Открытый финал не подходит
Шрифт:
Он патетично взмахнул рукой.
Я откинулась на спинку кресла, разглядывая собеседника. Заверила:
— Ты очень даже симпатичный персонаж. Вот разве что обувь… как вообще по снегу шел? Хотя ты ведь что-то говорил про сапоги…
Ренрих кивнул.
— Разумеется, я могу обеспечить себе обувь! — фыркнул Ренрих. — Или ты думаешь, все персонажи обречены всю жизнь носить только тот наряд, который соизволил для них прописать автор?
— Надеюсь, не все так плохо, — признала я. — В конце концов, я пишу только часть событий, которые произошли с
— Вот именно! — подтвердил Ренрих. — Если мир прописан толково, — он бросил на меня быстрый взгляд. — Ну, более или менее толково. Тогда мир действует по тем законам, которые для него прописаны, и герои прекрасно обходятся без вмешательства автора. Так что я одевался и обувался как хотел.
Он опять посмотрел на меня с таким видом, будто считал, что эта новость должна стать для меня оскорбительной. Мол, обидно, что персонажи — не такие уж рабы, как могло показаться автору! Вообще, не представляю, как бы Ренрих скрывал от Рона свою злодейскую сущность. Он слишком откровенно демонстрировал эмоции. Мне даже начало иногда казаться, что я разговариваю с ребенком.
Но, между прочим, этот ребенок по-свойски рассуждал о правилах придуманного автором мира. Нет, не так уж прост был Ренрих. Эта мысль внезапно заставила задуматься. Теперь Ренрих казался мне… каким-то двоящимся. Чего-то он не договаривал. Вот откуда он вообще узнал то, что, по логике, персонаж даже предполагать не должен. Конечно, если в книге прямо не прописано, что кто-то из героев вдруг осознал, что он — придуманный.
— Но за пределами привычного мира… — продолжил Ренрих. — Оказалось, что я могу свободно распоряжаться лишь теми вещами, которыми ты соизволила меня одарить. Я, конечно, создал себе сапоги, но на них потратилось немало магии.
— Магии? — удивилась я.
— Разумеется, магии!
— Но ведь «Злое небо» — это космическая фантастика. Там, конечно, есть эмпатия и намеки на телекинетические способности у некоторых инопланетных рас. Но уж точно — никакой магии!
Я замолчала, осознавая нюанс. Ренрих усмехнулся.
— Ты ведь увлекалась больше фэнтези, и первоначально никаких космических приключений в твоей книге не планировалось. Так что у меня есть магия, — тут он пожал плечами. — А может, это моя особая способность персонажа? Должен же я как-то защищаться в твоем мире. Не все автору радоваться.
— Вообще-то, мы не совсем в моем мире…
— Любой мир, который ты придумываешь — твой. Он становится самостоятельным, когда ты перестаешь вмешиваться в его существование как автор. Так что не пытайся увильнуть от ответственности.
Да уж, логика, конечно, железная.
— Послушайте, Ренрих, я все же не понимаю нескольких вещей.
Этот тип с мученическим видом возвел очи горе. Как будто он тут единственный, кто страдает от затянувшейся беседы!
— Спрашивай, — снисходительно разрешили мне. Я едва удержалась от слов благодарности. Нет, все-таки, он — большой зазнайка! Отрицательный герой, вы поглядите только!
— Во-первых, как ты узнал, что живешь в ненастоящем мире.
— Ты чем слушала вообще? Мир настоящий с тех самых пор, как ты завершила над ним работу! Благо, твоих способностей хватило. Не каждому автору, знаешь ли, дано создавать миры.
Честно говоря, мне даже легче стало. А то я припомнила, какие неуклюжие рассказы писала в детстве… Про трехлапого зайку и зеленого пони, которые искали добрую фею… Вот уж где страшный был бы мир! Доброй фее в нем, скорее всего, жилось бы так себе. Кругом одни плюшевые игрушки, и всем от феи что-то надо.
— А как я узнал — не твое дело. Вот когда напишешь про меня книгу, тогда, может, и скажу. Какой там второй вопрос?
Ушел, в общем, от ответа. Ну, ладно.
— А кто-то еще знает о том, что он — персонаж?
Ренрих усмехнулся.
— Можешь не беспокоиться, такие умные, как я, редко появляются. Так что наплыва положительных героев тебе в помощь не предвидится. Тебе не кажется, что ты попросту тянешь время?
— Куда-то торопишься?
— Я же говорил, что не собираюсь тут бесконечно дожидаться…
— Это я помню. И несказанно рада. Но, во-первых, книги быстро не пишутся. А во-вторых, ты не подумал, что я могу после твоего хамского появления написать такое, что все твои планы стать великим злодеем и захватить мир вовсе не выгорят?
Ренрих зло уставился на меня. Но на удивление сдержался. Видно, мои слова оказали на него влияние. Усилием воли он заставил успокоиться.
— Не хочу я захватывать мир. Просто напиши книгу. И времени у тебя — от силы две недели.
— Ого. А больше никаких условий не будет? — иронично уточнила я. Он ответил, копируя мой тон:
— Будет. Книга должна быть настоящей. Не просто какая-то ерунда, а действительно подходящая мне история. Иначе не сработает. И тогда я от тебя не отстану.
— Э… и как прикажешь определить, насколько настоящая получается история?
— А ты просто постарайся. Ты ведь сумела написать про Рона. Напишешь и про меня.
— Ага, — сказала я.
Мы с Ренрихом смотрели друг на друга. Никто больше ничего не говорил, но по его взгляду было заметно, как растет в нем недовольство. Думаю, мужчина заметил и мое раздражение тоже.
— Время пошло, — напомнил он, наконец.
И улыбнулся, так холодно, что я невольно поморщилась. Такая улыбка ему совсем не шла. Не шло ему быть отрицательным героем.
Совсем-совсем.
Я открыла рот, чтобы сообщить Ренриху эту потрясающую новость.
Но тут дымокот на моих коленях встрепенулся и зашипел.
И сон закончился.
Суровые будни: это когда до праздника осталось две недели, все уже елку наряжают, а у тебя на работе как раз аврал начался. И нет ему конца, этому авралу. В прошлом году стояла в неимоверной очереди тридцатого декабря. Все ради зеленого горошка, из которого потом было жутко лениво делать салат. Если бы не постоянно голодный Иван и не угрозы Вали нагрянуть в гости…