Отблеск Венеры
Шрифт:
Денис снисходительно относился к ее заблуждениям. Ничего страшного, думал он, Келли не виновата. Когда-то и он ошибался в отношении ее страны, а заблуждений было не меньше. Потребовался не один год томительной ассимиляции, чтобы от них избавиться.
– Я обещал ее поддержать и в конце концов я отвечаю за нее перед Блюмсом, – твердо сказал он.
– Понятно, не объясняй.
– Так чем же ты недовольна?
– Хотелось бы быть с тобой, – обиженно произнесла Келли. – Я давно тебя не видела.
– И я тебя столько же не видел.
– По тебе не скажешь. Ты думаешь о своей подружке, а не обо мне.
– Что
Разговор терял всякий смысл, переходя во взаимные обвинения. Келли капризничала, а Денис отпирался.
– Пойми, я не могу ее бросить. У нас негласный договор с Вольфом. У Вольфа с Блюмсом. Ты слышала сама. Я человек подневольный. Освобожусь, и уделю тебе времени, сколько пожелаешь.
– Тебя настолько не хватит, – раздраженно буркнула Келли. Как он мог так просто променять ее на сумасбродную москвичку?! Он лишь прикрывается Блюмсом, а на самом деле и без поручений мотался бы около нее, как ночной мотылек у электрической лампы. Зачем лгать? Не лучше ли признаться! Или это она все преувеличивает?
– Насколько хватит. Я не железный, – проворчал Денис.
– Ты сейчас отправишься к ней?
– Я устал. Побуду один. Мне бы не помешало прилечь и отдохнуть.
– А мне что делать? – смотрела Келли вопрошающим взглядом.
Возвращаться к Блюмсу? Ни за что! Он надоел ей за эти сутки настолько, что вызывает непроизвольную рвоту. Идти изучать достопримечательности? Она боится незнакомого города и не знает ни единого слова на русском. Ее язык считается международным, и в принципе его должен знать каждый. В Европе все понимают английский, но это не совсем Европа, это что-то непонятное и не вызывающее доверия.
– Познакомься с кем-нибудь, – предложил Денис.
– Ты серьезно?
– Вполне. Я здесь общался со многими симпатичными людьми. Тебе необязательно нарываться на русских. По отелю бродят иностранцы. С ними проще. Среди них есть весьма оригинальные типажи. Ты только сделай вид, а уж они сами потянутся. Немного флирта и язык телодвижений – в итоге любой у твоих ног. Законы соблазнения никто не отменял. Нет, не подумай превратно, я не призываю тебя, чтобы ты кого-нибудь всерьез соблазнила. Так, для развлечения. Все равно тебе скучно.
– Ты шутишь? Хочешь меня сосватать?
– Кому?! – воскликнул Серебров. Была б его воля, он подыскал бы подходящую кандидатуру. Далеко ходить не придется.
– Не хочу я ни с кем разговаривать! – упиралась мисс Смартсон.
– Как знаешь. Тогда проведи остаток дня в компании Криса и Чарли.
– Это исключено! Я их на дух не переношу.
– А я и запамятовал! Келли, тебе не угодишь.
– Я хочу побыть с тобой!
– Честно, я пока не могу. Извини, мне пора.
За дверью послышался шум двух патронов. Господа Блюмс и Вольф собирались расстаться.
– Кажется, начальство наступает, – предугадал Денис. – Давай испаримся, пока не поздно?
– Я тебя не держу, – фыркнула Келли.
– Увидимся, – пообещал Серебров.
Одно мгновение, и он исчез, оставив надутую Келли на растерзание боссу.
Его предсказания сбылись. Первым из-за массивной двери показался Вольф. Он молча с любопытством взглянул на нее, и почему-то проверил свои часы, не рискнув обмолвиться с ней парой фраз.
Сзади подоспел задержавшийся Блюмс.
– Келли, ты еще здесь? – удивленно воскликнул он.
– Вы слишком суровы к подчиненным, – констатировал Вольф. – Часы подсказывают мне, что трудовой день окончен.
– Я забыла у вас заколку, – прощебетала Келли.
– Какая жалость! Зайди и поищи, – предложил Блюмс.
– Это подарок родителей, – пояснила Келли, покраснев, и тут же скрылась в кабинете. Ее кожа была на редкость смугла и загорела, поэтому никто не заметил ее смущения. Келли прислонилась к стенке и глубоко выдохнула. Какое глупое положение! Ничего умнее она не смогла придумать. Прислушавшись и поняв, что начальство ушло, Келли выбралась из царского кабинета и зашагала в направлении лифта…
8
Все это время у себя в номере, предусмотрительно закрывшись на ключ, на кожаном кресле скучала Светлана.
Дело было вечером – делать было нечего. Света встала со стула и открыла ящик письменного столика. О чудо! В нем лежала коробка с карандашами. Совсем как пятнадцать лет назад в юные школьные годы: та же картонная коробка и те же цветные карандаши. Под ними находились белые листы офисной бумаги.
Очень кстати!
Теперь есть, чем заняться. Света вспомнила, что в школе любила рисовать, но последний раз брала в руки карандаш, кисточку и краски примерно в восьмом или девятом классе. Придется вспомнить позабытые навыки. В то время мама отдала ее на курсы – это было не художественное училище, и из нее не пытались сделать настоящего художника или его жалкого подобия. Скорее это был самодеятельный кружок, куда почти насильно отдавали непоседливых детишек за провинности и милые шалости, либо направляли усидчивых детей, склонных к однообразным занятиям, а особенно к живописи. Так и переплетались вместе хулиганы и тихони, задиры и скромники на фоне маленького искусства. Туманова посещала кружок около полугода. Разносторонние интересы не удерживали подолгу ее внимания на одном предмете.
Скоро появилась музыкальная школа и танцы, а это гораздо увлекательнее, но рисовать Света кое-как научилась. Ее рисунки, настоящие картины в миниатюре, участвовали в районных выставках и занимали призовые места, чему Света и мама несказанно радовались. Годы прошли, а навык остался. Света набрала стопку карандашей, подвинула кресло к столу и уселась удобнее. На изобразительном кружке у нее особенно получалась природа и домашние животные. С энтузиазмом она рисовала лесные опушки, полноводные реки, зеленые ели и горные вершины, а также тропические пальмы и пустынные архипелаги, мохнатых собак, кошек и коров, и улыбчивых упитанных поросят, точная копия трех сказочных персонажей.
Иногда Света бралась за портрет человека. Смешные рожицы появлялись на бумажных полотнах, а иногда вырисовывались и полноценные человечки во весь рост. Вот и сейчас она решила пофантазировать: нарисовала невысокую женщину с тонкой талией и широкими бедрами, затем рядом с ней мужчину, чуть выше ростом, мускулистого с широкими плечами и узким тазом. Они были совершенно нагие, как первородные Адам и Ева, стояли близко и протягивали друг другу вытянутые руки. Между ними красным фломастером она начертила сердечко, которое билось от их желания, то уменьшаясь в размере, сокращаясь, то увеличиваясь, наполняясь кровью. Оно было их общим сердцем. Одним на двоих.