Отцы-пустынники смеются
Шрифт:
– Что я пережил, отче!– воскликнул он. – Я увидел на земле сухую ветку и решил, что это змея...
– И из-за этого пустяка ты так разволновался?– спросил старец.
– Я разволновался, когда взял ветку в руку, а это оказалась и вправду змея...
Одному мирскому человеку, известному лгуну, авва Илларион сказал: «Прошу тебя, брат, хотя бы со мной не говори, имея во рту два языка!»
Авва Памбо однажды сказал: «Всем тем немногим, что я знаю, я обязан
Однажды в Келиях перед великим Иоанном предстал мирской человек, который хотел стать монахом.
– Почему ты хочешь стать монахом?– спросил его великий старец.
– Потому что я много страдал.
– Войди тогда в мою келью и расскажи мне все.
Человек вошел, но вскоре вышел и поспешно удалился.
– Этот человек,– сказал великий Иоанн,– не может стать ни монахом, ни, может быть, даже человеком. Он из тех, которые воображают, что они много страдали, потому что причинили много страданий.
Авва Ираклий и авва Агафон были самыми почитаемыми из старцев в монастыре на берегу Красного Моря. Однажды они отправились ловить рыбу в этом опасном море , чтобы добыть пишу для братии. Вечером авва Ираклий вернулся с огромной рыбиной на плечах.
– Какая громадная рыбина, отче!– закричали обрадованные монахи.
– Довольно большая,– отвечал старец. – Но та, которая проглотила авву Агафона, была гораздо больше!
ЧАСТЬ VIII. «Надеющийся на богатство свое упадет. ...» (Притч 11, 28)
Один богатый человек, прожигатель жизни, оказался как-то вечером в деревне, где находился монастырь великого Даниила. Увидев старца и не узнав в нем монаха, он велел своим носильщикам остановиться и спросил у него в полголоса:
– Скажи-ка, есть ли здесь ночная жизнь?
– Нет,– отвечал старец,– она уже давно отправилась в Антиохию.
Один монах, который слишком долго загостился у аввы Памбо, сказал ему на прощанье:
– Позволь мне, отче, сделать одно замечание: для такого старца, как ты, пальмы, что растут у твоей хижины, слишком коротки.
Авва Памбо отвечал:
– Уверяю тебя, брат, что до твоего возвращения сюда они очень и очень вырастут.
Один брат впал, причем не в первый раз, в грех блудодеяния. Он рассказал об этом авве Исайи. Но сокрушался он, похоже, очень мало, так что даже заявил:
– В конце концов, авва, человеку ведь свойственно грешить!
– Так-то оно так,– отвечал старец,– но если стерка изнашивается быстрее карандаша, значит, кто-то впадает в крайность...
Когда авву Поемена попросили поговорить о молитве, он сказал: «Никто не может говорить о молитве, если он не молится. Если же он молится, у него нет ни малейшего
Один святой старец сказал: «Я не умею молиться. Я только благодарю Бога».
По поводу добродетелей блаженный Иоанн сказал: «Добродетель, которая никогда не знала искушений – не добродетель, а только набросок добродетели».
– Я не искренен,– сказал один монах старцу.
– И до какой степени?– осведомился старец.
– До такой, что я не искренен даже когда говорю, что не искренен.
Один монах пришел к старцу, жившему на берегу Красного моря. Тихонько постучавшись в дверь его хижины, он был напуган страшным лаем собаки. В то же время он услыхал голос старца:
– Входи же, брат!
– А собака?..
– Ты разве не знаешь поговорки: лающая собака не укусит?
– Я-то знаю, но вот знает ли ее собака?
– Я хотел бы следовать за тобой в святости,– сказал один монах великому Иоанну. А тот ответил:
– Заметь, что я предпочел бы, чтобы меня превзошли, а не за мною следовали...
– Сегодня все так делают,– сказал молодой монах старцу по поводу какого-то обычая.
– Все пороки, когда они в моде, принимаются за добродетели,– отвечал старец.
Чтобы решить спор, возникший как-то в монастыре в Келиях, один монах отправился за советом к авве Даниилу:
– Я хочу быть беспристрастным, авва,– сказал он.
– Стань беспристрастным, и ты тотчас же станешь подозрительным,– отвечал старец.
Один весьма требовательный епископ прибыл как-то с визитом в монастырь в Фиваиде. Когда его пригласили к трапезе, он сказал:
– Мне довольно будет двух яиц, но изжаренных на камне, а не на противне, нежных, не пережаренных, хорошо посоленных, но без перца, сдобренных четвертью ложки масла, а главное – очень горячих.
Брат-кухарь поклонился и сказал:
– Все будет сделано по твоему желанию, владыко. Курицу, которая снесла эти яйца, зовут Сизина. Ее имя тебя устраивает?
Один скитский брат спросил великого Афанасия:
– Со мной все еще случается, что я уступаю то одной страсти, то другой. Что ты об этом думаешь?
– Я думаю,– отвечал блаженный Афанасий,– что тот, кто хочет быть собакой, всегда найдет поводок.
– Отче, какое у меня лицо?– спросил один монах у аввы Палладия.
– Твоё,– отвечал старец. – А почему ты спрашиваешь?
– Потому что у многих чьи угодно лица, только не их собственные!
Великий Антоний так говорил о смирении: «Принижая себя на десять сантиметров, возвышаешься на сотню».