Откровение
Шрифт:
— С угодниками проще... только далеко ли уйдешь? Рабы — есть рабы.
Он хотел добавить, что свободные англы, еще малые числом, сокрушили и разметали исполинскую Римскую империю, что держалась на рабах, но смолчал, не будучи уверен, что ничего не перепутает из дядиных рассказов.
В зал вбегали и даже влетали черти, Томас видел их смутные тени в сумраке. Некоторые подбегали к Сатане, Томас видел их блестящие любопытные глаза, что-то шептали на ухо, исчезали. Одного, явно не угодившего, он распылил небрежным мановением пальца,
Томас чувствовал, что интерес Князя Тьмы к ним падает, скоро передаст их в руки палачей и забудет, своих дел по горло, судорожно цеплялся за любую мысль как выбраться, но ничего не приходило в голову кроме идеи вызвать Сатану на турнир и выбить из седла, тем самым добыв свободу себе и сэру калике.
Олег, что больше помалкивал в их диспуте, спросил непонимающе:
— Но ведь ты — отец всех знаний? Ты сам признался, что вся цивилизация — твоих рук дело. У того, Верхнего, слепая вера, что больше подходит для ленивых недоумков, а у тебя — гордость и жажда знаний. Но что-то я сейчас недопонимаю...
Томас видел, как гордое лицо Сатаны перекосилось, а глаза вспыхнули таким светлым оранжевым огнем, что Томас на миг ослеп, а в голове пронеслось потрясенное: каким же великолепием блистал, когда был у престола верховного сюзерена!
— Даже тебе, гордец... что мне любо... не понять...
Голос его из мощного и сильного стал глухим, словно Сатана, как и калика, тащил на себе незримую гору. Томас непонимающе покосился на калику, вот уж не заподозришь в гордости, явно Князь Тьмы под гордостью понимает что-то другое, а Олег возразил:
— Если мы — твои дети, то когда-то сможем понять.
— Когда-то, — прорычал Сатана. Похоже, Князь Тьмы уже потерял к ним интерес, Олег спросил быстро:
— Ты... отказался?
Глаза Сатаны вспыхнули пурпуром. Томас затаил дыхание, гнев Князя Тьмы собрался вокруг повелителя красным облаком, но Сатана лишь проревел люто:
— Не сдался! Но разве это жизнь? Карабкаться на гору, которой нет конца? Карабкаться, обламывая ногти, вгрызаясь зубами, не досыпая и недоедая, отказывая себе в простых человеческих радостях...
Олег спросил с угрюмой подозрительностью:
— Это каких же простых человеческих радостях?
— Сам знаешь! Есть ли выше радость, чем догнать, повалить и овладеть чужой женщиной, догнать врага и размозжить ему голову, поджечь чужой дом, ломать и крушить, слышать рев пожара.
Он хохотал, воздух сотрясался, вокруг хохотали толстые мясозадые женщины. К удивлению Томаса Олег кивнул:
— Ты прав, это как раз и есть главные человеческие радости... будь ты проклят!
Сатана едва не задохнулся хохотом, стены тряслись, от рева у Томаса гремело в голове.
— Благодарю!.. Га-га-га! Я постарался, постарался... га-га-га!.. Человек — это не что-то бледное и неживое, как жаждет дурак наверху!.. Человек — это плоть, га-га, а плоть от меня!.. Тот дурак наверху бесплотный, как и его бесполые — тьфу! — ангелы, а я и сам, погляди, мужчина аль нет? То-то! Вон у твоей железяки волосы шлем поднимают. А чем может похвастаться тот, кто глаголет о любви к ближнему?
Олег смотрел исподлобья, Томас видел, как напряженно и быстро калика что-то мыслит, и наконец выдал:
— Ты раньше шел к знанию... а теперь зовешь обратно в пещеры?
Сатана загрохотал, будто скалы раскалывались от страшного жара:
— Не назад в пещеры, дурак, а вперед... в пещеры! Ты хоть знаешь к чему ведет знание?
Томас ответил с достоинством вместо запнувшегося калики:
— Знание — сила!
— Хребет подломится, — предостерег Сатана. — Во многих знаниях много горя. Ты видел хоть одного веселого мудреца?.. А дураки все веселы и счастливы. Знания никого еще не сделали счастливым. А несчастными — каждого. Я говорю не о тех мелких знаньицах, как украсть у соседа кошелек или выкопать клад, а о больших знаниях, настоящих!
Томас возразил:
— А на хрена они большие? Достаточно, если их будут знать два-три человека на все королевство. Это не так уж и много: два-три несчастных на королевство!
Дьявол рыкнул:
— Не получится. Знания — это курган. Маленький холмик можно насыпать и втроем, да что с него узришь? А чтобы заглянуть далеко, надо усилия многих. Я сам пока не могу представить весь народ мудрецами, но чутье говорит, что такое произойдет... или может произойти. Я все-таки могу заглядывать в грядущее подальше твоего спутника... хотя с ним никогда ничего нельзя сказать наверняка... и я вижу такие ужасы, что шерсть становится дыбом, огни гаснут по всему аду, а сердце рвется от жалости...
Томас скептически хмыкнул. Внезапно лицо Сатаны исказилось, Томас потрясенно увидел, что в красных глазах чудовища в самом деле появилась боль.
— Я надвое сердце свое разорвал для человека, — голос Сатаны стал хриплым от страдания, — Я бьюсь за то, чтобы он был счастлив. А счастье — в незнании.
Олег выглядел раздавленным, смятым, как старая тряпка у порога. Прошептал так горестно, что Томас едва расслышал:
— Я был уверен, что тот, Верхний, зовет к дурости, тупости, незнанию, а ты чего-то да стоишь... Но что же тогда хочет тот, наверху?
Сатана поднялся, жестом отослал двух крупных чертей, требовавших внимания. По его виду, Томас понял, что Сатана сейчас уйдет следом, а с ними будут покончено.
— А он уже ничего не хочет.
— Как...
— Он раньше царствовал и управлял, потом только царствовал, а сейчас.... Следы моей работы вы видите на земле каждый день, а что делает он?.. Вот так-то... А теперь, вы двое, я вас, пожалуй, сумею использовать. У меня для вас есть работа.
— Какая? — спросил Олег, а Томас отрезал гордо: — Никакой работы от врага Господа и Пречистой мы не примем!