Отпуск в Акимовке
Шрифт:
Чувствовал я себя отвратительно. Голова гудела как с похмелья, а тело ныло, как будто меня всю ночь били палками. С трудом сев на кровати, я обнаружил, что сил подняться у меня нет. Рядом, на полу, лежало знакомое платье. Вчера, в порыве страсти, не справившись с пуговицами, я порвал его, но сейчас оно было совершенно целое.
– Митенька - услышал я голос бабушки.
Окна были распахнуты, и зов доносился оттуда. Я попытался ответить, но только пошевелил губами, голоса не было.
– Иду, иду - неожиданно прокричала бабушка, как будто услышала меня.
Старушка появилась в комнате через секунду. Она
– Вот окаянная - Тётьмань всплеснула руками - что она с тобой сделала, на тебе лица нет.
Закинув мою руку на свою согнутую спину, бабушка, с силой, неизвестно откуда взявшейся, потащила меня на улицу. Я едва успел схватить свою, брошенную на пол одежду.
– Да не видит тебя никто, не беспокойся.
Действительно, по улице прошли несколько человек, но ни один даже не повернулся в нашу сторону.
– Говорила я тебе - продолжала причитать моя спасительница - не связывайся с горячими. Они всю силу у тебя выпьют. Они оттого и горячие, что чужой силой питаются и оттого молодеют. Кому кровь нужна, а кому семя. Хорошо, хоть с собой не утащила.
– Куда - хотел спросить я, но не смог открыть рта.
– Куда, куда… известно куда.
С огромным трудом забравшись на высокое крыльцо, мы почти вползли в комнату. Я повалился на бабушкину перину, а Тётьмань стала так же, как Танька вчера вечером, затворять ставни и двери. И вновь какие-то пузырьки, капли, незнакомые напитки. Всё поплыло перед глазами, и я провалился в небытие.
***
Сон смешался с явью. То темнота и мечущиеся по комнате тени, то крик петухов и голос Таньки - «Димочка, куда же ты пропал? Иди ко мне». Среди всего этого бабушка, машущая то ли веником, то ли кочергой. Какое-то варево, банки, бутылки и шёпот - «Выведу я тебя отсюда внучок, выведу». Пустой киот - как я раньше не обратил на это внимания - и лица, лица, лица. Мужские и женские, старые и молодые, знакомые и чужие - они все мелькали перед глазами, беззвучно о чём-то просили и исчезали, растворяясь во мраке.
Проснулся я от яркого солнца, светившего в глаза. В вышине синело подёрнутое лёгкими облачками бездонное небо, провалиться в которое не давали переплетающиеся надо мной ветки деревьев. Осмотревшись, я увидел себя лежащим на траве возле знакомого пенька. Рядом валялась нераспечатанная бутылка минералки. Неужели мне всё приснилось? Снова, как в прошлый раз, я открыл бутылку, сделал несколько глотков и умылся. Нестерпимо болела голова. Очень надеясь увидеть то же время, как и в первый раз, я посмотрел на смартфон. Время было то же, но - волосы у меня на макушке зашевелились - дата высвечивалась на две недели позже. Машинально я потрогал свой подбородок. Щетины не было. Даже маленький порез, который я умудрился сделать, когда брился в раскачивающемся вагоне поезда, немного кровоточил. Надо было что-то предпринимать. Осторожно, неся себя как полную чашу, я вышел на дорогу. «Нет - решил я - в Акимовку я больше не пойду» и двинулся в обратном направлении.
Через несколько минут, на развилке, я поравнялся со старинной телегой. Последний раз такую я видел в детстве. Но теперь меня уже ничто не удивляло. На телеге сидел какой-то мужик в засаленном пиджаке, бесформенных, заправленных в старые кирзовые сапоги, штанах, застёгнутой на верхнюю пуговицу рубашке и неизвестного цвета кепке. Он с опаской смотрел на меня и потихоньку мелко крестился.
– Здравствуйте - окрикнул я его.
Мужик облегчённо вздохнул и произнёс загадочную фразу:
– Ну, раз здороваешься, то и тебе не хворать.
– До станции не довезёте?
– Отчего не довезти, конечно, довезу. Присаживайся. Откуда путь держишь?
– Сам не знаю. Получается, что из Акимовки.
– Вона ка-ак - протянул мужик - а чего там делал-то, на пепелище?
– Каком пепелище?
– Ну, так Акимовка-то сгорела в прошлом годе, аккурат на Масленицу.
– Как сгорела? А люди?
– Да какие там люди. Разъехались все оттудова. А те, что остались, поумирали. Года три, почитай как, никто там не жил. А ещё грят, нечисто там стало. Вроде как духи какие-то завелись. Правда, нет - не знаю, а езжу всегда тут с опаской.
Мужик замолчал. Я тоже перестал задавать вопросы. Мысли в голове крутились разные, и я никак не мог выстроить правдоподобную картину произошедшего. Тем временем мой возница нет-нет, да и бросал на меня косые взгляды.
– А со станции-то куда дальше поедешь?
– нарушил он молчание.
– В Москву.
– Так сегодня нет московского поезда.
– Мне всё равно. Везите меня куда угодно, только подальше отсюда.
Домовой
Пропало новое колечко. Как сквозь землю провалилось. Полчаса Маша искала его по всему дому и не могла найти. Колечко простенькое - из какого-то серебристого металла с маленьким красным камушком, но это был подарок. Только вчера его подарил девушке её новый парень, а уже сегодня она его потеряла. Ладно бы ещё, если парень был одним из многих, но это был её первый настоящий. Нет, конечно, были у неё романчики-поцелуйчики с обнимашками, но вот так целеустремлённо, с явным намерением продолжать серьёзные отношения, за ней ещё никто не ухаживал.
Да и откуда было взяться ухажёрам в их забытой богом деревушке. Парень этот был из бригады шабашников, которые приехали на лето возводить в соседнем посёлке животноводческий комплекс. Поначалу у влюблённой дурочки были подозрения, что парню просто хочется развлечься, жить-то в посёлке скучновато, но потом она рассудила - для этого он нашёл бы себе кого-нибудь поближе. «Нет - думала она - вместо того, чтобы бухать, как остальные, да девок на танцульках лапать, он каждый день мотается на велосипеде к ней, за десять километров. Это неспроста».
Главное, что пропало колечко очень не вовремя. Девушка совершенно не понимала, как это могло произойти. Она абсолютно отчётливо помнила, что сняла его и положила на полочку перед зеркалом, когда пошла в душ. А теперь она собиралась на свидание и не могла найти свою первую в жизни драгоценность. Золотые серёжки, которые ей обещали на грядущее через месяц совершеннолетие, и которые она недавно всё-таки отыскала среди постельного белья, пока не в счёт.
– Что потеряла, Машенька?
Бабушка, у которой жила девушка, пока родители работали в дальних отделениях совхоза и редко возвращались домой, уже несколько минут наблюдала за судорожными перемещениями своей внучки.