Откройте принцу дверь!
Шрифт:
Тем временем монахиня начала действовать быстро и собранно. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что поблизости никого нет, она первым делам прикоснулась двумя пальцами к шее мертвой женщины. Пульса не было. Тогда она достала из рукава рясы два предмета: складной нож с перламутровой ручкой и небольшой бархатный футляр вроде тех, в каких хранят перстни и небольшие броши.
Выщелкнув из ножа короткое квадратное лезвие, она отхватила у мертвой служительницы первую фалангу мизинца. Затем она открыла бархатный футляр, достала оттуда красную звездочку с портретом кудрявого мальчика,
Спрятав свой страшный трофей и нож, монахиня еще раз взглянула на синьору Креди. Та казалась со стороны мирно дремлющей.
Монахиня выскользнула из кельи, покинула монастырь Святого Марка, пересекла людную площадь, залитую ярким полуденным итальянским солнцем.
Присев на скамью возле фонтана, она достала из складок коричневой рясы сложенный вдвое листок бумаги и тоненький карандашик. Развернув листок, она внимательно проглядела список и вычеркнула из него первую фамилию.
– Кофе будете? – с непонятной ненавистью крикнула девица из-за стойки.
– А? – Я очнулась от грустных мыслей и поглядела на остывшую пиццу. Зрелище было отвратительное, как будто по тарелке размазали внутренности жертвенного животного. Не понимаю, что могли древние греки увидеть в таком безобразии?
Судя по всему, кофе в этой забегаловке пахнет клопами, а на вкус напоминает удобрение для цветов.
Говорю с полным знанием дела, поскольку после скандала, разразившегося две недели назад, я впала в такое отчаяние, что решила отравиться. Нашла в сарае бутылочку, на которой было написано: «Ядовито. Беречь от детей», и посчитала, что если детям будет плохо от содержимого бутылочки, то мне тоже. Впрочем, особенно не раздумывала, потому что, как уже говорилось, была в невменяемом состоянии. Глотнула из бутылки, но вкус оказался настолько отвратительным, что меня тут же вытошнило удобрением, не причинив особого вреда, эти двое злодеев ничего не заметили.
– Нет уж, спасибо, – решительно сказала я, – мне и пиццы хватило.
– Чего тогда сидите? – агрессивно начала девица, как видно, она одурела от скуки и хотела таким образом пообщаться.
– Слушай, ну что ты вяжешься? – миролюбиво начала я, поскольку не хотелось выбираться на шумную пыльную улицу. – У тебя что – очередь стоит, все столики заняты?
– И то верно, – опомнилась девица. – Извини, что-то я сегодня не в своей тарелке. Давай, я кофе сварю, поговорим хоть как люди, а то озверела здесь одна-то… Меня Милой зовут…
– А меня – Василисой, – усмехнулась я. – Можешь комментарии оставить при себе. Прекрасная, Премудрая – это не про меня. Ничего у меня нет – ни ума, ни красоты, ни денег. Времени вот свободного навалом, работу ищу…
Мила в это время колдовала у стойки и через несколько минут принесла и вправду вполне приличный кофе.
– Уйду я отсюда, – вздохнула она, – сама видишь, что творится. Денег – кот наплакал, за квартиру платить нечем…
– А у меня вообще квартиры нету, – еще тяжелее вздохнула я, – у чужих людей перебиваюсь…
Мы поглядели друг на друга с грустью во взоре, потом Милу позвали из подсобки, и она ушла, попросив меня приглядеть за помещением. А я вместо того, чтобы взять себя в руки и подумать, как жить дальше, продолжала вечер воспоминаний.
Собственно, вспоминать было нечего, все произошло
Володька работал в агентстве недвижимости и зарабатывал неплохо. Тогда как раз начинался квартирный бум, и ему не нужно было бегать по старым районам, расселяя коммуналки. Он просто продавал квартиры в новых элитных домах, на них еще очередь стояла.
Свадьба вышла у нас тихая и скромная, поскольку друзей было мало, а родственников у жениха тоже не имелось никого, кроме Альбины. Зато мы съездили в Турцию, я ведь никогда не была на море. В детстве лето мы с бабушкой проводили всегда одинаково: в городе. Только на две недели отправлялись погостить в Новгородскую область к ее сестре. Потом сестра умерла, и нас больше не приглашали.
Жили мы после свадьбы то там, то здесь, пока Володька не пошел на повышение, теперь он занимался загородной недвижимостью. И однажды мы решили строить дом за городом, чтобы наши будущие дети росли на свежем воздухе. Продали мою квартиру и до поры до времени ютились в их двухкомнатной вместе с Альбиной, пока не пришлось продать и ее. Но дом к тому времени был достроен, так что Володька взял кредит, я бросила работу и полностью ушла в обустройство.
К тому времени прошло уже два года нашей семейной жизни, но о детях не могло быть и речи – в доме одни стены. Надо сказать, Альбина очень мне помогала. Не всегда мне хотелось следовать ее советам, но я утешала себя тем, что она все делает от души, старается как может. Она была слаба здоровьем, как заявила мне сразу же при первой встрече, так что даже не доработала до пенсии.
Я потому вспоминаю все так подробно, что никак не могу понять, что я сделала в своей жизни не так, что упустила и когда было еще не поздно бить тревогу? Отвечу самой себе честно: не знаю.
Время шло, жилище наше понемногу приобретало приличный вид, и если интерьер дома контролировала Альбина, то садом она совершенно не интересовалась. В сад я никого не пускала, это было мое и только мое царство. Я перечитала кучу журналов и книг по садоводству и ландшафтному дизайну, вручную перелопатила гору земли, рыскала по городу в поисках семян и саженцев. Я вставала к рассаде ночью, как к маленькому ребенку, чтобы укрыть от наступающих холодов. Каждую плиточку на дорожках я обтерла своими руками, каждый листик на кустах я погладила, с каждым цветком поговорила. Надо сказать, что растения платили сторицей. Они благодарно тянулись ко мне, цветы раскрывались при моем появлении. Господи, как же я их любила! Неужели сильней, чем мужа, как бросила мне в сердцах Альбина, когда мы скандалили первый и единственный раз в жизни?
Но это неправда, просто Володька сам отстранился от меня. Он вообще мало бывал дома, мотивируя это тем, что очень много работы. Зато привозил гостей по выходным. Все начинали бурно восхищаться еще у ворот, особенно летом, когда буйно расцветали розы. Дорожка вилась среди благоухающих кустов к каменной лестнице, которая, в свою очередь, заканчивалась широкой солнечной террасой, по углам которой были расставлены каменные вазоны с пунцовой геранью. У не слишком речистых гостей запас восторгов иссякал еще в холле – крупные, нарочно выщербленные плиты, деревянная лестница с резными перилами и бронзовые светильники на стенах, в которые так и хотелось воткнуть факел, а не электрическую лампочку.