Отраженные в зеркале
Шрифт:
И снова в ответ было молчание. Тогда она встала и угрюмо глядя из–под опухших век, почти спокойно начала говорить, но с каждым словом голос звучал все громче и громче, пока не превратился в крик:
— Я все равно найду его! И никто не сможет мне помешать! Я переверну все ваши проклятые трейлеры! Где он?!? — Резко повернулась к переводчице и рявкнула: — Переводи!!!
Девушка послушно исполнила приказание. Неожиданно подошел режиссер, взял Корневу за руку и повел к двери. Вывел на крыльцо, указал рукой на стоящие трейлеры:
— Он там. Третий вагон.
Чтоб было понятно, показал три пальца. Анна поняла и кивнула в ответ. Заметила
— За мной не ходить
Брюс сидел перед зеркалом, поставив локти на гримерный столик и сцепив пальцы. Положил на них красиво очерченный подбородок и не мигая, разглядывал свое отражение в зеркале. На него глядело уставшее лицо сорокалетнего мужчины: две глубокие морщинки на нижних веках, чуть заметные складки на переносице и, более глубокая, складка слева от упрямо сжатого рта. Это было от привычки скупо улыбаться лишь одной половинкой рта. Прямой тонкий нос, родинка на правой щеке, чуть выступающая вперед нижняя припухшая губа. Брюс разглядывал себя так, словно впервые видел: русые волосы красиво обрамляли правильный овал лица. Уэйн никак не мог прийти в себя после происшествия на съемочной площадке. Он все еще чувствовал тяжесть женского тела на руках и от этого на душе было почему–то грустно.
Переводчица догнала Анну уже у вагончика и тихо сказала:
— Его зовут Брюс Уэйн.
Корнева остановилась. Несколько мгновений смотрела на девушку, а потом устало поблагодарила:
— Спасибо. Вернитесь назад
— Но вы не знаете английского языка.
— Перевод не нужен. Вернитесь.
Когда переводчица скрылась в доме, она поднялась на две ступеньки вверх и постучалась. Резкий мужской голос что–то сказал по–английски. Она, даже не пытаясь понять сказанное, толкнула дверь и вошла. Сразу остановилась, прислонившись спиной к косяку. Оба разглядывали друг друга, не решаясь нарушить молчание.
Анна шагнула вперед. Открыв сумочку вытащила бумажник, а из него старенькую фотографию. Медленно положила ее на столик перед Уэйном. Брюс застыл: него глядело его собственное лицо. В советской военной форме и лет на десять моложе. Даже родинка на правой щеке была точно такая же. В смеющейся девчонке, прижавшейся к парню, Уэйн без труда узнал женщину, стоявшую сейчас рядом. Он взял фото и долго вглядывался в черты лица. Сходство поразило его до глубины души. Наконец он протянул фотографию женщине, показал пальцем на парня и спросил:
— Где он?
Анна сбивчиво заговорила и сразу же поняла: «Он же не поймет.» Тогда схватила листок бумаги и попавший под руку маскирующий карандаш, быстро нарисовала взрыв и тихо сказала:
— Афганистан.
Уэйн понял и кивнул. Она также медленно спрятала фотографию. Еще раз, тоскливо, взглянула на него и вышла, тихонько притворив дверь. Зашла в дом и попросила Паркера увезти себя в отель. Всю дорогу Анна молчала, не отвечая на вопросы. Отпустила переводчицу и заперлась в номере.
Долго стояла под душем. На душе было пусто. Анна чувствовала себя разбитой. Медленно вышла из ванной, завернувшись в халат и завязывая на ходу пояс. Увидела себя в зеркале. Остановилась, с ужасом глядя на отражение: уставшая женщина с опухшими темными глазами и бледным лицом. Глубокие горестные складки залегли вокруг красивого рта, на высоком лбу ясно прослеживались морщины. Лишь влажные волосы, уже начавшие подсыхать, задорно курчавились на голове. Анна тяжело вздохнула, прошла в спальню и упав на широкую кровать, прошептала:
— Андрей…
После ее ухода Брюс долго сидел не шевелясь. Ему все стало ясно: слезы этой русской. Ее огромная, невыносимая, боль в глазах. Он догадался даже о смысле слов, сказанных раньше. Почему–то стало больно. К сорока годам у Уэйна не было ни семьи, ни детей. Он был хорошим актером и снимался очень много, но его замкнутость и любовь к уединению отпугивали женщин. Брюс не любил бывать на вечеринках и сам их не устраивал. Его страстью были книги и картины. После трудного съемочного дня любил завалиться с книгой на диван и читал, пока голова сама не падала на подушку. Его коллекции картин мог бы позавидовать даже музей. Но сейчас все отошло на второй план. Он понял, что должен сделать что–то такое, чего никогда не делал раньше.
Уэйн выбрался из вагончика и зашел в дом. Съемки продолжались, но женщины не было. Брюс тихонько подошел к ассистенту режиссера и вполголоса спросил:
— Ты не знаешь, кто была эта женщина?
Тот удивленно взглянул на него из–под очков:
— Русский сценарист. Анна Корнева.
Снова хотел отвернуться, но Брюс ухватился за его рукав:
— Может ты знаешь, где она остановилась?
— Не знаю. Позвони секретарю.
Уэйн подошел к режиссеру. Тихо спросил:
— Я еще нужен на площадке?
Тот, не оборачиваясь, ответил:
— Твою сцену я перенес на завтра. Можешь уходить.
В дверь постучали. Анна медленно встала. Подошла к двери и не спрашивая, открыла. За дверью стоял Брюс Уэйн. Горло перехватило. Женщина просто кивнула головой, приглашая войти. Он прошел мимо нее — высокий, сильный и такой близкий внешне, что сердце Анны снова заболело. Мужчина огляделся несколько смущенно и сел на диван. Глядел по сторонам, никак не решаясь взглянуть на русскую.
Наконец открыл рот пытаясь нарушить молчание, но она не дала, просто приложив палец к его губам. Он взглянул на нее исподлобья, прямо в измученное лицо и замер. Глаза Корневой медленно приближались. В них стоял какой–то вопрос и мольба. От этого взгляда в груди стало горячо. Сухие губы ткнулись в его висок, руки обхватили его голову и крепко прижали к груди. Через халат Брюс услышал, как бешено и не ровно бьется ее сердце. Он осторожно освободился и встал, собираясь уйти. Ему было не по себе.
Анна, опустив голову и руки стояла перед ним, как провинившийся ребенок и беззвучно плакала. Это безмолвное горе было так велико, что Уэйн не выдержал. Он вдруг приподнял в ладонях ее лицо и бережно поцеловал в соленые от слез глаза. Она, уже не сдерживаясь, зарыдала в голос, прижавшись к его широкой груди, а Брюс молча гладил ее по спине и плечам руками, пытаясь успокоить. Они стояли так очень долго, не решаясь разъединить руки.
Эта ночь прошла для обоих, как в угаре. Не было сказано ни слова, только сплетающиеся тела и руки. Брюс оказался на удивление ласковым и Анне даже стало казаться, что вернулся Андрей. В душе ее наконец–то царил покой. Ее призрачная мечта — заснуть рядом с любимым еще раз — осуществилась. И пусть это было лишь отражение в зеркале любимого лица, но ей было так легко сейчас.