Отдана горгулье
Шрифт:
Я рискую жизнью, сбегая по лестнице на шестидюймовых каблуках, но мне все равно. Лучше так, чем оставаться в жуткой башне с привидениями со статуей, которая вот-вот оживет и съест меня.
Только когда я возвращаюсь на улицу и дверь запасного выхода с грохотом захлопывается за мной, я вспоминаю информацию по технике безопасности Чудовищных Сделок и Мориса, который просил позвонить, если что-то покажется не так. Доставая телефон из кармана, я открываю приложение и нахожу номер. Затем я делаю паузу.
Я веду себя нелепо, не так ли? Ничего
Я качаю головой.
Убирая телефон обратно в карман, я направляюсь к станции метро. Я рада, что не позвонила по этому номеру. По крайней мере, никто больше не должен знать, какая я идиотка. Хотя я не в восторге от того, что вернусь сюда завтра вечером. На самом деле, мне кажется, я чувствую, как подступает боль в горле. Это просто першение, но это определенно что-то из тех вещей, которые усиливаются за ночь. Мне, вероятно, следует успокоиться и убедиться, что это не перерастет в настоящую простуду.
Я говорю себе, что не трусиха, всю обратную дорогу до хостела, и укладываюсь на свою крошечную койку. Однако, когда я закрываю глаза, я вижу каменное лицо горгульи. Я провожу ночь в беспокойстве, постоянно просыпаясь.
?
6
Джесси
На следующее утро я просыпаюсь от грохота и ругани. Когда я выглядываю из-за занавески, закрывающей мою койку, я вижу, что Рейчел, девушка с койки над моей, упала с кровати!
— Что за черт? Ты в порядке? — я высовываю голову и смотрю вниз на нее, распростертую на земле подо мной.
Она стонет.
— Я чертовски ненавижу это место.
Я смеюсь. Я не должна. Вероятно, она только что сильно ушиблась, и минуту назад я была раздосадована тем, что меня разбудили, но с ее стороны так иронично говорить мне это.
Рейчел пристально смотрит на меня.
— Мне жаль, — говорю я, безуспешно пытаясь сдержать смех. — Просто я чувствую то же самое.
Она издает маленький смешок, а затем тоже начинает смеяться.
Она, пошатываясь, поднимается на ноги, потирая задницу и все еще хихикая.
— Я должна была закончить свой отпуск на прошлой остановке. Меня так всё достало. Я пыталась убедить себя, что должна воспользоваться последним месяцем отпуска, но правда в том, что я скучаю по дому.
Я улыбаюсь.
— Это мило. Когда у тебя есть дом, по которому ты скучаешь. Тебе будет хорошо, когда ты вернешься.
Она кивает.
— Да. Так и будет. Ты не скучаешь по дому?
Я пожимаю плечами.
— Я не путешествую. Я приехала
— Понятно, — говорит она. — У меня осталось недостаточно денег, чтобы снять отдельную комнату, но эти хостелы сводят меня с ума.
Я со смехом фыркаю и тут же жалею об этом, когда Рейчел бросает на меня вопросительный взгляд.
— Что?
— Ну, это просто… Знаешь, ты довольно громко храпишь.
Она морщится.
— Да, извини за это. Увеличенные аденоиды. Надо было удалить их в детстве, но с деньгами всегда было туго.
— Я думаю, это не твоя вина, — довольно сложно злиться, когда она такая рассудительная.
— Кроме того, я думаю, ты удивишься, но я не единственная, кто шумно спит.
Я моргаю, глядя на нее.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что прошлой ночью ты говорила во сне что-то ужасное. Что-то о какой-то ожившей статуе. Напугала меня до чертиков.
Я снова смеюсь. Что еще я могу сделать? При свете дня мои страхи кажутся еще более нелепыми. Конечно, статуя не ожила.
— Эй, не хочешь позавтракать со мной? — спрашивает Рейчел.
Я улыбаюсь.
— Конечно, — я не могу придумать причину для отказа, и, честно говоря, она такая милая, что я чувствую себя немного идиоткой за все те разы, когда я лежала в темноте, ненавидя ее.
В итоге мы спускаемся в дешевое кафе при хостеле, чтобы съесть большую тарелку яичницы-болтуньи с беконом. Я пью больше кофе, чем следовало, и слушаю, как Рейчел рассказывает мне все о своей семье. У нее пять сестер и братьев, результат смешанной семьи. Похоже, они все между собой ладят, чего я даже представить не могу. Дома были только я и мои родители, и даже перед моим отъездом мы почти не разговаривали.
Рейчел откидывает с лица волнистые каштановые волосы и одаривает меня улыбкой, от которой морщится ее веснушчатый нос.
— А как насчет тебя? Зачем ты приехала в Хартстоун?
Я вздыхаю.
— Я просто хотела сбежать, я полагаю. Я всегда мечтала играть, — я поднимаю руки. — И я знаю, возможно, это просто принятие желаемого за действительное. Так всегда говорили мои родители. Они хотели, чтобы я поступила в университет или получила стажировку. Вместо этого я поступил в NIDA. Это школа актерского мастерства в Сиднее. Это было началом конца.
— И ты больше с ними не разговариваешь?
Я качаю головой.
— Больше нет. С тех пор, как я ушла. Мы никогда по-настоящему не сходились во взглядах.
— Нет? Они не хотели, чтобы ты играла?
Мои губы кривятся в усмешке.
— У них было больше проблем с другой моей работой.
Рейчел хмурится.
— Почему? Чем ты занимаешься?
Я долгое время ничего не говорю, взвешивая, стоит ли говорить. Некоторые люди реагируют не очень хорошо. С другой стороны, я могу больше никогда ее не увидеть, а она, похоже, из тех, кто придерживается открытых взглядов.