Шрифт:
Откровение ажурного чулка. Катерина Мазо
Мутное утро приносит хриплые звуки автомобилей из глубины моросящей улицы и машет мне ветками разъяренных ветром деревьев. Я вдыхаю аромат утреннего кофе и смотрю, как по стене напротив меня бродят тени суетящихся под карнизом промокших птиц. Интересно, если бы сейчас настежь открыли окно, и ледяной осенний ветер ворвался сюда, смог бы я не дрожать и не съеживаться от холода? Я ловко поддеваю оконную задвижку, окно распахивается под напором ветра. Порыв мокрого вихря налетает на меня, мотает и раскачивает в разные стороны. Занавеска взлетает, падает и снова взлетает. Дождь уже не моросит, а бьет меня крупными ледяными каплями. Мне хочется стоять так бесконечно и улыбаться сумасшедшей счастливой улыбкой.
Вчера я спас Натали от смерти. Сумел ослабить узел на ее посиневшем горле, когда ее чуть не придушил разъяренный маньяк. Я закрываю окно и вспоминаю все снова. Вот Натали сделала несколько первых судорожных глотков воздуха и отшвырнула меня в угол. Вот она сидит на кровати, как сломанная кукла, и не может унять кашель. Волосы ее всклокочены, косметика черными кляксами расползлась по лицу, бретелька на плече растянута. Быстрый, как вспышка молнии, промельк мужской спины в просвете входной двери. Я успеваю заметить на мужчине черный плащ на подкладке без утеплителя из плотной качественной плащевки, накладные карманы на кнопках. Зимне-весенняя коллекция, не очень удачная в смысле дизайна, но зато практичная и не слишком дорогая.
Когда душитель покинул квартиру, я вдруг почувствовал невероятную силу, которая всю жизнь дремала во мне, а теперь вырвалась на свободу. Вот оно! Я жадно вдыхал раскаленный дракой воздух комнаты, где только что я победил монстра, и счастье накрывало меня дурманящей волной.
Натали встала с постели на подламывающихся ногах и прошла в кухню, хватаясь то за ручку комода, то за стену, чтобы не упасть. Я слышал, как она жадно пила воду из-под крана. На стене слишком громко тикали часы. Обои в полоску с мелкими цветами выглядели еще совсем новыми, хотя ремонт здесь был несколько лет назад. На столике лежала щетка для волос, коробочка со снотворными таблетками и затычками для ушей от шума. На полу стояли в ряд три пары женских туфель. Остроносые черные лодочки на невысоком каблуке классического фасона, чуть припыленного оттенка розовые нежные туфли с бантами-завязками и пара с хищным леопардовым принтом, особо модным в этом сезоне.
Я никак не мог унять нервную дрожь. Ведь только что я боролся с сильными ручищами душителя и пытался выскользнуть и не дать свернуть себя в узел. Его крепкие жилистые пальцы вцепились в меня с такой мощью, что моих сил могло и не хватить для сопротивления. В тот момент я думал только о Натали и готов был разорваться, лишь бы ей не причинили вреда. Я говорю это не для того, чтобы выглядеть героем. Хотя не скрою, что успел подумать о том, что Натали, наверное, когда-нибудь поблагодарит меня за спасение. Я представлял себе, как она осыпает меня поцелуями, и слезы признательности градом катятся из ее глаз.
– Дура, какая же я дура! – Она повторила это несколько раз подряд.
Когда Натали вышла в кухню, я ухватился за спинку кровати и переполз в ящик с нижним бельем. Там я забился в самый дальний и темный угол, где были свернуты ее фланелевые ночные рубашки и шерстяные носки. Она надевала их, только, когда спала одна. В остальные дни – шелк и самое дорогое кружево. Мне было очень жарко, но я терпел, боясь пошевелиться. Дело в том, что я совершенно не выношу, когда чужая шерсть прикасается ко мне. Мысль о том, что некоторые женщины способны надеть зимой шерстяные носки поверх капроновых чулок, вызывает у меня приступ тошноты.
Я тихо лежал под грудами шерсти и ждал. Через какое-то время в комнате послышались голоса. Несколько раз открывали все подряд ящики, видимо, искали орудие убийства. Я решил, что если обвинение падет на меня, то мне надо будет как-нибудь покончить с собой. Обвязаться узлом и повеситься. Или спрыгнуть с подоконника на улицу. Или открыть воду в раковине и захлебнуться, заткнув сток. Но желание увидеть Натали было слишком сильно во мне, и я передумал.
Двое полицейских, допрашивали ее. Натали отвечала голосом, охрипшим от недавнего удушья и слез.
–Вы знали раньше этого человека?
–Да, он иногда приходил ко мне. Редко. Слишком редко.
–Он назвал свое имя?
–Только фамилию. Шапиро.
Мне этот Шапиро сразу не понравился какой-то волчьей заинтересованностью, с которой он разглядывал все вокруг. В первый раз он явился к Натали с пошлым букетом красных подувядших цветов и приторной улыбкой. Я видел его колючий взгляд, когда Натали выходила на кухню за бокалами и штопором. Тогда скулы его становились острее, а цвет кожи приобретал еще более зеленый оттенок. Шапиро всегда сидел на кончике стула и напоминал хищную облезлую птицу на ветке, готовую взлететь на драных крыльях сразу, как только сумеет схватить добычу.
– У Вас что-нибудь пропало? – спросил полицейский у Натали.
–Не знаю. Не думаю.
–Посмотрите внимательно.
Натали порылась в ящиках, и тут мы пересеклись с ней взглядами.
–Он душил меня чулком, – сказала она помертвевшим голосом.
Меня грубо выволокли на свет.
–Это он? – спросил полицейский, отвратительно пахнущий дешевым одеколоном.
–Да, – ответила Натали. У нее дрожали руки, и сигарета дымилась в ее пальцах, искажая естественную траекторию дыма. Натали смотрела на меня с отвращением. На меня! На того, кто жил и дышал ради нее. Я как-то сразу весь обмяк и свалялся. Лучше бы она тогда больно ударила меня. Я бы стерпел. Но этот взгляд мне было не перенести.
–Каким образом этот чулок попал обратно в шкаф?
–Понятия не имею. Не помню.
Я хотел крикнуть:
"Любовь моя, это я спас тебя. Теперь, когда ты знаешь правду, пусть они делают со мной, что хотят!"
Но я не нашел в себе сил и малодушно промолчал.
Из открытых ящиков на меня злорадно пялились вздыбленные любопытством, хамоватые вещи. Всякий хлам, пропахший насквозь лавандой и дешевым мылом "Болгарская роза". Как они веселились, глядя на мои мучения! Даже прозрачный гипюровый пеньюар, которого я всегда считал интеллигентом, ухмылялся. Чего уж говорить о дебелых полотенцах и неповоротливых тупых простынях и наволочках. Они тоже высунули невообразимые рыла и пучили от удивления свои пластмассовые пуговицы.
Им ли судить меня, того, кто украшен самым изящным в мире кружевом и сделан из тончайшего капрона с ажурным узором! Что могут знать о настоящей страсти эти жалкие стринги и бесстыдные бикини, эти банальные изделия, пусть даже изготовленные из шелка или хлопка с добавлением вискозы, эластана и полиэстера. Конечно, чулки, даже самые лучшие, стоят дешевле интимного гарнитура. Но настоящая женщина понимает, что все дело именно в чулках. Маркиза де Помпадур, фаворитка Людовика ХV, при котором так пышно расцвела эпоха изящного рококо, сводила короля с ума именно при помощи чулок.