Отравители разума (фрагмент)
Шрифт:
Ник расслабился, удивляясь, почему это так легко удалось. Восточное вино? Ему не нужно было думать, чтобы узнать ответ. Но он задал себе другой вопрос: чувствовала ли она то же самое или просто играла?
Блоссом ответила ему по-своему. Взяла его руку и, перевернув ладонью вверх, нежно посмотрела на нее.
— У вас красивые руки для западного человека, — говорила она, и он видел, как забилась жилка на виске девушки, — Большие, сильные, но изящные. У большинства американцев очень грубые руки с выпирающими костяшками и очень часто с весьма грязными ногтями.
Ника охватило непреодолимое желание поцеловать ее. Но
За одно ослепительное мгновенье Ник испытал самую сильную в своей жизни вспышку чувственности — посредством такой нечувствительной части себя, как ладонь правой руки.
Это было невероятно. Но теперь ощущение требовало повторения. Ник уже не испытывал колебаний и свободной рукой прижал к себе Блоссом. В то же время он держал глаза и уши настороже, хотя это было трудно из-за жаркого, яростного биения в висках.
Блоссом нашла его губы, алый пестик языка вонзился огненным кинжалом между зубами Ника, а ее руки змеями сновали сначала под пиджаком, а потом под рубашкой, чтобы обвить его голую спину. Он почувствовал сквозь шелк, как внезапно заострились ее соски, и сейчас уже его руки скользнули в разрезы соблазнительного одеяния и кружили по ее бедрам, пока не замерли в экстазе на гладких маленьких ягодицах.
Блоссом шевельнулась в объятиях Ника, чтобы его руки ощутили, как бархатно нежны ее округлости, и слегка раздвинула ноги, чтобы он ощутил еще кое-что помимо округлостей. Но Ник заставил себя убрать руки из заманчивой расщелины. Даже для него, никогда не терявшего даром времени, еще не настал момент более глубокой интимности.
Однако маленькая ручка снова вернула Ника в долину, и узкие бедра вращались плавно так, что его пальцы нашли цель, которую Блоссом для них выбрала, и почувствовали, какой нежной, горячей, влажной, почти готовой к любви была она. И сам Ник почувствовал, как его охватил жар и кровь заструилась в жилах.
Но вдруг будто взрывом смело Блоссом, и вот она уже стояла перед Ником, маленькая и серьезная. Однако глаза ее ярко блестели, наконец, не выдержав, она рассмеялась.
— Ну, профессор Хейг, — выдохнула Блоссом, — вы меня поражаете. Для философа вы… вы крайне активны.
Ник усилием воли утихомирил свои импульсы. Но на миг они снова вышли из повиновения.
— Видите ли, я философ-практик, — сказал он, сделав глубокий и необходимый вздох, — и находить доказательства мне нравится больше, чем заниматься чистой теорией. — Ник тоже поднялся и сумел прикинуться слегка смущенным, хотя кровь в нем все еще не остыла и он знал, что Блоссом его разыгрывала. И что она так же распалилась.
— Вы меня тоже поражаете, — продолжил он, подобрав нужную улыбку. — Для студентки колледжа вы… хм… слишком напоминаете искушенную опытную куртизанку. — И это было правдой. Давненько им не забавлялась такая опытная искусительница.
Блоссом от души рассмеялась.
— Студенты кое в чем разбираются. Куртизанка! Что за чудное слово! Мне следовало бы обидеться. Но не стану. Однако я и не глупая кокетка. — Ее лицо неожиданно посерьезнело. Она взглянула на Ника и тихонько взяла его за рукав. — Я тоже философ-практик. Когда я хочу чего-нибудь, то всеми силами этого добиваюсь. Вы шокированы? Да нет. Вы ведь тоже меня хотите.
Ник наклонился и поцеловал ее, сначала нежно, потом со всевозрастающим пылом. Казалось, такого ответа и ждала Блоссом. Но когда он попытался расстегнуть пуговки у нее на спине, она прошептала:
— Не здесь. Не на софе. Наверху, в спальне. Перенеси меня туда… пожалуйста. Мне нужно ощутить твою силу. Хочу почувствовать себя с мужчиной, с настоящим мужчиной от головы до пят…
Ник подхватил ее, как игрушку.
— По ступенькам выйдешь в коридор, — лепетала Блоссом, прикрыв глаза, — а потом повернешь…
— Да найду я спальню, не беспокойся. Дверь внизу закрыла? Терпеть не могу нежданных гостей.
— Сама захлопывается. Нам не помешают. Прихватим бутылочку?
—Нам будет не до нее, — мягко сказал Ник и увидел, как быстро замигали глаза Блоссом. Она вздохнула и отозвалась эхом:
— Не до нее.
Тело ее, подобное пушинке, содрогалось и вожделело, и все существо Ника обуревало желание. Единственное, что он не мог себе позволить, — накинуться на нее прямо на лестнице. Тем временем его рассудок нащелкал факты в оставшемся еще холодном уголке мозга и подсказал Нику кое-что. Во-первых, восточное вино обладало свойством возбуждать или же в него подмешали возбуждающее зелье. Во-вторых, Блоссом знала об этом. В-третьих, тем не менее она сознательно пила вино. В-четвертых, Блоссом собирается что-то выведать, превратив его в животное, одержимое жаждой совокупления. И потому, в-пятых, он должен выведать что-то у нее. В-шестых, хотя тело пылало огнем, его чувство опасности оставалось настороже, физическая сила и рефлексы — не ослаблены.
Когда Ник вошел в комнату, где стояла круглая кровать королевских размеров, то остановился на входе и приник пламенным поцелуем к Губам Блоссом. Но в тот же миг он отправил свое шестое чувство шпиона обследовать помещение, и оно заверило, что опасности здесь нет. Пока, по крайней мере. Не выпуская Блоссом, Ник закрыл дверь и запер ее на замок. А неся Блоссом к постели, обследовал окна и заметил, что хотя они открыты, но снабжены прочными решетками.
Блоссом опустилась на кровать с легким вздохом. Ник зарылся ей в волосы и пустил руки гулять по всему ее гладкому телу, прислушиваясь одновременно к тому, что происходило в доме, но ничего не услышал. Если он правильно разыгрывал сцену, то мог бы вытащить из Блоссом некие факты — сломив ее оборону — и узнать, чего ради она затеяла эту встречу. Встречу! Тут и слова не подберешь. Все же он теперь был вдвойне уверен, что она подстроила уличное происшествие. И еще в одном Ник был уверен… Он не знал, насколько в том заслуга восточного вина, но — Блоссом желала подняться в спальню так же сильно, как и он. И сейчас дрожала от желания.
Но она вновь удивила его.
Блоссом не желала, чтобы ее подгоняли. После одного момента, когда она почти уступила, Блоссом выскользнула из объятий Ника и, убедив его подождать, скрылась за шелковой ширмой. Через несколько секунд она вновь появилась перед ним совершенно нагая.
Ник шагнул к ней. Одновременно он снял пиджак и отбросил его в сторону. «Хьюго» и «Пьер» покоились, безобидные, в своих загонах. «Вильгельмина» оставалась дома. Блоссом подняла пиджак и заботливо повесила его на спинку стула. Пожалуй, слишком заботливо, как будто взвешивая, подумалось Нику.