Отражение.
Шрифт:
–Живете – то здесь?
–Здесь, недалеко, а по дороге хожу каждый день, дважды туда и обратно.
–И как здесь?
–А тебе почем, милок?
–Да жилье присматриваем с братом для семьи, – я показал на Артура.
–А-а-а, много здесь молодых, – протянула она и было совсем расслабилась, потом долго рассказывала о новых постройках, о суете молодых матерей и слишком шумном для ее ушей шоссе. Мне казалось, она развеялась и успокоилась, а потом неожиданно заключила:
–Помру скоро. Все мои померли. И я помру.
Я вздрогнул. Так и не понял, своих ли одногодок и товарищей она имела в виду или несчастье в семье какое, а спросить не решился. Ей на вид было не больше шестидесяти, но выглядела она очень плохо… Вся иссохла, темные глаза впали, рот втянут и взгляд совсем уж блеклый, но какой-то блаженный, умиротворенный, как у людей глубоко религиозных.
Позади старушки неожиданно показались странного вида развалины, походившие на сгоревший
–Что это сзади? Храм был? – спросил я после минуты неловкого молчания. Она обернулась.
–А-а-а, да. Стоял тут приход раньше. Да погорел, – и уперла блеснувший взгляд, будто наблюдая, как горит огонь, в черные скорее от сырости и старости, чем от огня, развалины. Какой еще приход… Я не совсем сведущ в религиозных вопросах, но обычно он при храме всегда, а храма я не видел и близко в окрестностях. Пора было прощаться:
–Ясно, бабуль, ну спасибо тебе, пойдем мы.
–Бог с тобой. Бережись любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения.
Я опешил. Это была цитат из Евангелия. К чему она? Это меня напугало. И я сразу понял, чем. Прасковья Кирилловна – родная тетка и благодетель семьи нашей. Вспомнить и забыть. Вот где я видел такие же стеклянные глаза. Всюду таскалась с карманной библиотекой на религиозную тематику. Более умопомраченного религией человека я не встречал в жизни. Никогда не интересовался самой теткой, потому как любой контакт с ней непременно превращался в проповедь, но сказать, что она не оставила следа в моей жизни, не могу. В моей или отца – даже не знаю. Отец испытал в детстве сильное религиозное влияние и, хотя прямо не заявлял о вере в бога, но, кажется, именно отсюда многочасовые насильственные беседы о недопустимости лжи, предательства и прочих «ужасных» пороках … Любовь ближнего к ближнему для отца проявлялась в любви к вину и к насилию. Как это по-настоящему человечно!
Долго еще бабка стояла и смотрела нам вслед. Созерцала нас. Было в этом что-то фаталистическое. Будто на нас была печать скорой беды, как на бледном лице Вулича, и эта старуха предостерегала нас. Почему все случилось перед этим злосчастным заводом впереди и как там оказался этот приход…
–Ты слышал? – спросил я Артура, нагнав его.
–Что слышал?
–Да бабку эту юродивую.
–Ну да, слышал, и что?
–В смысле «что»? Ты цитату в тему нашего поиска бабла не заметил?
–Ой, не неси пурги. Я нашел нужный адрес, пока ты трепался, – кинул брат раздраженно и ускорил шаг.
Когда я обернулся, ее уже не было. Так как сворачивать было некуда, я решил, что она зашла в ближайший из домов.
Мое мистическое настроение оказалось только моим; Артур был явно зол на меня. Здание, которое мы искали, оказалось трехэтажным, кирпичным, с мансардной крышей и пристройкой в виде апсида посредине, но скорее полутрапецией, чем полукругом, с отдельным входом и маленькими окнами. В целом вид был и не особо выделяющийся, и немного странный одновременно. Меньше всего это напоминало завод. Территория была обнесена коричневым забором из дешевого профнастила. Заглянув через него, мы не обнаружили никаких признаков жизни. После звонка директору, который должен был нас ожидать, оказалось, что это спрятанное в глуши здание – всего лишь офис. Скромный капитальный офис с отдельной территорией вокруг. Сам завод был совершенно в другом месте, в пяти километрах от этого офиса и в еще большей глуши. Мы вернулись к станции вокзала – по пути я все высматривал эту зловещую бабку, которой и след простыл.
Идти нужно было снова вдоль железнодорожных путей, но в противоположную сторону от Москвы, параллельно старому серому забору с двумя красными полосками по всей длине, тянущемуся вдоль путей. Шли мы по мощеной красной брусчаткой дорожке очень долго. Кажется, эта улица называлась Октябрьской. По нашей стороне, слева, в тени деревьев спряталось страшное двухэтажное здание из старых черных досок, с красной железной крышей и с маленькими одинаковыми окнами, по периметру обнесенное черным кованым забором. Походило оно на какой-то интернат из фильма ужасов. Неестественно вытянутое, грязные окна, покосившееся набок будка охранника… Картина вызывала отвращение. Пока мы шли по брусчатке, я постоянно оглядывался на него. Погода не добавляла красок. Небо было необыкновенно серым и, казалось, даже вечерним. Хотя с нашими блужданиями мы вышли на завод только к двум после полудня, был будто глубокий вечер. Постоянно моросило, и дул легкий холодный ветер. В этих дневных сумерках мы дважды терялись. Нам нужно было найти переезд тех самых путей, вдоль которых мы шли, но первый же переход через них оказался тупиком, упирающимся в какой-то гаражный кооператив. Нужный нам съезд оказался больше похож на дыру в заборе, чем на поворот. Перейдя пути и обогнув неприметную пятиэтажку, мы вышли на идущую в глубь леса асфальтированную – к удивлению, – узкую дорогу, по которой и двум машинам тяжело будет разъехаться. Через несколько сотен метров мы уперлись
–Да?
–День добрый! Нам к Семен Павловичу назначено, откройте, – выпалил я скороговоркой.
Голос на той стороне закашлял, послышались короткие переговоры.
–Минуту, – спустя несколько секунд сказал глухой голос. Нам так и не открыли. Я уже собирался звонить директору, но спустя минут пять послышались спешные шаги за забором и тяжелый для такого хлипкого входа замок отворился. Дверь приоткрылась, и охранник со смуглым пропитым лицом, крепко вжавшись одной рукой в ручку, другой в рацию, высунулся в щель.
–Мы никого не ждем. Вам к кому? – он был явно удивлен и будто готовился защищаться от вторжения.
–К Семен Павловичу, мы недавно совсем созванивались, дал этот адрес, – я стал раздражаться и немного подался вперед, охранник пуще прежнего вцепился в ручку и прикрыл дверь.
–У нас, это… Нет таких, – пробормотал он отрывисто.
–Как нет? Завод по производству мед.оборудования и медицинских газов? – я сильно удивился, не хватало еще таких шуток.
–А-а-а… Совсем не так, – протянул порозовевший мужик и открыл дверь. У него за спиной оказались трое крепкого телосложения ребят. Готовились, будто мы на штурм идем. – Это вам дальше следующее здание, мы продукты питания всякие производим.
Какие еще продукты в этом захолустье… И к чему такая паника и ребята за спиной, если вы только колбасы крутите…
–Отлично. Покажи, куда двигаться, – кинул я довольно грубо. Мужик объяснил нам, куда идти, и мы направились дальше по дороге в глубь леса, вдоль синего листа забора с очень недружелюбной колючей проволокой. По правую сторону росла странного вида береза, вся черная, мокрая и, казалось, гнилая внизу до двух метров по стволу от земли вверх, и вся беленькая, чистенькая вверху, раскинувшая свои белые ветки-кисти над грязным месивом придорожного грунта. Небосклон затянуло еще сильнее. Этот серый пейзаж дополняли высокие тяжелые вековые ели впереди, раскинувшиеся непроходимой грязно-болотной горой на весь горизонт. Мрачное местечко. Завод мы благополучно прошли, как оказалось потом, и уперлись в те самые ели. Возвращаясь обратно, мы присматривались к «нашему» заводу, точные ориентиры которого мне описал по телефону уже раздраженный ожиданием Семен Павлович. Оказалось, мы прошли его вдоль полностью и как-то не заметили. Синий профнастил после сотни метров от главного входа сменялся прохудившимися кусками металла, видимо, тоже в прошлом бывшего листовым забором, тут и там прогнившим от сырости, старости и от безалаберности сотрудников. Основная дорога уходила резко влево и вниз и кончалась за несколько десятков метров до огромной стены хвойных деревьев. На этом резком повороте я приметил, что куски металла, должного быть забором, совсем неуклюже прилажены друг к другу, а в одном месте так вообще поверх дыры аккуратно положен лист ржавой железяки, который упирался в высокий ржавый столб. На колючей проволоке метрах в ста от этого места висела синяя вязаная шапка. Она свисала в сторону дороги на одной ниточке и выглядела так, будто кто-то, перепрыгивая через забор с внутренней стороны, зацепился головой о колючку и повесил туда шапку, а не себя.
Забор огораживал неприметного вида бледно-голубой ангар метров десять высотой и метров тридцать длиной. Из-за того, что мы по ошибке обошли почти по кругу всю территорию целиком, видели и длинную пристройку чуть поменьше под прямым к основному строению углом. Подойдя к воротам, я увидел двух мужчин. Первый был в камуфляже, с двумя служебными собаками без привязи и табельным оружием на поясе. Такой боевой вид охранника меня немного удивил. Второй, он же Семен Павлович – директор по науке и производству или как-то там это называется, уже не вспомнить, – седовласый коренастый мужчина лет пятидесяти, очень дерганый и властный, зато в смешных лакированных черных туфлях с невероятно длинными узкими носками. Эти туфли в сочетании с синими джинсами меня очень развеселили. Глаза его были настолько узко посажены, что я невольно пристально всматривался ему в лицо, с любопытством оценивая расстояние от переносицы до одного глаза и между обоими. Не знаю даже, это мое откровенно неприличное любопытство так его раздражало или наше сильное опоздание (хотя сроки мы не оговаривали), но он здорово нервничал. Мы спешно пожали руки, представились друг другу, он сунул было Артуру свою визитку, но потом одернул руку и всучил ее уже мне, а затем поспешно побежал за ворота, через плечо приглашая нас войти. Я спрятал визитку, и мы нырнули внутрь закрытой территории.