Отрицательно настроенный элемент. Часть I
Шрифт:
Лицо Долганова, и без того малоподвижное, совсем окаменело.
– Мне нечего добавить к тому, что я сказал два года назад: в этой статье нет лжи, а свободное распространение информации гарантировано нашей Конституцией.
Сироткин с досадой ударил себя по колену.
– Ну что ты за человек! Тебе навстречу идут! А ты и полшага навстречу сделать не хочешь!
– Не я вывел обсуждение моей речи за рамки профессиональной дискуссии. И судью, и прокурора моя речь вполне устроила. Но члены президиума
– Слава!
– Пошли на поводу. И согласились на моё исключение из-за событий, которые произошли вне зала суда и никак не характеризуют мои профессиональные качества. Не мне здесь нужно сожалеть и пересматривать свои представления о профессиональном долге.
Сироткин безнадёжно вздохнул.
– Значит, нет?
– Нет.
Долганов поднялся.
– А отец пусть говорит, что его сын умер. Мне он именно так и сказал. Спасибо за чай. Всего хорошего.
Глава 3
Когда Долганов вышел на улицу, уже надвигались сумерки, на землю падали мелкие холодные капли, не то дождь, не то снег… Свирепо ухнул ветер, и голые ветви деревьев, трепеща, наклонились.
Долганов поднял ворот пальто и быстро зашагал пустыми дворами.
В сумеречной дымке обозначились две округлые женские фигуры. Сцепив рукава муфтой и поёживаясь от холода, они торопливо семенили через двор.
– Ходила сегодня в отдел учёта, а там опять нету никого, никто ничего не знает. Куда ж идти-то теперь насчёт квартиры?
– А я слыхала, на тридцать лет Победы всем дадут…
– Да ладно!
– А что? К юбилею-то…
Ветер проглотил голоса и завыл унылым замогильным воем, но вдруг осёкся, словно нечто ещё более свирепое и неумолимое сдавило ему глотку. Лишь жалобный писк и глухие стенания неслись вслед Долганову, когда он свернул в арку.
Окна рюмочной были плотно закрыты, свет погашен. Возле двери какой-то мужик пытался поднять с земли приятеля, но тот совсем не подавал признаков жизни.
– Слышь, парень, – окликнул мужик Долганова, – помоги, а?
Долганов остановился. Подойдя к месту действия, он узнал в спящем того самого оппонента, который не так давно норовил выяснить с ним отношения, а в его спутнике – любопытного незнакомца со шрамом над правой бровью, наблюдавшего их полемику из окна питейного заведения.
Заметив, что Долганов пристально смотрит на него, мужик несколько смутился.
– Там во дворе лавка есть… – пробормотал он. – Мне бы его туда как-нибудь… Я бы не стал с ним возиться, да жену жалко. Почки у него больные. В том году он слёг, так она его еле выходила. А у них трое…
Долганов машинально окинул взглядом окрестности.
– А где он живёт? Может, лучше его домой отвести?
Мужик
– Домой… эт можно… Недалеко тут… Да тока буйный он бывает…
– Ничего. С нами не разгуляется. Как его зовут?
– Вовка. Вовка Шубин.
Долганов наклонился и принялся интенсивно тереть спящему уши.
– Поднимайся, Владимир! Домой пора!
Вовка вопросительно заревел и слегка приоткрыл глаза. Недолго мешкая, Долганов с Василием подхватили его с двух сторон и, поставив на ноги, потащили вдоль улицы.
Какое-то время Вовка шумно икал и, еле переставляя ноги, бессмысленно таращил глаза. Но на повороте с улицы Анны Алексеевой на улицу Юных ленинцев он решил разглядеть своих попутчиков. Покосился влево – что-то знакомое… Покосился вправо – что за диво? Опять этот ухарь – волчьи глазищи!
– Ты хто? – спросил Вовка с некоторым испугом.
Долганов не ответил. Вовка обратил взгляд на другого сопровождающего.
– Вась… ты его знаешь?
– Не-а. Не знаю.
Вовка коварно ухмыльнулся.
– А я зна-а-аю. Это он! Рабочий класс не уважает! Не уважаешь? Вот спроси его! Не уважа-а-ает!
Высказавшись, Вовка тут же потерял интерес к теме и самозабвенно тряхнул головой.
– Ой вы, се-е-ени, маисени! Сени но-о-овые маи!
– Сюда! – скомандовал Василий, и процессия свернула за угол деревянного барака.
Не выдержав такого резкого манёвра, Вовка страдальчески закряхтел, и обильный поток содержимого его желудка брызнул прямо на Долганова.
– Чёрт!
Долганов отстранился, озадаченно разглядывая мутновато-жёлтые узоры на своём пальто.
– Ай ты, срань какая! – проворчал Василий, оттаскивая Вовку к газону.
Держа его, кряхтящего и харкающего, в полусогнутом состоянии, Василий виновато поглядывал на Долганова.
– Далеко ещё? – спокойно спросил тот.
– Да не, пришли уже. Второй подъезд. Вон тот, где фонарь мигает.
В глубине полумрака послышался женский голос, усталый и взволнованный:
– Никак моего привели… Ну ты что, опять наклюкался?!
– Уди, змеюка! – рявкнул Вовка, пытаясь спрятаться за спину Василия.
Из темноты вынырнула растрёпанная женщина в телогрейке нараспашку.
– Ой, Вась, ты, что ль? – удивилась она и сразу же насторожённо покосилась в сторону Долганова. – Здрасьте… А это что у вас? Это он вам, что ль? Ну зараза! А что обещал-то?! Что обещал?! Вась! Давай его сюды, пусть уж дома блюет! И вы… пойдёмте. Там у нас помоем. Простите ради Христа. Ох, наказанье какое…
Долганов с Василием уже привычным движением подхватили Вовку под руки и потащили к подъезду. После акта очищения желудка Вовка, почувствовав некоторый прилив сил, заревел во всё горло: