, поразившая страну, и ликвидация тюрьмы, существовавшей на острове Исабела.
Последнее обстоятельство имело немаловажное значение. И раньше случалось, что заключенные сбегали из тюрьмы и совершали новые преступления - грабили местных жителей, убивали фермеров. Но однажды группа уголовников совершила побег и захватила туристскую шхуну. Это вызвало громкий резонанс даже за пределами Эквадора, и тюрьму пришлось ликвидировать. Воцарившееся на островах спокойствие способствовало привлечению новых переселенцев с материка и оживлению туризма.
Конечно, не все колонисты выносили тяготы жизни на неприветливых островах, не все выдерживали испытания, которым постоянно подвергала их суровая природа. Очень многие эквадорцы, посчитав жизнь на Галапагосах адом, вернулись на материк. Остались и осели, пустив крепкие корни, те, кто не говорит, что Галапагосы - "рай земной", но и не считает их "сущим адом", кто на тривиальный вопрос, как дела, отвечает сдержанным "жить можно". Поэтому к началу 80-х годов на архипелаге сложилось более или менее стабильное население, которое распределялось по пяти обитаемым островам примерно следующим образом: на Сан-Кристобале проживало около 3 тысяч человек, на Санта-Крусе - 2500, на Исабеле - не более 600, на Флореане - 50-60 человек (семь-восемь семей); население Бальтры составлял персонал, обслуживавший аэропорт, - от силы 50-60 человек, в основном военные.
Уникальность фауны и флоры архипелага побудила эквадорское правительство в целях сохранения окружающей среды на островах объявить в 1959 году Национальным парком 88% территории архипелага. Дата была выбрана не случайно - отмечалось столетие выхода в свет труда Ч. Дарвина "Происхождение видов путем естественного отбора". Тогда же было решено создать на острове Санта-Крус Международный научно-исследовательский центр имени Дарвина.
Еще одно знаменательное в истории архипелага событие произошло в 1974 году - по новому административному делению он был возведен в ранг провинции и стал официально именоваться Галапагосской провинцией Эквадора.
Остров Бартоломе и его подводный мир
– Сеньор Листов! Вставайте! Завтрак на столе. Автобус отходит через полчаса, - негромко прозвучал за дверью голос Джимми.
Я быстро привел себя в порядок и вышел на террасу. Семья шведа Густавссона была уже в сборе. Мы познакомились накануне вечером, за ужином. Густавссоны проводили в Пуэрто-Айора свой отпуск, а для поездок на другие острова арендовали небольшую яхту. И сам глава семейства, и его жена, и дети - два белокурых подростка - были, как мне показалось, даже обрадованы, когда Джимми спросил их, не согласятся ли они взять меня с собой в две-три поездки. "Я думаю, капитан яхты возражать не будет", - с готовностью сказал Густавссон. Так была решена вторая волновавшая меня проблема - как организовать знакомство с архипелагом.
Небо над Пуэрто-Айора было чистым после прошедшего ночью дождя. И сам поселок, и два небольших отеля в дальнем углу бухты, и домики Дарвиновского центра на противоположном берегу еще спали. Затих и океан - начинался отлив. Когда на границе моря и неба появилась розовато-зеленоватая полоска зари, мы уже катили в автобусе, плавно шуршавшем шинами по влажному песку, в сторону Бальтры: яхта, на которой предстояло путешествовать, дожидалась нас на Канале.
Галапагосы. Остров Бартоломе
С высокой мачтой, белоснежными бортами и игриво вздернутым носом яхта, издали выглядевшая миниатюрной, оказывается солидным парусно-моторным ботом. К нашему приезду моторы уже прогреты, и, едва мы поднимаемся на борт, гремит якорная цепь и судно степенно направляется к выходу из Канала. Вскоре оба острова, Санта-Крус и Бальтра, остаются позади - мы в открытом море. Океан спокоен, и команда, состоящая всего из двух человек-капитана (он же машинист, механик, рулевой, а также официальный гид) и матроса (он же кок, моторист, стюард), ставит паруса. Рассекая форштевнем водную синь, яхта летит вперед.
Дует свежий бриз, и вскоре приходится доставать куртку-"непродувайку". Тоскливое однообразие океана быстро наскучивает, и я принимаюсь наблюдать за капитаном. Карлос Айяла - так он представился при знакомстве - был достоин кисти художника: выразительное, я бы даже сказал красивое, лицо, прямой нос и живые черные глаза, рослый, крепко и ладно скроенный, насквозь продубленный солеными ветрами, а загар такой, что трудно сказать, мулат он или белый. Одной рукой Карлос, словно играючи, держал фал большого паруса, а штурвал подворачивал... пяткой. Заметив, что я наблюдаю за ним, он широко улыбается, обнажая два ряда ровных жемчужных зубов. Я расцениваю это как приглашение к беседе и подсаживаюсь ближе.
Родом Карлос Айяла из Эсмеральдаса. Там, на берегу моря, он родился, там вырос и без моря не мыслит себе жизни. Чтобы помочь бедствовавшей семье, рано начал самостоятельно трудиться: сперва на берегу, а подрос - стал выходить в море со взрослыми рыбаками. Смышленый паренек быстро освоился, а потом и подружился с морем, стал с ним "на ты". Но заработки были низкие, и Карлос начал подумывать о том, чтобы перебраться в Гуаякиль, который рисовался ему городом всеобщего благоденствия. Тут-то в его судьбу вмешался и круто повернул ее случай-Карлос оказался в Пуэрто-Айора.