Отделённые
Шрифт:
— Пока действует атака, — ответил Рейт, тоже не спуская глаз с эльфийки. — Может, на несколько секунд дольше.
Ледяная ведьма, всхлипывая, таяла от безумного огня. Воздух внутри купола начал нагреваться — щит становился слабее. Выстоит ли он против Геррета, да ещё и усиленного драконьей атакой?
— Дерьмо жнецовье! — выругался Лорин: у Мильхэ носом пошла кровь.
Капли не падали на землю, а взлетали вверх, растворяясь в мерцающем куполе. Ледяная ведьма уже не всхлипывала, а почти выла.
— Доставайте мешки и одеяла, — сказал Фар. — Ляжем, укроемся ими,
Они распластались на земле. Фаргрен помог лечь Мильхэ и следил за ней, чтобы укрыть сразу, как исчезнет щит.
И щит исчез.
Глава 5. Теоретические беседы
8 день 3 месяца 524 года новой эпохи
— Пригласите господина Миррина Тавеллана ко мне, пожалуйста, — сказал Эйсгейр стоявшему у дверей слуге и подчеркнул: — Настоятельно пригласите.
Рыцарю не удалось увидеть посла ни в день его возвращения, ни на следующий, ни даже на третий... Видимо, за время отсутствия Миррина дел накапало океан и маленькая лужа: он задержался в Светлом Лесу почти на две недели — должен был вернуться в восемнадцатый день второго месяца, а оказался в Эйсстурме только в четвёртый день третьего.
Миррин долго не появлялся, и Эйсгейр уже начал сердиться. Он не стал тревожить посла по возвращении, понимая его занятость, но в конце-то концов — за пять дней можно было вспомнить если не о правителе Северных земель, то о друге?!
Наконец, когда колокола пробили вечерний обход, в трапезную вошёл слишком высокий для человека мужчина.
Как знал Эйсгейр, среди эльфов Миррин не слыл красавцем: гребни дрекожи у него были грубыми, несимметричными и будто иссечёнными. А вот их угольно-чёрный цвет — как и волос — считался привлекательным, особенно, в сочетании с бледной кожей. Миррин же носил ещё и белую одежду.
Он ходил в трауре уже не первый год. Какая-то мутная история произошла с его братом, который служил хранителем портала и был убит. Тогда Миррин поклялся, что не снимет белых одежд, пока не узнает всё и не призовёт к ответу всех причастных. Прошло уже восемь лет, а он ни разу не надел даже цветов дома Тавеллан. И даже родовые эмблемы на одежде — колосья и листья, напоминавшие китовые хвосты, — были вышиты серебристо-белой нитью.
— Я возился с бумагами, — коротко объяснился Миррин. — Что хотел?
Он, как всегда, безошибочно определил форму обращения. Эйсгейр иногда даже думал, будто это умение досталось Миррину по наследству — раньше в Эйсстурме послом Светлого Леса служил отец Миррина, Тирдалл Тавеллан. Тот тоже всегда верно угадывал, когда нужно обратиться, как подобает к великому лорду, а когда — как к другу. Сто пять лет назад, уехав на главный эльфийский праздник Лат-а-лландер, Тирдалл так и не вернулся. Через несколько месяцев послом в Ледяном дворце стал его сын, который ограничился сухим коротким объяснением: «Погиб». Как? Когда? При каких обстоятельствах? Эйсгейру не сообщили.
Но обиды рыцарь не таил: в обычаях эльфов скрывать важное о Светлом Лесе. Значит, смерть Тирдалла Тавеллана оказалась связана с
Эйсгейр не раз думал, что же случилось тогда в Светлом Лесу. Ведь и другие короли — тогда ещё короли — тоже столкнулись с подобным. Все посольства уехали в Светлый Лес на праздник, и несколько месяцев от них не было никаких известий. А потом как минимум половину послов заменили. Ещё в трёх случаях, кроме Тирдалла, причиной стала внезапная смерть, а в остальных даже никаких разъяснений не дали. «Так надо», и всё.
— Садись, Миррин, — кивнул другу рыцарь, — поужинай со мной.
Высокий и стройный, словно берёза, сын Леса прошёл к столу. По пути он успел легонько шлёпнуть водяным щупальцем Ярла Мурмярла, без которого не обходился ни один приём пищи во дворце. Белоснежная шерсть сразу же намокла, и кот, обиженно засопев, начал приводить себя в порядок.
Эйсгейр усмехнулся. При виде пушистого ярла полномочный посол благороднейших эльфийских кровей шестисот лет от роду превращался в пятилетнего проказника. Судя по всему, Миррин был в отличном настроении. Поняв это, рыцарь вздохнул — сейчас он будет это самое настроение портить.
— До меня дошли слухи, будто король безумен, — как бы невзначай бросил Эйсгейр посреди разговора и еды и поставил круг тишины.
Рыцарь не стал говорить, какой именно король, желая увидеть реакцию Миррина.
Тот поперхнулся. На лице его мелькнули тревога и удивление, но он быстро справился с ними, притворившись, что вытирает рот салфеткой.
«Океан-отец, неужели правда?» — подумал рыцарь, сам чуть не поперхнувшись.
— Сегодняшнее жаркое великолепно, передай твоему повару, — сказал Миррин и продолжил орудовать вилкой как ни в чём не бывало. — Какой король?
— Который правит Лесом, — ответил Эйсгейр, чуть помедлив.
Миррин застыл, глаза его сузились. Рыцарь смотрел на посла. Тот молчал, но глядел куда-то в сторону его пушистости.
— Кракен сожри твои уши, Миррин! Мне ты можешь сказать?!
— О чём?
Рыцарь фыркнул. Ох уж эта эльфийская скрытность!
— Милихэн безумен?
Вместо ответа Миррин начал ставить круг тишины, хотя точно знал: Эйсгейр это уже сделал. Посол не обошёл вниманием даже самую маленькую вилочку. Цыплёнок — и тот удостоился защиты. Рыцарь терпеливо ждал, думая, что круг тишины у Миррина никогда не бывает кругом. И даже сферой.
— Допустим, я отвечу утвердительно, — сказал, наконец, посол. — И что же, теоретически, это нам даёт?
Эйсгейр закатил глаза. На его памяти Миррин всегда говорил о делах Леса «теоретически». Как и его отец.
— Допустим, я слышал, как некие люди говорили об убийстве эльфийского короля, — ответил рыцарь и, помолчав, добавил: — Теоретически.
Миррин не отвечал и, кажется, совсем забыл о еде.
— Кракен тебя сожри... Можем мы поговорить не теоретически? Я сам слышал это. Некто утверждает, будто король Светлого Леса безумен. Они говорили, что имеют доступ во дворец и у них есть шпионы в Лесу.