Отпусти кого любишь (сборник)
Шрифт:
Доктора после первого же осмотра приняли решение, что трогать Андрея пока нельзя и все манипуляции необходимо проводить на месте.
Из местных присутствовали только Иван Семенович и Лордкипанидзе.
Напряженная работа длилась более двух часов. Москвичи привезли с собой и миниатюрный компьютеризованный рентгеновский аппарат, почти томограф, и весьма совершенный, несмотря на крошечные размеры, ультразвуковой диагностический комплекс, и многое другое, о чем Виктория в своей прежней жизни даже не слышала.
Она со страхом смотрела на безжизненное лицо мужа, и сознание забивала одна-единственная мысль: как жить дальше? Все эти годы она просто спокойно занималась любимым делом – психолингвистикой. Теперь придется многое менять, это было совершенно ясно.
Наконец доктора как-то разом встали. Наступила тишина.
– Ну, что сказать, – осторожно начал самый старший, пожилой профессор в очках. – Очень сложный случай. Удивительно, как при такой травме затылка сохранились основные функции мозга. Но это же и вселяет надежду.
– Надежда умирает последней… – машинально, едва слышно пробормотал стоявший рядом с Викторией Иван Семенович.
Потом доктора оживились и заговорили на своем тарабарском языке: случай был очень интересным.
Виктория заметила взгляд Андрея.
– Господа, – спокойно сказала она. Голос, негромкий, но властный, заставил всех замолчать. – Я думаю, мой муж вправе знать, что его ожидает. Я прошу произнести это вслух.
Андрей благодарно закрыл глаза. С Викой в тылу он всегда был спокоен.
Затянувшуюся тишину прервал все тот же пожилой профессор.
– Вы предупреждали нас о-о… характере своего мужа, – начал он, тщательно подбирая слова. – Поэтому я буду откровенен. Оптимизма пока никакого, кроме того, что после такой травмы наш пациент выжил и стабилизировался. Судя по снимкам, он не должен был выжить, но выжил.
– Правильно ли я понимаю, – холодно перебила Виктория, – что, по вашим прикидкам, он не должен поправиться?
«Молодец, – устало подумал Бестужев. – Моя школа». Он уже и так все понял, без пояснений. И с этим еще необходимо примириться. Сейчас Андрей хотел одного: чтобы все ушли, оставив его в одиночестве.
– Но поскольку одно маловероятное событие уже произошло, – вежливо ответил Виктории второй, моложавый доктор, – то почему бы не произойти и другому? Я бы не стал подписывать приговор.
– Понятно, – отрешенно сказала Виктория. Она тоже была готова к чему-то подобному. Но так хотелось верить в чудо…
– Спасибо вам, – очнувшись, сказала она. – Я хотела бы поговорить с мужем. Наедине.
Через пять минут палата опустела. Виктория устроилась в ногах мужа.
– Что мне теперь делать, милый? – Голос жены впервые дрогнул. В присутствии мужа она привыкла ни о чем не заботиться.
Андрей глазами показал на «букварь». Как им пользоваться, ей уже объяснили.
Вылавливая букву за буквой, Виктория составляла фразы. «Акции пока не продавай. Дождись октября, большого собрания акционеров. Они резко подорожают. Перед собранием продай все сразу».
– Кому? – Она смахнула слезинку с щеки. Только сейчас, когда зашла речь о продаже акций, она кожей почувствовала, что уютная жизнь за надежной спиной закончилась навсегда.
Но ничего. Она сильная. И у нее дети. Значит, справится.
– Ты приказывай, я все сделаю как надо. Кому продавать, как продавать?
«Кто больше даст. Через брокерскую контору, которая меня обслуживала. Не соглашайся на трастовое управление. Ни за что».
– Не волнуйся. Я сделаю, как ты велишь.
«Деньги в Сбербанке. Легальные. Трать их, пока дети не вырастут. Другие счета – в моей записной книжке в столе. Ты знаешь, я показывал. Это тебе и детям. На черный день. Юрист – Авдеев, все к нему. Он не продаст».
Вика плакала, уже не скрываясь. Вряд ли будут дни чернее… И, как все годы своего замужества, гордилась мужем. Если б знать, где упадешь.
– Я привезла детей, – наконец смогла сказать она.
«Пока не надо, – ответил Бестужев. – Береги их». Андрей не хотел, чтобы сын видел его таким.
Она нагнулась к нему и поцеловала в губы. Он не почувствовал прикосновения. А вот слезу, упавшую ему на лицо, почувствовал. Травмированный мозг выделывал престранные штуки.
Бестужев снова показал на «букварь».
«Очень важно. У меня есть дочь».
– Какая дочь? – вскинулась Виктория. – Что ты говоришь? От той девушки? – вдруг сообразила она. В то жаркое лето в Лимасоле он все-таки рассказал ей про свой странный любовный опыт.
«Да. Помоги ей».
Вика пересилила чувство обиды:
– Я обещаю. Денег у нас хватит на всех. Не волнуйся за нее.
Бестужев удовлетворенно закрыл глаза. С женщинами он ни разу не ошибся. Но он очень устал. А впереди еще длинная ночь. Наполненная осмыслением окончательного диагноза.
– Как мне их найти? – спросила Вика. Она привыкла все доводить до логического конца и держать слово.
«Она здесь».
– Где «здесь»?
«В больнице. Ольга Сергеевна».
– Хорошо, милый. Я все сделаю как надо. – Виктория уже хотела отложить «букварь», но он явно хотел «договорить».
«Не езди ко мне. Так легче. Обоим. Тебе нужно отвыкнуть от меня. Ради детей».
– Не говори ерунды, Андрей. Никто не знает, что будет завтра. Может, через год мы это будем вспоминать как страшный сон. – Она встала, всем своим видом демонстрируя уверенность в сказанном. Но обоим было ясно, что ни через день, ни через год этот страшный сон не закончится.
Со своими недавними коллегами по бизнесу Бестужев общаться отказался. «Все через жену», – «написал» он.