Отключить Мировое Зло
Шрифт:
Вроде бы счастье привалило — вот он и не такой, как другие, всё как мечталось. Но вместо радости Олег чувствовал обиду и злость. Он уходил от заброшенного санатория, спиной чувствуя, как потеряно смотрит ему в след новый знакомый. Если бы он только посмел догнать и привязаться снова — Олег бы ему врезал.
Какая польза от такой особенности? Парень вон, хоть к делу приспособил — от врагов прячется. А куда спрячешься от тоски, от чувства собственной ненужности? От однообразной безрадостной жизни? Кому он нужен и с той стороны, и с этой?
И
Олег сердито плюнул на мокрый асфальт. Так хорошо было приходить к санаторию, когда разбирала тоска. А теперь придется найти другое место. Потом что сидеть в десятке метров от непонятного прохода и не выяснить, есть ли он на самом деле, а если и есть, то куда он ведёт, просто невозможно. А выяснять не с кем и не за чем. «Возьми с собой кого-нибудь…» Кого? Кто пойдет?
Вдоль дороги горели редкие фонари. Когда Олег проходил мимо них, его тень неожиданно выскакивала из-под ног назад и в сторону, быстро уменьшалась, потом падала вперед и удлинялась, а затем пропадала в темном пространстве. И у следующего фонаря — снова… Олега это не забавляло. Что-то в собственной тени раздражало, даже злило. У очередного фонаря Олег понял — тень сутулая и засунувшая руки в карманы. Как будто она не его, а «хорька».
«Хорьки»…
Неизвестно, сколько будет прятаться парень в проломе, но деваться ему некуда — дорога отсюда одна, а «хорьки» сидят недалеко, у остановки. Когда-нибудь он выйдет и попадется им в лапы. И тогда — что? Опять побежит прятаться?
С другой стороны, кому какое до этого дело? Парень знал, куда бежал. Явно не первый раз это делает. Почему он, Олег, должен волноваться за какого-то незнакомого недоделка, который простых вещей не понимает? Если ты готов драться, тогда можешь напяливать на себя костюмчики с витрин дорогих бутиков. А не можешь постоять за себя — не выпендривайся. На худой конец, не шляйся по темным окраинам. Если у родителей есть деньги, чтобы одевать дитятко по журналам мод, пусть катают его в лимузинах с охраной…
Олег со злостью пнул валяющийся на обочине обломок кирпича. Легче не стало.
Бормоча все известные ругательства, Олег развернулся и зашагал в обратную сторону.
Парень сидел на корточках, привалившись плечом к стене у прохода. С этой, нормальной стороны.
— И долго ты тут будешь торчать? — издалека поинтересовался Олег. Получилось насмешливо и грубовато.
— Не знаю, — серьёзно отозвался парень. — Я обычно чувствую, когда уже можно идти. Сейчас ещё рано.
— А если до утра придётся сидеть?
— Это вряд ли, — вздохнул парень. — Но как-то почти до полуночи здесь застрял. Хорошо хоть на той стороне теплее. И костёр можно развести…
— Ты давно знаешь про… ту сторону? — с заминкой поинтересовался Олег.
За злость, желание разрушить, ударить, обозвать, Олегу никогда стыдно не было. Но когда в нём шевелилось сочувствие или интерес — он отчаянно смущался и скорее бы умер, чем признался в этом. Обычно он хмуро смотрел на окружающих и был немногословен. Ведь именно таким должен быть настоящий мужчина.
Новый знакомый, похоже, такими вопросами не парился. Он никак не реагировал на холодность Олега, улыбался открыто и разговаривал приветливо, словно старого знакомого встретил.
— Мне сосед рассказывал, мы с ним часто болтаем. Он журналист, сейчас книгу пишет о детстве, иногда мне главы читает…
Голова у Олега пошла кругом.
Сумасшедшая бабка, которая стучит по батарее, если после девяти вечера музыку включить — это обыкновенная соседка. Или девчонка, которая целый день пиликает на скрипке. Алкаши этажом выше, которые скандалят каждый день — тоже нормальные соседи, как у всех. А писатель, который дружит с мальчишкой и читает ему свои произведения — это тоже из какой-то фантастики.
Так, стоп… Параллельные миры, взрослый друг, фантастика…
Олег усмехнулся.
— Не веришь? — догадался парень.
— Не-а.
— Почему? Потому что мне про это взрослый сказал?
— Потому что взрослые не читают пацанам своих рукописей. Особенно соседям. И потому что я тоже знаю эту книжку. Хоть и не произвожу впечатления особо интеллигентного, — язвительно ответил Олег. Он чувствовал себя обманутым. Снова захотелось уйти.
— Ка…кую книжку? — очень удивился парень.
— В которой всякие фантастические штуки, и взрослые, которые понимают пацанов. У моего брата целая полка таких. Он их разве что наизусть не выучил. Толку, правда, никакого…
Олег испуганно замолчал. Он понял, что ещё слово — и он разревётся, как дошкольник.
А парень поднялся и подошел ближе. Тихо, но с силой сказал:
— Я правду говорю. У меня есть сосед, он рассказывал мне про этот санаторий. Когда он был пацаном, здесь ещё всё работало, и он часто сюда ездил, потому что болел много и матери на заводе путёвку давали. А он и рад был, здесь школа-то — одно название, три урока в день по тридцать минут, и никаких домашек… А однажды привезли к ним мальчишку. Совсем мелкого. Лет восемь ему было. Он всё плакал, по маме скучал. А потом они начали в прятки играть, и его долго не могли найти. Саша — это тот журналист — потом к нему подошел и спрашивает — куда ты делся? А тот удивился и обещал показать… и не успел.
Это «не успел» резануло Олега по нервам, как бритвой. Он весь закаменел, ожидая услышать продолжение. Парень, кажется, ничего не заметил. Он продолжил:
— За ним мама приехала и забрала.
Олег медленно выдохнул через стиснутые зубы. «А ну, возьми себя в руки!» — мысленно прикрикнул он на себя. И услышал:
— Он потом уже письмо написал, большими кривыми буквами… Саша показывал… Что проход в стене на спортплощадке и что он странный. Саша искал, искал и не нашел. А я пошел и сразу увидел. И Саше рассказал.