Отрок. Внук сотника: Внук сотника. Бешеный лис. Покоренная сила
Шрифт:
– Я не знаю, что вы умеете играть, – обратился Мишка к музыкантам. – Поэтому давайте так: я буду показывать, что мы делаем, а вы подбирайте к этому музыку. Понятно?
– Понятно, хозяин, подберем.
– Я не хозяин, ну, ладно, неважно… Вот смотрите для начала.
Мишка вытащил кинжалы и принялся жонглировать. Музыканты обернулись на Свояту, видимо темп обычно задавал своим бубном он, но худрук был целиком поглощен процессом торговли. Мужик с трубой взял руководство на себя.
«Бу-бу-бу-бу» – загудела труба, точно поймав ритм полета кинжалов, тут же вступили рожки, затянув что-то протяжное, но это оказалось лишь звуковым фоном. Флейтист некоторое время помолчал, потом, переглянувшись
– А ну, кончай! Мы еще о цене не договорились! – Своята орал препротивнейшим голосом, музыку как ножом обрезало. – Эй, сопляк! Ты, который с ножами, а ну, отойди!
– Я тебе не сопляк, а Михайла Фролыч! Понял, пень корявый?
– Ой, неужто боярин? – Своята являл собой воплощение сарказма. – А может, князь? Я-то и не разобрал сослепу!
– Я – княжий ратник в восьмом колене! Андрей, объясни ему! Немой ухватил Свояту за шиворот и, приподняв в воздух, крепенько встряхнул. Мишка подскочил к нему, глянул в наливающееся кровью лицо.
– Еще раз вякнешь, пес, уши до жопы натяну! Понял?
– Эк-кх-кх, – «худрук» задыхался, пытаясь дотянуться ногами до земли, но Немой, без всякого видимого усилия, продолжал держать его на весу.
– Понял или не понял?
– Д-д…
– Отпусти его, Андрей.
Своята коснулся ногами пола и судорожно втянул в себя воздух. Мишка дождался, пока «худрук» продышится, и снова повторил вопрос:
– Понял или не понял?
– Понял…
– Как меня звать?
– Михайла Фролыч.
– Иди, торгуйся дальше, а мне не мешай.
– Кхе!
Мишка совсем забыл про деда, спокойно сидевшего все это время в уголке, даже, кажется, подремывавшего. «Кхе!» было явно одобрительным. Тут же последовало и подтверждение от дядьки Никифора:
– А внук-то у тебя, Корней Агеич, себя понимает…
– Дык, воспитываем, Никеша. Кхе! Воспитываем, как же без этого?
«Блин, опять из образа вышел! И чего это я? Ну, мужик противный, ну, обозвал сопляком… Ничего особенного, с чего я завелся-то? Сорри, сэр, а музыку вы когда последний раз слышали? Еще ТАМ? То-то это пиликанье вас сразу за душу взяло! И тут это уродище кривобокое вам весь кайф обломало. Вот и причина! А ведь и правда – соскучился. Еще бы что-нибудь знакомое услышать, да откуда здесь… А оттуда! Ну-ка, попробуем!»
– Слушайте, а если я напою мелодию, сможете сыграть?
– Напой, хозяин! – один из рожечников сразу оживился. – Напой, мы новое быстро схватываем!
Парень забрал у флейтиста его инструмент и уставился на Мишку.
– Давай, хозяин.
– Ля, ля-ля-ля…
Мишка напел, в общем-то, несложную мелодию «Катюши».
Слух у музыканта, похоже, был абсолютным – уже второй куплет он воспроизвел безошибочно, на третьем вступил дядька с трубой и второй рожечник. «Ксилофонист» сначала выстучал мелодию отдельными ударами, а потом рассыпался дробью, Мишку чуть слеза не прошибла.
– Здорово, молодцы ребята!
Музыканты заулыбались, а Мишка вдруг всей кожей ощутил повисшую в амбаре тишину. Все пялились на него, словно увидели впервые в жизни.
«Блин! Прокол за проколом! Позвольте вам заметить, сэр Майкл, вы совсем охренели. Это же, по нынешним временам, черт-те что и с боку бантик! Покруче, чем рок-н-ролл в пятидесятые годы. Помните, как деды тогда отреагировали? Причем не только у нас, но
– Михайла, ты где это слышал такое? – озвучил общее недоумение Никифор.
«М-да, и на библиотеку отца Михаила не сошлешься».
– Да так, дядька Никифор… Само как-то придумалось. А что, плохо?
– Эй, парень… э-э Михайла Фролыч! А еще чего-нибудь такое знаешь?
– Ну, я не знаю… Можно попробовать… А зачем?
– Так ить! Да никто ж этого не знает! Да мы с этакой музыкой… – Своята прикусил язык, но было поздно.
Никифор тонкости момента не уловил, но Мишка просек ситуацию мгновенно.
– Дядька Никифор! Новая музыка денег стоит. Вы на чем сторговались? Если он мою музыку перенимать собирается, так еще долю срезай!
– Ха! А как же! – Никифор хищно ощерился. – Не, Своята, я тебе с самого начала правильную долю назвал – двадцатую. Деньги получишь да еще и новую музыку узнаешь. И не торгуйся, даже и слышать ничего не хочу!
Никифор и слыхом не слыхивал о таком звере, как авторское право, но наживу чуял нутром и своего не упускал. Торг пошел по новому кругу.
– Хозяин, – флейтист говорил шепотом, видимо для того, чтобы не услышал Своята. – Напой еще что-нибудь, твоему дядьке торговаться легче будет.
– А тебе-то какой интерес?
– Да ну его, сквалыгу, нам все равно ничего не достанется, только кормежка, а музыку не отнимешь, она всегда с нами. Ну, напой Михайла Фролыч!
– Погоди, подумать надо…
«Почему “Катюша” так сразу прижилась? Вернее, не так. Почему я с “Катюши” начал? Даже не задумался, само как-то выскочило. Значит, подсознательно был готов. К чему? К тому, что поймут и примут? Я ведь уже вжился в ЗДЕШНЮЮ жизнь, должен такие вещи чувствовать. Может, и чувствую, но не понимаю, а надо понять, иначе промахнусь. Чем “Катюша” отличается от остальных песен, вообще от всей музыки? Блин, консерватории не кончал, на гитаре только “блатные” аккорды знаю…
Тогда заходим с другой стороны: музыка – один из видов воздействия на человека, значит, разновидность управления, причем напрямую – без посредничества словесного или визуального ряда. Чем воздействие “Катюши” отличается… Ага! Есть две русские песни, которые знают во всем мире: “Катюша” и “Подмосковные вечера”. Видимо, они универсальны, в том смысле, что «ложатся» на любой менталитет.
Так что же, “Подмосковные вечера” с ними разучивать? Нет, тут должно быть что-то еще. Когда была написана “Катюша”? Еще до Отечественной войны – в тридцатые годы. И сначала это была вовсе не солдатская строевая песня – ее исполняли с эстрады. Что тогда была за публика? Индустриализация, бурный рост городского населения… Вчерашние крестьяне, мягко говоря, не обремененные знанием мировой музыкальной культуры. То же, что и ЗДЕСЬ. Уже тепло!