Отбой на заре. Эхо века джаза (сборник)
Шрифт:
Но вопреки всем устоявшимся представлениям ветеран Льюис выглядел несчастным, а новичок Бэзил – чрезвычайно довольным. Льюис школу ненавидел. Он рос в тени бодрой и энергичной матери, и, чувствуя, как поезд уносит его все дальше и дальше, он все больше и больше ныл и тосковал по дому. Бэзил, напротив, всегда с большим энтузиазмом прислушивался к рассказам о жизни в школепансионе, живо представляя ее во всех деталях, поэтому по дому ничуть не скучал, а испытывал радостное предвкушение от скорого исполнения изученной во всех подробностях давней мечты. Вот почему он, безусловно считая, что именно так и следует поступать, вчера вечером, проезжая Милуоки, безо всякой
Льюису был противен невежественный энтузиазм Бэзила, но его попытка несколько охладить этот пыл вызвала лишь взаимное раздражение.
– Я расскажу тебе, что будет, – зловещим тоном сказал он. – Тебя поймают с сигаретой и накажут!
– Ничего подобного! Я не собираюсь курить – я буду играть в футбол!
– В футбол! Ну да, конечно! В футбол!
– Скажи мне честно, Льюис, тебе что, вообще ничего не нравится, а?
– Мне не нравится футбол; в этой игре в любой момент кто-нибудь может взять и засветить тебе прямо в глаз, чего тут хорошего? – Льюис разговаривал агрессивным тоном, поскольку мать всегда возводила его слабости в разряд нерушимых и общепринятых правил.
Ответ Бэзила, который всего лишь хотел дать добрый совет, стал именно той фразой, после которой становятся врагами на всю жизнь.
– Наверное, ты был бы гораздо популярнее в школе, если бы играл в футбол! – свысока заметил он.
Льюис себя непопулярным не считал. Он вообще никогда об этом не думал. Он был ошеломлен.
– Ну, подожди же! – с яростью произнес он. – Всю твою наглость там из тебя выбьют!
– Замолчи! – ответил Бэзил, спокойно разглаживая складочку на своих первых «взрослых» брюках. – Просто замолчи!
– Да все уже знают, кто считался самым наглым мальчишкой в «Кантри-дей»!
– Замолчи! – повторил Бэзил, но уже не так уверенно. – Будь так добр, замолчи!
– И я отлично помню, что про тебя написали в школьной газете…
Спокойствие Бэзила тут же улетучилось.
– Если ты не умолкнешь, – мрачно сказал он, – я выброшу из окна все твои щетки!
Чудовищность этой угрозы возымела должный эффект. Льюис вжался в сиденье, фыркая и что-то бормоча себе под нос, но уже явно присмиревший. Его намек касался одного из самых позорных эпизодов в жизни попутчика. В газете, которая издавалась ребятами в школе, где учился Бэзил, под заголовком «Личные объявления» однажды появилось:
«Вся школа и я лично будем крайне обязаны, если кто-нибудь отравит юного Бэзила или найдет иное средство заткнуть ему рот».
Оба мальчика так и сидели, молча пыша гневом. Затем Бэзил попытался решительно и навсегда забыть этот прискорбный случай из прошлого. Все это было позади. Возможно, он действительно вел себя несколько нагло, но теперь у него начиналась новая жизнь. Миг спустя воспоминание улетучилось, а вместе с ним исчезли и поезд, и наводящий тоску Льюис, а на Бэзила вновь повеяло ветром с востока, наполнившим его безмерной ностальгией по будущему. Из придуманного мира до него донесся голос; рядом с ним возник мужчина, положивший руку на его затянутое в спортивный свитер плечо.
– Ли!
– Да, сэр!
– Теперь все зависит от тебя. Ясно?
– Да, сэр!
– Отлично, – сказал тренер, – тогда вперед – и принеси нам победу!
Бэзил рывком сорвал свитер, под которым оказалась полосатая майка, и бросился на поле.
До конца игры оставалось две минуты, счет был 3–0 в пользу противника, но при виде юного Ли, которого весь год не выпускали на поле из-за злодейских интриг Дэна Хаскинса, главного школьного забияки, и его прихвостня Уизела Уимса, по трибунам школы Св. Риджиса пробежала дрожь надежды.
– 33–12–16–22! – пролаял Миджет Браун, низенький и щуплый квотербек.
Это был сигнал, и…
– Черт! – произнес вслух Бэзил, уже забыв о только что случившейся ссоре. – Ну почему этот поезд не может ехать побыстрее? Как же долго ждать до завтра!
Школа Св. Риджиса, Истчестер. 18 ноября 19… года. Милая мама! Рассказывать сегодня особо не о чем, но я бы хотел поговорить о моих карманных деньгах. Все ребята здесь получают карманных денег больше, чем я, а мне ведь надо покупать много всяких мелочей – шнурки там и прочее. В школе мне все нравится, я отлично провожу время, но футбольный сезон кончился, и делать особо нечего. На этой неделе собираюсь в Нью-Йорк в театр. Еще не знаю, на что именно, но, скорее всего, на «Квакершу» или на «Пастушка» – обе постановки очень хорошие. Доктор Бэкон очень внимательный, а в деревне есть отличный терапевт. На этом заканчиваю, потому что надо еще доделать алгебру.
Он засунул письмо в конверт. В пустынный читальный зал, где он сидел, вошел щуплый маленький мальчик и остановился, пристально на него посмотрев.
– Привет, – нахмурившись, сказал Бэзил.
– А я тебя искал, – медленно и неприязненно произнес мальчик. – Везде искал – и в твоей комнате, и в спортивном зале; мне сказали, что ты, наверное, где-то здесь ошиваешься.
– Чего тебе надо? – спросил Бэзил.
– Полегче, генеральчик!
Бэзил вскочил. Мальчик сделал шаг назад.
– Ну, давай тресни меня! – нервно защебетал он. – Давай тресни – я же на голову тебя ниже… Генеральчик!
Бэзил поморщился:
– Еще раз так меня назовешь – получишь!
– Нет, не получу! Брик Уэйлс сказал, что если ты еще хоть пальцем кого-нибудь из нас тронешь…
– Да я к вам даже никогда не подходил!
– А разве не ты однажды за нами погнался и разве не Брик Уэйлс…
– Ох, да что тебе от меня надо? – в отчаянии воскликнул Бэзил.
– Тебя вызывает доктор Бэкон! Меня послали за тобой, и кто-то сказал, что ты, наверное, где-то здесь ошиваешься…
Бэзил сунул письмо в карман и вышел из читального зала – а мальчишка до самой двери провожал его бранью. Бэзил пересек длинный коридор, где стоял сырой запах, похожий на затхлый запах жженого сахара, который всегда чувствуется в школах для мальчиков, поднялся по лестнице и постучался в самую обыкновенную – но при этом такую страшную! – дверь.
Доктор Бэкон сидел за столом. Это был симпатичный рыжий священник епископальной церкви, лет пятидесяти. Когда-то он был искренне заинтересован в успехах и проблемах ребят, но под влиянием суетливого цинизма этот интерес уже давно почти угас – эта проблема, словно зеленая плесень, всегда рано или поздно появляется у всех директоров школ. Перед тем как Бэзилу было предложено сесть, была произведена определенная подготовка: из ниоткуда за черный шнурок было извлечено пенсне в золотой оправе; затем пенсне было наведено на Бэзила, словно его обладатель желал удостовериться, что перед ним не какой-нибудь самозванец; лежавшие на столе бумаги были нервно перетасованы, словно колода карт, но не для того, чтобы что-то найти, а просто так.