Отцы-основатели. Весь Саймак - 2.Почти как люди
Шрифт:
И так ли все было на самом деле?
«Об этом, — признался он себе, — я судить не могу».
Он повернулся и двинулся вниз по улице мимо полицейского, который, играя дубинкой, с улыбкой поглядывал на толпу.
На пустыре играли дети. Когда-то и он так же самозабвенно играл, наслаждаясь теплыми лучами солнца и ощущая, как по телу пробегают волны счастья. Не существовало понятия времени — всякая цель ставилась на несколько минут, редко на час. Каждый день был вечностью, и жизни не было конца…
В стороне какой-то малыш возился со своей
Это был его волчок!
Он сошел с тротуара и с трудом пересек пустырь.
Дети не замечали его или просто не захотели замечать — ведь взрослые либо не существуют для их игр, либо присутствуют в них как дружелюбные объекты.
Виккерс остановился возле малыша с волчком.
— Привет, сынок.
— Привет.
— Что это у тебя?
— Я нашел это, — насторожился малыш.
— Красивая штука, — сказал Виккерс. — Я хотел бы ее купить.
— Я не хочу ее продавать.
— Я дам тебе за нее кучу денег, — сказал Виккерс.
Мальчуган глянул на него с интересом.
— А на велосипед хватит?
Краем глаза Виккерс заметил, что стоящий на тротуаре полицейский посмотрел на него и направился к пустырю.
— Держи, — сказал Виккерс.
Он схватил волчок и бросил смятые деньги на колени мальчугана. Потом выпрямился и бросился бежать в сторону переулка.
— Эй вы! — крикнул полицейский.
Виккерс продолжал бежать.
— Эй вы! Остановитесь, или буду стрелять!
Раздался выстрел, и Виккерс услышал свист пули над головой. Полицейский не мог знать, кто он, но утренняя газета напугала всех.
Он добежал до ближайшего здания и скрылся за углом. Но оставаться в переулке не мог и свернул в узкий проход между двумя зданиями. Уже свернув, он понял, что совершил ошибку — проулок выходил на ту улицу, где лежала его исковерканная машина.
Он увидел открытое подвальное окно и, не успев даже подумать, понял, что это его единственное спасение. Он прикинул расстояние и спрыгнул туда. Очутившись в подвале, он ощутил острую боль в спине, видно задел раму, и тут же стукнулся обо что-то головой — темнота взорвалась миллионами звезд. Дыхание перехватило, он растянулся на полу, выронив из рук волчок, который откатился куда-то в сторону.
Наконец ему удалось встать на четвереньки, и он пополз к волчку. Наткнувшись на водопроводную трубу, он с трудом встал на ноги. Спина кровоточила, голова гудела. Но на некоторое время он обрел безопасность.
Он нашел ступеньки и, поднявшись по ним, понял, что находится в помещении позади скобяной лавки. Там громоздились рулоны арматуры, толя, картонные коробки, упакованные дымовые трубы и бухты манильского троса.
Присев позади ящика, он очутился в круге солнечного света, падающего из окна над головой. Снаружи, с улицы, доносились топот бегущих ног и крики. Он снова спустился вниз и прижался к шершавым доскам, сдерживая дыхание и боясь, что
Надо было во что бы то ни стало найти выход — если он останется здесь, его найдут. Полиция и жители прочешут квартал. К тому времени они уже будут знать, за кем идет охота. Мальчуган скажет, что нашел волчок неподалеку от машины, кто-то вспомнит, как он ставил машину, вспомнит о нем и официантка ресторана. Из этих отрывочных сведений они поймут, что беглец и был водителем разбитого вечмобиля.
Он представил себе, что случится, если его схватят. Он хорошо помнил сообщение из Сен-Мало о повешенном на фонарном столбе.
Но путей к бегству не было. Он не мог выйти на улицу — там его искали. Можно было вернуться в подвал, но это не меняло дела. Можно было пробраться в магазин и притвориться покупателем, зашедшим присмотреть ружье или инструмент, потом выйти на улицу. Однако он сомневался, что это удастся.
Аналогичное поведение ничего не дало. Логика и разум выходили победителями, пока оставались главными факторами, управляющими жизнью человека.
Не существовало никакой возможности бегства и из солнечного уголка позади ящика.
Не существовало никакой возможности бегства, кроме…
Он снова нашел волчок. Волчок был с ним.
Вообще не существовало никакой возможности бегства, никакой, если не сработает… волчок.
Он поставил волчок на пол и, нажав на ручку, придал ему медленное вращение. Потом разогнал быстрыми движениями руки и отпустил. Волчок загудел. Придвинувшись ближе, он неотрывно смотрел на цветные полоски. Они появлялись и исчезали в бесконечности, и он спрашивал себя, куда они уходят. Он так сосредоточил внимание на волчке, что забыл об окружающем.
Волчок не сработал. Виккерс протянул руку и остановил закачавшуюся игрушку.
Потом попробовал еще раз.
Надо было вновь стать восьмилетним мальчуганом. Снова вернуться в детство. Очистить мозг от всех взрослых мыслей, взрослых забот, от зрелости. Вновь превратиться в ребенка.
Он подумал об играх на пляже, о сне под деревом, о податливом песке под босыми ногами. Закрыв глаза, он поймал кусочек своего детства с его красками и запахами.
И снова не отрывал взгляда от полосок, снова весь ушел в их появление и исчезновение.
И опять ничего не вышло. Волчок покачнулся, и он остановил его.
Холодящая мысль пронзила Виккерса — он не мог забыть о времени. Он спешил.
А ведь у ребенка нет понятия времени. Оно для него не существует.
Он заставил себя забыть, что дорога каждая минута, чтобы вновь стать ребенком, только что получившим в подарок новенькую сверкающую игрушку.
И снова запустил волчок.
Он ощутил уют дома и материнскую любовь, увидел разбросанные по полу игрушки и книжки, которые ему читала бабушка, когда приходила в гости. И он смотрел на волчок с наивным восторгом, наблюдая, как исчезают и появляются полоски, появляются и исчезают, появляются и исчезают…