Отчаяние
Шрифт:
Но дни Джунгарии были сочтены. В Поднебесной Срединной империи сменилась династия, но политика осталась все той же.
Только что завоевавшие Китай и утвердившие на троне свою династию Цинь маньчжурские феодалы, объединившиеся с самыми реакционными китайскими деятелями, как бы вдохнули новые силы в древнюю захватническую политику Китайской империи. На протяжении более чем века планомерно теснившая джунгарские племена и натравливавшая их на казахов китайская и затем маньчжуро-китайская правящая верхушка решила, что пришла пора действии. Казахи и джунгары, по ее представлениям, достаточно обескровили друг друга. Пришла пора убирать с арены «раненых тигров». Это следовало сделать поскорее, пока занятая своими
Воспользовавшись как предлогом очередным столкновением джунгарских племен с непрерывно теснившими их китайскими войсками, огромные маньчжуро-китайские армии под командованием генералов Фу Де и Чжао Хоя вторглись в Джунгарию. Это не была обычная война. За два месяца полчища захватчиков, многократно превосходящие в численности разрозненные джунгарские отряды, по существу уничтожили целый большой народ и государство. Джунгары специальным приказом были объявлены вне закона, и автоматически уничтожался всякий человек, будь то древний старик или только что родившийся младенец. Свыше миллиона человек было безжалостно истреблено в результате этого страшного похода. Остатки джунгар бежали к своим недавним врагам, в Казахскую степь…
Контайчи Амурсана бежал под защиту Аблая. Здесь его приютили родственники матери-казашки, которых лишь вчера он намеревался разорить и ограбить. Аблай выделил ему скот, поставил юрту и назначил правителем небольшого улуса, в который объединились уцелевшие от китайского разгрома джунгары-торгауты. Вскоре он умер от оспы, которая вместе с китайскими отрядами пришла в Казахскую степь.
Джунгария перестала существовать. Долгие месяцы еще кружились над бывшими кочевьями по ту сторону гор тучи черного воронья да ветер приносил с востока едкий запах мертвечины. И притихли вожди и бии казахских родов и племен, прекратили на время свои усобицы, понимая, какая беда грозит с востока. Если раньше между Китаем и казахскими ханствами находились джунгарские кочевья, то теперь жаркое дыхание кровавого дракона достигло уже казахских земель…
В третий раз беспорядочно бежали через перевал Алтын-Эмель обезумевшие солдаты знаменитого маньчжурского военачальника Фу Де. Это были пехотинцы, опытные и хорошо вооруженные. Но когда на камнях ущелья спешивалась быстрая конница Аблая и крепкие джигиты выставляли перед собой длинные закаленные пики, китайские солдаты были бессильны что-либо сделать. А пока они возились у перегородившей ущелье живой стены, пробравшиеся через головокружительные пропасти казахи-горцы, которые издавна охотились тут с учеными орлами и соколами, сбрасывали на головы шуршутов целые гранитные скалы.
Да, уже не джунгарские нойоны, а регулярные императорские войска вошли в пределы древней страны казахов. Поднебесная империя всегда считала себя центром мира, и поэтому для ее войска не существовало границ. Просто Сын Неба — император — послал своих послушных слуг на свою окраину наказать каких-то строптивых дикарей-кочевников.
Когда в третий раз побежали шуршуты, Аблай уже не очень радовался. Так было уже два раза, и оба раза новые китайские полчища однообразными серыми колоннами выплывали из ущелья, будто и не было никакого побоища. Это было похоже на муравейник в Сары-Арке: сколько ни топчи ногами, все новые и новые муравьи вылезают на поверхность. Где взять огонь и воду на бесчисленный шуршутский муравейник? А батыр Дербилай, начальник ертоулов, доложил только что: с той стороны гор приближается новая китайская армия под командованием полководца Чжао Хоя.
Ни в какое сравнение не идет шуршут-кавалерист на своей кургузой лошаденке с казахским джигитом, но когда на одного джигита приходится десять или двадцать таких вояк, то не хватит силы в руках столько раз поднимать дубину. К тому же не кавалерией опасны армии богдыхана, а пехотой — упрямой, настойчивой, не считающей потери.
Все нужно сделать для того, чтобы не дать соединиться этим двум китайским армиям, но для этого следует перелететь на ту сторону гор. И если не сделать этого, то под знаменем шуршутского дракона придет такое несчастье на казахскую землю, что раем покажутся прошедшие «времена великого бедствия». Пример джунгар перед глазами. Но что можно сделать, если сама судьба против. Белый верблюд перед этим походом лежал в каком-то сомнительном положении!..
С самого начала боя в ущелье Аблай не мог избавиться от этой навязчивой мысли. Белый верблюд появился у него после джунгарского похода, во время которого погиб его любимый сын — первенец Жанай. В то утро все еще не оправившийся от горя Аблай вышел из своей юрты и увидел стоящего на краю аула необычного белого верблюда. Он был огромен, снежно-белая грива его длинными космами свисала до самой земли. Верблюд не испугался, а лишь скосил глаз, когда султан подошел к нему. Ноздри животного были еще целы — не проткнуты погонщиками, а на горбу не было следов хома — особой пристройки для вьюков. По всему угадывалось, что это дикий дромадер-аруана. Когда Аблай поднял руку, верблюд вдруг взметнулся и побежал.
А на следующее утро Ак-бура — «Белый верблюд» был на том же месте, словно ждал пробуждения безутешного Аблая. И Аблай, как всякий кочевник, не мог не связать это событие с гибелью сына. Всю следующую зиму появлялся при султанском ауле этот верблюд, и в эту зиму ни одного козленка не задрали волки в султанских стадах. Год выдался на редкость удачным, и это тоже связывали с Ак-бурой…
А уж весной белый верблюд показал всю свою силу… Султан Аблай решил снова выступить против джунгар. Но созванный им совет биев и вождей родов и племен так и не мог прийти к единому мнению: против кого направить боевую конницу — против прииртышских джунгар-торгаутов или против приилийских ойротов. И вот тут пришел черед белого верблюда. Так, во всяком случае, рассказывает предание. Выйдя утром из юрты, Аблай увидел, что белый верблюд лежит головой не на запад, как обычно, а на восток: «Что бы это значило?» — подумал султан и вспомнил о том, что с верблюдом пришла к нему удача. Он выступил с войском в том направлении, куда указывала голова вещего верблюда, и поход получился на редкость удачным.
С тех пор, куда бы ни отправлялся султан Аблай, за ним всегда вели в поводу белого верблюда. Трудно сейчас сказать, искренне ли верил султан в таинственную силу Ак-буры. Но в преданиях о том времени белый верблюд султана Аблая занимает достойное место. Рассказывают, что однажды Аблай выказал строптивость перед ниспосланным ему судьбой верблюдом. «Неужто от этого животного зависит моя судьба!» — воскликнул он как-то и повел войско в противоположном указанному лежащим верблюдом направлении. Нечего и говорить, что войско попало в ловушку и еле спаслось от разгрома, да и то благодаря присутствию в нем все того же Ак-буры.
Вот и на этот раз, прежде чем выступить против идущих по течению Или китайских полчищ, Аблай в утро перед боем прежде всего посмотрел на белого верблюда. Он лежал как-то неопределенно, головой в сторону от перевала, где султан Аблай решил остановить углубившихся в казахские земли захватчиков-шуршутов. Это явно не сулило удачи, но делать было нечего. Если шуршуты перейдут через перевал, выбивать их потом придется, может быть, веками!..
И вот теперь, хоть и в третий раз откатились китайцы, султан Аблай чувствовал себя не лучшим образом. И без верблюда он знал, насколько превосходят численностью шуршуты его войска. Но он решил все же опередить китайского полководца Чжао Хоя и атаковать войско Фу Де до его подхода.