Отморозок 2
Шрифт:
— Будем надеяться, что на моего противника с таким замечательным прозвищем будут ставить все же больше, чем на меня. А на счет самого боя, думаю, я и в борьбе смогу с ним потягаться, — хмыкаю я. — Ребро у меня уже поджило, и за оставшиеся пару недель я смогу подготовиться к борьбе.
— Может и сможешь, но лучше сам туда не лезь, — качает головой Тима. — Где же мы с тобой теперь готовиться будем, раз зала с борцовским ковром у нас уже нет?
— Я в самбистский зал на Динамо похожу все оставшееся время. Там есть очень классные парни, поработаю с ними, — немного подумав, отвечаю я.
— Давай так и сделаем охотно — соглашается Тима — Готовься сам, помни только, что тебе проигрывать нельзя по любому.
— Да, помню, — отзываюсь я, вставая с лавки. — Мне
Этим же вечером я с парнями навестил Армена в больнице. Каким бы меркантильным козлом ни был его папаша, Арменка то в этом не виноват. Он в доску свой, и когда было нужно, он стоял с нами в одном строю рядом и не струсил, не убежал. Наш раненый приятель уже довольно нормально ходил и производил вид почти здорового человека. Мы притащили ему яблок с рынка, трехлитровый баллон густого абрикосового сока, до удобных литровых тетрапаков здесь еще не додумались, и целый пакет разных конфет. После дружеских обнимашек и рассказов о житье бытье в больнице, я отозвал Армена в сторонку и тихонько сказал.
— Твой отец там немного буровит, сказал, чтобы я не подходил к тебе на пушечный выстрел.
— Да это младший братишка все разболтал про драку, — покраснел Армен. — Я с ним, как со своим, поделился, а он, змеёныш маленький, все отцу доложил. Приду домой, уши ему оборву.
— Ладно, оставь это, не трогай его, — я покачал головой, — в следующий раз просто знай, что и кому говорить, а что нет. Про зал уже знаешь?
— Знаю, — уныло кивнул Армен.
— Ты, давай, голову не вешай. Пока тепло, потренируемся у нас на поляне, а к осени найдем новый зал.
— Может, я еще отца уговорю пустить нас обратно?
— Не надо. Сами что-то найдем. Просто не рассказывай больше никому о наших делах.
— Больше не буду, — повесил голову Армен.
— Да не расстраивайся ты так, — хлопнул я его по плечу. — Все, что ни делается, все к лучшему. Ты лучше выздоравливай побыстрее.
Мой более тяжелый противник атакует и делает мне подсечку изнутри на левую ногу, я, уходя от подсечки, иду вперед и прижимаюсь к нему грудью. Тут же взлетаю, попадаясь на подхват, оказывается, подсечка была только обманкой, чтобы заставить меня пойти вперед. Лечу, но успеваю в уже воздухе сделать перескок, и оказываюсь снова на ногах. И теперь я уже атакую сам, делаю зацеп снаружи и мы оба летим на ковер, но в последний момент мой противник перекручивается и оказывается сверху в позиции удержания сбоку. Он сразу пытается сделать мне узел руки, но ему не удается, и теперь уже я отжимаю ему голову двумя руками и пытаюсь закинуть свою левую ногу ему за голову, чтобы сделать треугольник. Мой противник, преодолев сопротивление моих рук, грамотно прижимает голову вниз к моей голове и лишает меня такой возможности. Я бы мог попробовать сделать переворот с моста, но он тяжелее меня и к тому же опытнее. Тогда я, вспомнив одну фишку из прошлой жизни, вместо того, чтобы тщетно переворачивать его через себя, наоборот, сам проворачиваюсь дальше вбок и закидываю левую ногу ему за корпус, проворачиваясь еще сильнее, разрывая его замок и забирая его спину сзади. Теперь уже атакую я, пытаясь сделать удушение из положения сзади за спиной. Противник грамотно защищается, втягивает голову в плечи и закрывает шею руками. Около двух минут мы с ним пыхтим, я пытаюсь его задушить, а он успешно срывает все мои попытки.Наконец, он удачно выскальзывает из моего захвата, а я, обессиленный затяжной силовой борьбой, ухожу в позицию черепаха, чтобы восстановить силы.
Мы с Жорой Гонгадзе, отдыхая после жаркой схватки, сидим на ковре.
— А ты прилично прибавил, — уважительно говорит мне он, — месяц в зале не появлялся, а бороться стал как бы не лучше.
— Спасибо! Перерыв занятиях, тоже иногда бывает на пользу — киваю ему я — К тому же я совсем тренировок не забрасывал, занимался сам в щадящем режиме.
— Слушай, по твоему делу с заводскими, я переговорил с нужным человеком. Завтра в шесть вечера около кафе «Улыбка»,
— Спасибо, Жора — искренне благодарю я. — С меня причитается.
— Свои люди сочтемся — смеется он и подмигивает — ну что, еще схваточку?
— Нет, я пожалуй откажусь — мотаю головой я — умотал ты меня в крайней схватке, у меня до сих пор руки трясутся после неудачного удушения.
— Э-эх, молодежь, — качает головой Гонгадзе, — у тебя сил должно хватать на трех таких стариков, как я.
— Ага, нашел старика — смеюсь я — тебе же еще и тридцати нет.
На следующий день, ровно в шесть, я слонялся около кафе Улыбка, которое находилось в унылом одноэтажном сером здании, рядом с конечной остановкой четвертого автобуса. Тут же, в соседнем доме, располагается продмаг, а чуть далее тянутся однообразные пятиэтажные панельные хрущебы. Это восточная окраина города. Если ехать по дороге дальше, то в паре километров находится поселок Заводской, расположенный рядом с кирпичным и бетонным заводами. Живут в этом поселке в основном работяги с обоих заводов. Поселок в городе считается весьма неблагополучным местом. Неподалеку от него стоит зона, а в самом поселке, рядом с обычными гражданами, живут «химики» — осужденные, которые работают на этих тяжелых производствах и которым разрешено проживать в почти обычных общежитиях рядом с местом работы. В этих общежитиях строгий пропускной режим входа и выхода, и милиция постоянно дежурит на входах. однако, это далеко не зона, и осужденные чувствуют себя «на химии» гораздо свободней. Естественно, такое соседство создает определенный микроклимат для всего поселка и принесло ему дурную славу, но местные давно сжились и привыкли, а чужие стараются не появляться там без особой надобности. Я бродил около кафе минут пять, пока ко мне не подошел пацан, на вид лет тринадцати, и не спросил.
— Юра, ты будешь?
— Да, я.
Я смерил его взглядом с ног до головы. Светловолосый, коротко стриженный мальчишка одет в широкие черные брюки, припорошенные пылью черные остроносые туфли и черную свободную рубашку. Он, по манере держаться, явно из-под блатной козы, в нем ощущается желание подражать старшим, уже оттоптавшим зону товарищам.
— Там тебя ждут — пацан кивком указал мне на вход в кафе и пояснил, — как зайдешь, увидишь окно, на котором стоит горшок с цветком. Тебе туда.
Я кивнул и, не отвечая, пошел к входу в кафе. Внутри все оказалось немногим лучше, чем снаружи. Обшитые деревом и покрытые желтым лаком стены, такая же деревянная стойка со стоящим за ней бородатым мощным мужиком в грязно-белом халате и запах горелого масла и жаренного мяса. На потолке несколько ламп с медленно вращающимися вентиляторами и рядом свисающие желтые, облепленные дохлыми мухами ленты. Десяток столиков, из которых посетители сидят всего за тремя. Сразу же напротив входа, вижу нужный мне столик, он стоит у занавешенного грязноватой тюлью окна, с полудохлым цветком неизвестной мне национальности на подоконнике. За столиком сидят трое худощавых парней неопределенного возраста, на взгляд, приблизительно до тридцати лет. Все коротко стриженные, одеты во все черное, пальцы синеют от набитых перстней. Стол заставлен разнообразной едой: колбасные нарезки, салатики, соления, тарелки с недоеденными чебуреками, а посередине возвышается наполовину пустой хрустальный графинчик с водкой. Подхожу к столику и сажусь на свободное место.
— Добрый вечер, — здороваюсь я и обвожу осматривающую меня компанию спокойным взглядом.
— Ну, здорова! Это ты, что ли, Юра будешь? — отвечает мне сидящий напротив парень с золотой фиксой во рту. Взгляд у него колючий и пронзительный, как будто примеряется, куда тебя пырнуть половчее.
— Да, я, — киваю я, подтверждая свою личность, и отвечаю ему спокойным и уверенным взглядом.
— Постой, а это не ты недавно Лесоруба размотал на мероприятии у Абрамыча? — вытаращил на меня глаза сидящий рядом с фиксатым парень с большой родинкой на треть щеки.