Отдел Химер
Шрифт:
Майя смотрела на меня, и я всей кожей ощущал вопрос. И заботу ветерана о новичке. Всё же первая настоящая охота. Как старшая и проведшая обряд Инициации, она чувствовала нечто сродни ответственности. И, наверное, волновалась. Мне же было в общем-то по фигу. Ибо за прошедшие полгода я столько раз мысленно переживал все предстоящие действия, что поневоле свыкся с мыслью, что рано или поздно придется убивать.
Вообще-то, если честно, в моих грезах фигурировали совершенно другие личности. Но события, сопутствующие метаморфозе, развивались столь стремительно, а почти мгновенная
Тихо приоткрыв дверь салона, я окинул взглядом диспозицию и уступил место Майе. Мельком глянув, она кивнула и прошептала так тихо, что, даже будь кто-то из нормальных рядом, всё равно не смог бы разобрать ни слова.
— Всего семеро. Трое в проходе и еще четверо сидят, держа под прицелом заложников. — Я улыбнулся:
— Семь на два не делится.
— Твои — те, что в проходе, — не оценила шутку Майя. И предостерегла: — Да, Игорек, особо не увлекайся и просто сверни им шеи. Судя по всему, в кабине пилотов еще трое, так что ими и полакомимся.
Я кивнул, давая понять, что не позволю первобытным побуждениям хищника заглушить голос разума, в глубине души сожалея, что придется «сработать вхолостую». Но дело есть дело, и в первую очередь нас должно волновать спасение людей. А первозданные инстинкты — дело десятое.
Мы ворвались в замкнутое пространство словно смерч, и спустя несколько секунд захватчики и их жертвы поменялись ролями. Вернее, заложники превратились в спасенных, а бравые отморозки перешли в совершенно иное качество. Причем быстро и безвозвратно. И, честное слово, глядя на враз обмякшие тела, лежащие подобно тряпичным куклам, я не ощутил ни тени раскаяния.
— В кабину! — приказала напарница.
Выбив дверь одним ударом, я окинул взглядом три фигуры и бросился в атаку. Счет в таких делах идет не то что на секунды, а на десятые и сотые их доли. Во всяком случае, никто из террористов не смог понять, что же произошло, и, убив одного, я дал волю охватившей меня всепожирающей жажде. Майя, держа в руках обмякшее тело, стояла рядом и урчала от возбуждения. Краем глаза уловив затравленный взгляд одного из пилотов, я, стараясь успокоить его, улыбнулся.
Должно быть, нервы летчиков были на пределе, так как эффект был совершенно противоположным — сидящий за штурвалом человек упал в обморок.
— Возвращайтесь в аэропорт, ребята, — тихо произнесла Майя, но для находившихся в кабине ее голос прозвучал подобно набату. — И, ради бога, не треплите языками.
Штурман и второй пилот судорожно закивали, очевидно не в силах поверить в происходящее. Но, осознав, что к ним обращаются по-русски, неуверенно улыбнулись.
— За мной! — коротко бросила командирша, и, пропустив ее вперед, я шагнул в дверь.
Салон мы миновали в очень быстром темпе, так что, я уверен, никто из спасенных ничего не успел заметить. Всевозможным следственным комиссиям, которые вскоре нагрянут как мухи на… мед, совсем не обязательно знать, что здесь произошло на самом деле. И я надеюсь, что те, кто отдает приказы Старику, позаботятся о том, чтобы происшедшее свелось к краткой формулировке: «В результате действий спецназа».
В Москву нас доставили на борту военного самолета. Никто не задавал лишних вопросов. И тем более не интересовался, почему пассажиры, прибыв на место, предпочли остаться в салоне до наступления темноты. Кстати, за проведенную операцию мы удостоились устной благодарности Старика и довольно сомнительного счастья аудиенции у Магистра.
На этот раз, прибыв в Санаторий и поднявшись в тот же кабинет, мы как прошедшие испытание стали свидетелями всего разговора, ведшегося в нормальном звуковом диапазоне.
— Что ж, Асмодей, — подобно трубам Иерихона прорычало ужасное нечто, занимавшее добрую половину пространства, — должен вам сказать, что в чем-то вы правы. И привлечение к делу этих молодых людей несколько развязало нам руки. С этой минуты считайте, что являетесь начальником команды наземного реагирования.
— Служу России! — прогремел в ответ Старик.
И хотя его колеблющиеся контуры не шли ни в какое сравнение с величием Магистра, от его голоса у меня побежали мурашки по коже.
Теперь же, сидя в тесном фургоне и глядя, как подопечный строчит что-то, занося в память компьютера, я испытывал настоящую ностальгию по канувшим в Лету славным денькам.
— Пост сдал?.. — вопросительно протянул я. Майя кивнула.
— Пост принял. Чем собираешься заниматься?
— А хрен его знает. Пойду домой, наверное, и завалюсь спать.
— Хоть бы его украл кто. — Она зевнула. — Вторая ночь всего, а надоело так, словно полгода здесь сидим.
— А что Старик?
— А-а. — Она махнула рукой. — Ты же знаешь, из него слова лишнего не вытянешь. «Служебная целесообразность, — набрав побольше воздуха, пробасила она. — А вам, молодые люди, выбирать не приходится».
Что верно, то верно. После наезда спецназа мы притихли и действовали строго в рамках дозволенного. То есть сидели тихо, как мышки. И, выполнив предписание начальства, залегали в спячку. Вообще-то нашу свободу передвижения никто не ограничивал. Как до вступления в Отдел, мы могли гулять и посещать рестораны. Имели право кататься на катере и ходить в оперу. Но мне, грезившему об инициации и ждавшему ее как манны небесной, хотелось чего-то эдакого. Бесшабашного и шалопаистого. Полетов над ночным городом и веселых потасовок с хулиганствующими бандами, подобных той, что устроила Майка в день нашего знакомства.
Но вот в этом-то удовольствии Асмодей нам отказал категорически. Никаких полетов. Всячески избегать афиширования наших сверхъестественных способностей и никаких массовых избиений мирного населения. Не знаю как Майя, а я, находясь в такой незримой тюрьме, с нетерпением ждал каждой наземной акции Отдела. Возможности порезвиться и «продать талант». Но вот такое сидение в ожидании неизвестно чего сознание наотрез отказывалось считать боевой операцией.
— Будешь уходить, забрось еще пару жучков на окно, — попросила Майя. — И про институт не забудь.