Отсчет теней
Шрифт:
— Посмотрел бы я на тебя, Ангес, что бы ты сказал после лиги заключения, — усмехнулся Леганд. — И как бы ты схватился с богом!
— Ну, — задумчиво почесал бороду Ангес, — с богом я, конечно, схватываться не стал бы, но украл бы, к примеру, два светильника. Надо же и совесть иметь!
Глава 4
ГЛАУЛИН
Покинув каменные берега под Волчьими холмами, Силаулис повернул к востоку, сговорился с попутным ветром и потащил на своей спине юркую джанку прямо к прекрасному городу Глаулину. Хейграст, то сидя на носу кораблика, то управляясь с рулевым веслом на корме, то обучаясь вместе с Лукусом и Даном работать
— Увидишь… — таинственно улыбался нари. — Замок. Широкие улицы. Дворцы, которые уходят садами прямо в воду. Рынок длиной в пару ли. А со стороны пристани берега не видно из-за парусов! Мачты торчат как лес!
— Слушай его, Дан! — посмеивался Лукус. — Вот только когда мы минуем Глаулин, окажется, что нет города чудеснее Шина. Затем Хейграст вспомнит солнечный Ингрос, строгий Кадиш, неприступную Индаинскую крепость, разгульную Азру.
— Ой, боюсь, что и Индаинская крепость вовсе уже не неприступная, и Азра давно не разгульная, — нахмурился нари.
— А я вот что вам скажу, почтенные элбаны… — весело крикнул с кормы Стаки. — Нет ничего прекраснее имперских городов. Особенно Ван-Гарда, что на полпути от Айранского моря до озера Эл-Муун. Но и Илпа в устье Ваны ничем не уступит Шину. А уж Пекарил на краю Мраморных гор ни с чем не сравнится!
— Хорошо рассматривать имперские города с борта джанки, имея на руках подорожную от илпской таможни и парус, чтобы поймать попутный ветер и беспрепятственно скатиться к морю по течению Ваны, — пробурчал белу. — Твой корабль досматривали в Илпе, когда ты покидал Империю?
— А как же! — воскликнул Стаки. — Все перевернули. Каждый мешок перетрясли. Но ничего не нашли. Я честный торговец!
— Они искали беглых рабов! — зло бросил белу. — И если бы нашли, выпустили бы им кишки прямо на палубе, а тебя заставили бы их съесть!
— Лукус, — поморщился Хейграст.
— Пусть говорит, — махнул рукой Стаки. — Я не обижаюсь. Дед моего деда был рабом. Мой дед был рабом. Мой отец был рабом. Я был рабом до полутора дюжин лет. В маленьком прибрежном поселке под Пекарилом. Чистил и коптил рыбу. Три поколения моих предков по медяку собирали деньги, чтобы выкупить своего ребенка из рабства. Прадед хотел выкупить деда. Дед — отца. Отец — меня. Нужную сумму сумел собрать только я. Но когда я пришел к хозяину и принес деньги, он поднял крик, что я обокрал его. Деньги забрали, меня посадили в сарай, предварительно спустив шкуру со спины. Я выбрался через окно, посмотрел на звезды и прыгнул с обрыва в море Три дня я болтался на волнах в обнимку с бочонком из-под сварского пива, пока анги не подобрали меня. С тех пор прошло много лет, спина моя никогда уже не станет ровной, но до сих пор я вспоминаю чудесный Пекарил и говорю, что нет прекраснее города в Эл-Айране и нет более везучего элбана, чем старый Стаки!
— Значит, ты не анг? — удивился Хейграст.
— Я не знаю, кто я, — усмехнулся Стаки. — Может, и анг. Мой язык ари. Моя семья, мои дети свары. Три дюжины лет я живу в Кадише, хотя большую часть жизни провожу под парусом. Дела шли то лучше, то хуже, эта война серьезно подкосила меня, но я никогда не опускал нос!
— Даже когда продавал джанку в Лоте? — повернулся к старику Хейграст.
— Не стоит склонять голову перед ударами судьбы, — засмеялся Стаки. — Каждый, кто прошел испытание штормом, знает это!
Хейграст нахмурился, взглянул на юго-запад.
— Женщины в Эйд-Мере говорят своим мужьям, когда те уходят на заработки или на охоту: «Когда вернешься к порогу родного дома, можешь склонять голову вперед, вправо, влево, можешь запрокидывать ее назад, главное — чтобы она оставалась у тебя на плечах!»
— Как тебе кажется, — засмеялся Стаки, повертев головой, — она прочно сидит у меня на плечах? Все будет хорошо, нари. Не беспокойся за наше путешествие. Я счастливчик!
Хейграст взглянул на старика и невольно
— Послушай, Стаки, — заинтересовался Лукус. — А как же варги? Все знакомые мне моряки говорили, что, стоит отплыть от берега больше чем на пару ли, с борта лучше не спрыгивать. И косточек не оставят!
— Точно, — кивнул Стаки и хитро улыбнулся. — Но не совсем! Во-первых, варги не едят соленое, а я здорово просолился со своей ободранной спиной, которая превратилась в один большой нарыв, а во-вторых, когда варга подплывала ко мне, я нырял и делал ей вот так — бу-у-у-у-у!
Старик надул щеки, выставил вперед растопыренные руки и смешно загудел, раздувая щеки. Дан рассмеялся вместе со всеми и продолжил попытки высмотреть Аенора. Левый берег Силаулиса словно погрузился в оцепенение. Изредка появлялись конные разъезды салмской гвардии, но многочисленные деревни стояли покинутыми. На желтоватых полях ветвистой маоки, источника салмских лепешек и знаменитого сварского пива, бродили лайны и кормились стаи диких фазанов, а у опустевших причалов не покачивалось ни одной лодки. Зато на правом берегу жизнь кипела. По тракту, то приближающемуся, то удаляющемуся от Силаулиса, шли к Заводью войска и обозы, обратно — беженцы. Пешком, с тележками. Понукали запряженных лошадей и даже рамм. Гнали свиней. Несли Детей и вещи. Против каждой деревни, что дремала без людей на левом берегу, на правом стояли шатры. Там, где вместо деревень чернели пожарища, шатров не было. Утром шестого дня, когда Дану наконец-то доверили держать румпель, мальчишка заметил впереди какое-то высокое строение и показал на него рукой:
— Стаки, что это?
— Глаулин, — улыбнулся старик.
Мастерски лавируя между судов, покрикивая на Лукуса и Хейграста, которые пытались сладить с длинными и тяжелыми веслами, Стаки провел джанку мимо причалов и бросил якорь в дюжине локтей от берега. Из толчеи у пристани немедленно вынырнула узкая лодка, на борт джанки забрался маленький, еще ниже ростом, чем Лукус, белу и, словно юркая крыса, начал обнюхивать самые потаенные уголки трюма.
— Совсем никакого товара? — в который раз недоверчиво переспросил он Хейграста, уже выучив его подорожную наизусть, затем вздохнул, потребовал плату за стоянку у пристани и нехотя выдавил тяжелой печатью синеватые знаки на ладонях друзей. — Как называется судно?
— Как называется? — недоуменно взглянул на Стаки Хейграст.
— «Акка».
— Название судна должно быть написано на корме или на полотнище, прикрепленном к мачте! — строго заметил белу и спрыгнул в лодку.
— Что значит «Акка»? — спросил Дан, наблюдая, как белу, тревожа веслом болтающийся у берега мусор, торопится к очередной жертве.
— Птица такая, — объяснил Лукус. — В Сварии их много. Они бродят на длинных ногах во время отлива по морскому песку и вытаскивают длинными клювами рачков из-под камней.
— Забыл! — вздохнул Стаки. — Старое полотнище выцвело, а новое… Думал, если найду нового хозяина, так и имя будет новое!
— Зачем же? — удивился Хейграст. — Отличное имя для джанки. Сходим в город, поищем дядю Дана, к вечеру вернемся и напишем имя на борту.
— И глаза нарисуем на носу, — серьезно добавил Лукус. — Так ари делают. А ты что молчишь, Дан?
— Нарисуем, — кивнул мальчишка и, сбросив сапоги, спрыгнул в воду. С того самого мгновения, как показавшиеся над Силаулисом башни королевского замка начали приближаться, Дан ни о чем думать не мог, кроме предстоящей встречи. И когда джанка миновала устье торопливого Кадиса, впадающего в Силаулис перед самым Глаулином, и когда начались роскошные усадьбы королевских сановников, и лачуги бедноты, и ряды рынка, и корабли у пристани, Дан продолжал думать о дяде. Мальчишка не строил никаких планов относительно единственного оставшегося в живых родственника, ему только хотелось освежить память о погибшем отце. Услышать голос, похожий на его голос. Увидеть черты, напоминающие черты отца. Вот и теперь он не сразу отозвался на оклик белу и некоторое время с удивлением смотрел на горшок меда, поданный ему Лукусом.