Отцы. Письма на заметку
Шрифт:
Мэри Уолстонкрафт Шелли – Мэри Хейс
20 апреля 1836 г.
14 Норт Бэнк,
Риджентс-парк,
Лондон
Дорогая мадам.
Несколько месяцев прожила наподобие инвалида – крайняя вялость и тревога, навалившиеся на меня, пока я ходила за дражайшим моим отцом в последние моменты, слишком ослабили меня, чтобы заниматься каким-либо делом. По завещанию отца его бумаги пройдут через мои руки, & ваша совершенно разумная просьба будет уважена. Нет ничего более гнусного и жестокого, чем обнародовать письма, предназначавшиеся лишь для пары глаз. Я не имею представления, найдутся ли среди бумаг отца и ваши письма – если я найду что-либо, верну вам. – Но здоровье мое таково, что не могу обещать, когда смогу одолеть вялость и просмотреть бумаги.
Вы будете рады услышать, что тот, кого когда-то вы знали столь хорошо, умер почти без мучений –
Дорогой мой отец указал в завещании, что желает покоиться как можно ближе к моей матери. Соответственно, гробница ее на кладбище при церкви Св. Панкратия была вскрыта – гроб ее на глубине двенадцати футов оказался нетронутым – саван по-прежнему покрывал его – & плита потускнела, но читалась. Похороны прошли скромно, пришли лишь несколько друзей – Могло бы быть гораздо больше, но церемония была частной, и мы ограничили число. Среди плакальщиков был мой сын, которому уже шестнадцать.
Я описала эти подробности, зная, что они не будут вам безразличны. – Я признательна вам за ваше доброе участие – ваше имя мне, разумеется, знакомо как имя одной из женщин, чьи таланты делают честь нашему полу – и как друга моих родителей – я имею честь, дорогая мадам, быть
04
Мои дети тока мои
В феврале 1864 года чернокожий раб из Глазго, штат Миссури, по имени Спотсвуд Райс, управлявший табачной фермой своей хозяйки, сбежал и завербовался в 67-й цветной пехотинский полк Соединенных Штатов в Сент-Луисе. Через несколько месяцев, восстановившись после приступа хронического ревматизма в военном госпитале Бентон-барракс, Райс написал два письма – одно своим дочерям, Мэри и Корре, все еще находившимся в рабстве, а другое их владелице, Кэтрин Диггс – и в обоих письмах ясно выразил намерение вызволить своих детей из рабства, призвав на помощь сотни однополчан. Однако оба письма перехватил брат мисс Диггс, работавший местным почтмейстером, и переслал их командованию армии Соединенных Штатов в Миссури. В следующем году Спотсвуд Райс воссоединился со своей семьей, но нам неизвестно, имела ли место стычка с мисс Диггс.
Спотсвуд Райс своим дочерям и Кэтрин Диггс
3 сентября 1864 г.
[Госпиталь Бентон-барракс, Ст. – Луис, Мо.
3 сентября 1864 года]
Дети мои я биру в руку мою ручку писать вам Несколька строк чтобы вы знали что я вас не забыл и что хочу вас видить сильнее чем кагдалиба так вот дорогие Дети Мои я хочу чтобы вы были давольны сваей долей какая она не есть будьте уверины что я вас забиру даже ценой жизни 28го числа сиво месица. 8 сотин Белых и 8 сотин черных солдат сабираюца начать пахот на Глазго а сверх таво енаралить будит енарал каторый адаст мне вас абеих када они Придут я ажидаю быть сним, ними и ажидаю палучить вас абеих назад. Не пичальтесь дети мои я ажидаю палучить вас. Если Диггс не адаст вас адаст это Правитильство и я уверин что я вас палучу Ваша Мисс Кейтти сказала что я пытался выкрасть вас Но я дам ей знать что бог никада не замышлял человеку красть сваю плоть и кровь. Када бы я не имел веры в Бога я мог иметь веру в ние Но так как есть Если и была у меня какая Вера в ние то теперь нет и никада наверна не будит И я хочу чтобы она помнила если она мне встретица с десятью тысячами солдат она встретит сваиво врага Я кадата [думал] что у меня к ним было уважение но теперь кончилась мое уважение и нет симпатии к Рабавладельцам. А что до ее кристианнства я палагаю у Диавола в аду Такое Вы ей скажите атминя что Она первая Христианка аткакой я кагдалиба слышал что человек может Украсть свае радное дитя асобино испод бремени страстей человечиских
Можете сказать ей что Она может держать вас скока сможет я никада не сабираюсь просить ее снова пазволить вам уйти самной патамушта знаю что диавол ее вавсю настрапалил против таво таво что правильна так что Дорогие дети мои я сабираюсь запечатывать письмо вам Передавайте мою любовь всем друзьям кто спросит скажите им всем что мы в порядке и очинь хатим их видеть а вас Корра и Мэри я хачу видить несравненна больше и не сирчайте на нас что мы ничиво вам не шлем я вам отец припас для вас слихвой как увижу вас Спотт да Ной шлют сваю любовь вам абеим О! Дорогие Мои дети как же я хочу вас видить
[Госпиталь Бентон-барракс, Ст. – Луис, Мо.
3 сентября 1864 года]
Я палучил письмо от Каралины передавши мне что вы сказали что я пытался выкрасть пахитить мое дите от вас таквот я хочу чтобы вы понили что мэри мое Дите и она мне Богом данная паправу и вы можите диржать ие скока захатите но я хачу чтобы вы помнили вот что чем дольше вы атнимаите мое Дите уминя тем дольше вы будите гареть в аду и скарее там акажитесь патамушта нас сичас уже окало одной тысичи черных отрядав гатовых Вытти в пахот и хатим прайти черес Глазго и када придем пайдем к Копперхутским пафстанцам и Рабовладельчиским павстанцам патамушта мы не намерины аставлять их там гниздица у пратока но мы думаим всемерна что мы что наши Дети в руках у вас диавалов мы испытаим вашу доблисть в день када вайдем в Глазго я хочу чтобы вы панимали китти диггс что гдебы вы самной не встретились мы с вами враги я кактараз придлажил вам заплатить сорок доллеров за мое родное Дите но я типерь рад что вы не взяли Давайте теперь диржите скока сможите тем хуже будит вам вы никада в жизни до таво как я папал сюда не дали Детям ничиво ни крошки хотьбы что не даже на доллер не патратились а типерь вы гаварити мои дети ваша сопстинасть ну уж нет мои Дети тока мои и я намерин палучить их и када буду гатов притти за мэри у миня будит сила и власть увисти ие падальше и ваздать мщение тем кто ниволит мое Дите тагда вы узнаите как самной гаварить я пазабочус абэтам и узнаити как нада гаварить и я типерь хачу чтобы вы падиржали ие если хочица ессли ваша совисть гаварит эта верная дарога иди паней и куда она вас приведет китти бриггс У меня нет страха вызвалить мэри из ваших рук все это Правительства адобрит миня а вы никуда не денитесь
05
Доброй ночи, заветный мой старик
В декабре 1882 года, находясь в Париже, Уильям Джеймс, «отец американской психологии» и передовой философ, узнал, что и без того слабое здоровье его отца, жившего в семейном доме в Америке, ухудшилось, но он желает, чтобы Уильям пока оставался в Европе, в ожидании дальнейших указаний. Уильям немедля вернулся в Англию и обнаружил, что его брат, романист Генри Джеймс, уже отплыл из Лондона в Нью-Йорк, где об отце заботилась их сестра. Остро сознавая, что он может не застать отца живым, Уильям написал ему следующее письмо – прекрасное прощание, опоздавшее, к сожалению, на день. Генри зачитал его вслух на могиле отца, которого Уильям больше так и не увидел.
Уильям Джеймс – Генри Джеймсу-старшему
14 декабря 1882 г.
Ст. – Болтон
Лондон
14 дек. 1882 г.
МИЛЫЙ МОЙ СТАРИК, – Два письма, одно от моей Элис [1] прошлым вечером, и одно от тети Кейт к Гарри, только что, несколько развеяли тайну о твоем состоянии, порожденную телеграммами; и, хотя их сведения на несколько дней предшествуют телеграммам, я могу предположить, что позднейший отчет указывает лишь на обострение симптомов, описанных в письмах. Гораздо разумнее думать так, нежели подозревать какой-то ужасный неведомый и внезапный недуг.
Мы так давно свыклись с вероятностью лишиться тебя, особенно за последние десять месяцев, что мысль о том, что эта твоя болезнь может оказаться последней, не вызывает такого уж шока. Ты достаточно стар, ты сказал миру все, что должно, и не будешь забыт; здесь ты остался один, а на той стороне, будем надеяться и молиться, тебя ожидает дорогая наша старая матушка. Если ты от нас уйдешь, в этом не будет никакой дисгармонии. Я бы хотел еще раз увидеть тебя напоследок, если только ты еще сохранил ясность сознания. Я остался здесь, только подчиняясь последней телеграмме, и теперь жду, чтобы Гарри – он знает в точности мое умонастроение и будет знать твое – снова телеграфировал мне, что делать. А пока, блаженный мой старик, я царапаю эту строчку (которая может достичь тебя, если я не успею), просто чтобы сказать, как полнится мое сердце все последние дни нежнейшими воспоминаниями и чувствами о тебе. В том таинственном заливе прошлого, в который скоро перейдет настоящее, все удаляясь, ты остаешься для меня центральной фигурой. Вся моя интеллектуальная жизнь восходит к тебе; и, хотя мы, казалось бы, нечасто находили общий язык, я уверен, что где-то есть место гармонии, где наши противоречия разрешатся. Я обязан тебе столь многим, что не в силах этого постичь, – таким ранним, таким всепроникающим и постоянным было твое влияние. Можешь не переживать о своем литературном наследии. Я прослежу, чтобы оно получило должное отношение и чтобы слова твои не пали жертвой забвения. В Париже я слышал, что Мильсан, чье имя ты можешь помнить по «Revue des Deux Mondes» [2]
1
Элис Гиббенс, жена Уильяма Джеймса. – Здесь и далее прим. пер.
2
Выходивший раз в две недели парижский журнал либерального направления. Название дословно означает «Обозрение Старого и Нового света».
Конец ознакомительного фрагмента.