Отчизне не изменяют
Шрифт:
Крест поцелуй и Богу помолись ты,
Не брать пример с тех баб что голосили,
Под флагом красным цвета спелой вишни,
Дерись во славу матушки-России!
Дарья повысила до предела тембр голоса, и тут же замерла. Голое тело Васьки
– Ну, ты и разоралась Дарья! Да твой глас, как у Архангела и мертвого подымет!
Девочка прервала затянувшуюся песенку и нервно закашляла, а прочие партизаны стали с горячим рвением креститься. Послышались возгласы:
– Покойник воскрес... Эта девочка святая!
Молодой командир поторопился их успокоить:
– Никакого чуда нет... Просто мальчишка был в состоянии каталепсии: очень похожем на смерть. Когда нет дыхания, не прощупывается пульс, а само тело холодеет.
Васька в ответ пробормотал:
– Я видел преисподнюю и возвышающийся над нею рай... Это было так чудесно!
Дарья наклонилась над Василием и поцеловала его сначала в исцарапанный лобик, а затем и в губы, пробормотав:
– Говори! Еще раз заклинаю, говори!
Васька кашлянул и попытался встать, пустой живот еще более провалился, но силы покинули измученного мальчишку и, по телу прошла судорога. Женщина-партизанка подскочила к юному пионеру и потянула ему флягу с молоком:
– Попей немного! Ну, потяни!
Василий судорожно глотнул. Молоко еще не успело скиснуть и легко вливалось пересохшую глотку. Правда глотать было больно, и мальчик закашлялся, но все-таки пару раз глотнул. Побледневшему, словно обтянутому кожей лицу стали возвращаться краски. Васька поднял руку и взял тоненькими пальчиками флягу. Женщина помогла мальчишке приподняться, и юный разведчик сделал еще несколько глотков, после которых кожа лица окончательно порозовела. Васька, улыбнувшись, произнес, еще слабым, но уже вполне уверенным голосом:
– Мы Рысевы порода живучая... Мой дед двадцать лет провел на царской каторге в Сибири, да еще и заполярным кругом, а до сих пор живой и похоже здоровый. Так что не волнуйтесь, я выживу, и уже завтра возьмусь за оружие.
Дарья погладила мальчишку, своей мозолистой рукой по волосам, тихо спросив:
– А когда тебя пытали, было больно?
Васька огрызнулся:
– Ну, что за детские вопросы? Разве может быть пытка без боли? На то
Дарье вдруг показалось, что к её загорелой коже приложили раскаленное железо и босоногая девчонка ойкнула:
– Нет, не надо!
Василий, несмотря на пребывание между жизнью и смертью не утратил своей наблюдательности:
– У тебя на руках свежие мозоли... Ты, где была.
Вместо девчонки ответил махорочный дед:
– Мы её на лесопилку присвоили. Рубанок, подача досок, прочие работы, не требующие высокой квалификации. Надо было занять все свободное время у девочки, чтобы не было времени на глупости.
Василий хихикнул:
– Вот я тоже заметил на её волосах и лохмотьях опилки. Тяжело ли тебе было Дарьюшка?
Девочка, опустив глаза, ответила:
– Очень тяжело... Работа по шестнадцать часов в сутки... Кормежка хлеб, жиденький даже без запаха мяса суп, с картофелем... Иногда правда молоко давали, и чуть-чуть меда. Но самое главное устаешь жутко. У меня до сих пор все тело ужасно болит, мышцы как сводит. И вообще не знаю, зачем меня отправили на лесопилку, вкалывать на фашистов и их приспешников Бандеровцев.
Васька тихо рыкнул:
– Вот изверги, разве мало её и без того страданий...
Старший дедок спокойно, затянувшись табачным дымом, ответил:
– Работа она облагораживает человека и делает его сильным. Девчонка получила нужную в военное время закалку и поработала в том числе и партизан. Да и кое-какие навыки её еще пригодятся и в мирной жизни. Небось, у неё и четырех классов образование нет?
Босоногая Дарья возразила:
– Да нет - семь классов, я полностью окончила. Поступила в восьмой. Вот немецкий и английский языки в совершенстве знаю.
Дедок сразу же насторожился, даже с такой силой сжал железными зубами самокрутку, что перекусил её конец и огонек упал в траву. "Седая борода" просипела:
– Так ты еще нацистская шпионка, немедленно связать...
Васька жестко прервал детка:
– То и меня арестуйте. Я по немецкому шпарю лучше немца... Как это говорят - русская свинья!
Молодой командир успокоил всех: