Отряд. Тетралогия
Шрифт:
– Сразу видно, что в лесу разве что на пикнике были, – презрительно заметил Малышев, указывая Велге и остальным на сломанные ветки кустов, следы на влажной земле от тяжелых армейских ботинок, смятые и брошенные в траву обертки от жвачки, пустую пачку из-под сигарет и множество других, бросающихся в глаза и скрытых, грубых и едва заметных примет того, что именно здесь недавно прошла большая группа людей. Впрочем, и Велга, и Дитц, и Вешняк, и Майер, и все остальные разведчики прекрасно все видели и сами. Просто с Малышевым в лесу было надежнее – любая команда профессионалов чувствует себя уверенней и лучше, если знает, что в ее рядах есть
Шли быстро и тихо, след в след, скользя между деревьями, ныряя под толстые ветви и отводя руками те, что потоньше, перешагивая и перепрыгивая через упавшие полусгнившие стволы, огибая непроходимый бурелом и особо густые заросли кустарника.
Первый короткий привал Велга скомандовал в четырнадцать часов по местному времени. К этому часу, по приблизительным подсчетам, они преодолели около тридцати километров и сократили расстояние между ними и отрядом Секретаря километров на десять. Так сказал Михаил Малышев, который по ширине шага солдат противника приблизительно прикинул их скорость.
– Если не сбавим темп, – сообщил он остальным, жуя бутерброд с салом и запивая его холодной водой из фляги, – то завтра еще засветло мы должны их нагнать.
– Да уж постараемся не сбавить, – сказал Велга и, внимательно посмотрев на Юрия Алексеевича, спросил: – Как вы, товарищ старший лейтенант?
– Пока нормально. Второго дыхания жду.
Выглядел он не очень хорошо. Сказывался и возраст, и килограммы лишнего веса. Но держался Холод пока замечательно: не ныл, не отставал, а значит, и не представлял собой проблему, которую нужно срочно решать. Велга расслабился и, задрав гудящие ноги на рюкзак, принялся спокойно и тщательно дожевывать сухой паек, – его телу необходима была энергия, и он намеревался получить эту энергию сполна из каждого куска проглоченной пищи.
Часам к четырем характер местности изменился. Чаще стали попадаться холмы, лес поредел, и отряд то и дело пересекал большие поляны и прогалины. Теперь они шли по тропинке, которая как-то незаметно появилась под ногами и вела их теперь в нужном направлении. С одной стороны, идти стало гораздо легче, но с другой, они понимали, что и противник двигался на этом участке быстрее, и если на полном бездорожье, в лесу, они нагоняли его, как волки больного лося, то теперь лось явно выздоровел и прибавил ходу.
"Ходу, ходу!" – шептал про себя Александр, и это были единственные слова, способные сейчас жить в его мозгу. Было жарко, но пот, поначалу зло заливавший глаза и насквозь пропитавший майку и пятнистую камуфляжную куртку, уже не так досаждал – то ли организм, выбросивший сразу излишки воды и шлаки, приспособился; то ли солнце – уже довольно низкое, предвечернее – потеряло свою полуденную силу; то ли прохладный ветерок, свободно гулявший здесь, среди холмов, остужал перегретое тело. А тело не ощущало усталости. Закаленное сотнями и сотнями пройденных с боями километров дорог и бездорожья, в зимнюю стужу, летнюю жару, осеннюю грязь, весеннюю распутицу, это тело, поймавшее бешеный ритм марш-броска, казалось, если надо, будет двигаться без остановки и отдыха хоть всю ночь и весь следующий день – столько, сколько понадобится.
"Однако неплохо бы и оглядеться, – подумал Велга, усмотрев
– Отряд, стой! – Велга поднял правую руку и остановился.
– И падай, – невесело пошутил кто-то сзади, но Александр не разобрал, кто именно.
– Вон Мишка бежит, – сообщил Стихарь. – Небось сказать чего-то хочет.
Подбежал Малышев. Его шаг был так же легок и упруг, как девять часов назад, а дыхание ровным и глубоким; и только чуть резче обозначившиеся морщинки вокруг внимательных карих глаз да мелкие капли пота на широком лбу указывали на то, что гигант-таежник в этот день потратил много сил.
– Они поднимались на тот холм, товарищ лейте-нант, – доложил Михаил. – Туда, где во-он тот дуб рас-тет. Думаю, осматривались, и думаю, что нам тоже не помешает.
– Ты прямо мысли читаешь, – устало усмехнулся Велга. – Хельмут, что думаешь?
– То же, что и ты. Поднимаемся.
Подъем отнял большую половину оставшихся сил, но вид, открывшийся им с вершины холма, стоил затраченной энергии.
Местность впереди слегка повышалась. Дальше к северу, километрах в пяти, их снова поджидала сплошная стена леса, но в бинокль уже можно было разглядеть, что еще дальше он редеет, разбивается на отдельные – большие и малые – островки, а еще дальше, на самом горизонте, уже вгрызаются в край неба неровными зубцами древние Уральские горы. Справа от них, между пологими холмами, на которых раскинулся роскошный, весь золотой в косых солнечных лучах сосновый бор, синело какое-то озерцо; слева, к западу, холмы понижались, постепенно переходя в ровную лесостепь, – с той стороны било яркими лучами низкое уже солнце, наводя яркость и контраст на всю картину.
– Да, – полной грудью вздохнул Стихарь, с восхищением оглядывая дали, – широка страна моя родная!
– Странно, что я нигде не вижу человеческого жилья, – задумчиво заметил Дитц. – Хоть бы жиденький дымок из какой-нибудь трубы, что ли…
– Здесь и до конца света жило не особенно много народа, – объяснил Юрий Алексеевич, – а уж после и подавно все вымерло. Кто жив остался, подались на запад и юг, я так понимаю. А вообще, черт его знает. Велика матушка-Россия, а в этих местах я, признаться, и не был никогда.
– Противник, я думаю, пересекает сейчас вот этот лесной массив, что впереди, – сказал Велга. – Обойти его никак нельзя, да и незачем. Что ж, светлого времени у нас еще часа два с половиной, а посему кончай перекур, и пошли. Скоро ночь, тогда и отдохнем. На избу наткнулись в ранних сумерках. Сложенная из мощных бревен, с двускатной гонтовой крышей, она словно вырастала из травы на краю обширной лесной прогалины и казалась неотъемлемой частью самого леса.
Вдоль прогалины журчал ручей, видимо, впадающий в то самое озерцо, которое они видели с вершины холма; трава тут была густой и мягкой, а земля – сухой. Идеальное место для ночлега. А тут еще изба! И сразу было видно, что здесь живут люди. Нехитрая жердяная изгородь вокруг, возведенная не для защиты, а так, чтобы обозначить границу, носила следы недавней починки, а сразу за ней был разбит большой огород.