Отшельник. (THE HERMIT)

Рампа Лобсанг

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Я смотрел на него, или, по крайней мере, чувствовал себя так, как будто я смотрю на него, потому что это самое трудное положение, в которое может попасть человек, когда его голова находится в одном месте, а его «глаза» — совсем в другом, на расстоянии нескольких футов от нее.

Как бы там ни было, я смотрел на него и думал: «Как же это может быть? Человек говорит, что он может показать мне города на другой стороне земного шара, и в то же время он не может показать мне мою собственную страну».

— Сэр, — сказал я ему, — не могли бы вы положить что-нибудь перед моей зрительной

коробочкой, так чтобы я мог сам судить о такой фокусировке?

Он кивнул головой в знак согласия и огляделся вокруг, как будто обдумывая, что предпринять. Потом он достал из-под моего стола прозрачный лист, на который были нанесены какие-то странные знаки, знаки, каких я никогда раньше не видел. Очевидно, они предназначались для письма. Он взял несколько таких листов, а потом, по-видимому, к нему в голову пришла мысль, которая ему очень понравилась, потому что на лице его появилась довольная улыбка. Он спрятал предмет за спиной и приблизился к моей зрительной коробочке.

— Ну вот, мой друг! — воскликнул он. — Смотри, что мы сейчас сделаем, чтобы заслужить твое доверие.

Он что-то поместил перед моей зрительной коробочкой, очень близко от нее, и, к моему величайшему удивлению, все, что я увидел, было подернуто туманом, все очертания были смазаны. При этом одни расплывшиеся пятна были белыми, другие черными, но они ничего для меня не значили, абсолютно ничего.

Увидев мое выражение, он улыбнулся — я не мог видеть его улыбки, но я ее «слышал»: когда человек лишен зрения, у него развиваются другие чувства. Я мог слышать его лицо и поскрипывание мышц, а так как он часто перед этим улыбался, я уже знал, что доносящееся поскрипывание означает улыбку.

— Ага, наконец попали в точку, не так ли? Теперь смотри внимательно. Когда начнешь что-то различать, говори мне, что ты видишь.

Он очень медленно стал отводить неясные листы дальше, постепенно изображение становилось более четким, и наконец я с удивлением обнаружил, что это мое изображение, Я не специалист, чтобы объяснить, как получаются такие изображения, но там я действительно видел себя лежащим на столе и смотрящим на человека, который держал черную коробку.

Моя челюсть отвисла от изумления. Я, наверное, и правда был похож на неотесанного деревенского парня, во всяком случае, таким я себя ощущал. Я почувствовал, как жар приливает к моему лицу и мои щеки вспыхнули от смущения. Это был я, со всеми непонятными предметами, которые торчали из меня, это я наблюдал, как четыре человека управляются с ящиком, и выражение удивления намоем лице действительно поставило все на свои места.

— Хорошо, — сказал мой Пленитель, — по-видимому, суть ты уловил. Чтобы понять лучше, давай попробуем еще раз.

Он установил изображение так, чтобы я мог хорошо его видеть, и начал медленно передвигать его ближе к зрительной коробочке. Постепенно четкость изображения уменьшалась, пока опять не остались одни черные и белые пятна и ничего больше. Он отвел его в сторону, и я опять увидел комнату, в которой я находился. Он достал еще несколько листов и сказал:

— Ты, конечно, не сможешь этого прочесть, но смотри внимательно. Здесь напечатаны слова. Ты ясно их видишь?

— Я ясно их вижу, сэр, — ответил я. — Я действительно их вижу совсем ясно.

Тогда он поднес листок ближе к моей зрительной коробочке — и опять все расплылось.

— А теперь, — сказал он, — ты сможешь понять, в чем состоит наша проблема. У нас есть машина,

или прибор, называй его как тебе больше нравится, — двойник твоей зрительной коробочки. Он значительно больших размеров, но принцип его действия абсолютно тот же. С его помощью мы можем видеть все вокруг всего земного шара, но не можем видеть ничего, что находится на расстоянии пятидесяти миль от нас. Пятьдесят миль — это слишком маленькое расстояние для него, точно так же, как расстояние в несколько дюймов мало для твоей зрительной коробочки — когда мы помещаем изображение на таком расстоянии, ты ничего не можешь разобрать. Сейчас я покажу тебе твой Калимпонг.

С этими словами он отвернулся и начал что-то проделывать с кнопками, расположенными на стене. Свет в комнате стал тусклым, он не исчез совсем, но потускнел так же, как тускнеет свет дня, когда солнце садится за Гималаи. Холодная тусклость, когда Луна еще не взошла, а солнечные лучи еще не окончательно погасли.

Он повернулся к задней стенке большого ящика, его руки что-то сдвинули, чего я не мог видеть. Тут же в ящике вспыхнул свет. Очень медленно начал вырисовываться пейзаж: высокие пики Гималаев, а на тропе — купеческий караван. Они как раз пересекали маленький деревянный мостик, под которым ревел стремительный поток, готовый сразу же поглотить любого, кто в него соскользнет. Купцы достигли другой стороны потока, и тропинка, петляя по горным пастбищам, повела их дальше.

Еще несколько минут мы наблюдали за ними, и вид был такой, какой может увидеть только птица, парящая высоко в небе, как будто кто-то из Богов Неба держит мою зрительную коробочку и осторожно плывет над неведомой местностью.

Мой Пленитель опять что-то покрутил — и все приобрело неясные очертания, какие-то предметы попадали в поле моего зрения и уходили дальше. Мой Пленитель повернул что-то в противоположном направлении — изображение стало устойчивым, но нет, это было уже не изображение, это была живая картина. Это было не изображение — это была реальность, это была истина. Это был взгляд вниз через небесное отверстие.

Внизу я видел дома Калимпонга, я видел улицы, на которых толпились купцы, я видел монастыри, где были ламы, одетые в желтые мантии, и где бродили монахи в красных мантиях.

Все это было очень странно. Мне было трудно точно определить место, потому что я только один раз был в Калимпонге, еще ребенком, и я видел Калимпонг с высоты человеческих глаз, с высоты роста маленького мальчика, стоящего на земле. Теперь же я видел его — да, я действительно его видел — с высоты птичьего полета.

Мой Пленитель внимательно за мной наблюдал. Он что-то передвинул — и изображение, или пейзаж, или как там еще назвать эту удивительную вещь, мгновенно расплылось и тут же установилось опять.

— Это, — сказал человек, — Ганг, который, как тебе известно, является Священной Рекой Индии.

Я много знал о Ганге. Иногда индийские купцы приносили журналы с его изображением. Мы не могли прочесть ни единого слова в этих журналах, но картинки — ах! — это было совсем другое! Да, передо мной, без сомнения, была настоящая река Ганг. К моему величайшему изумлению, она текла рядом со мной, так что я мог не только видеть ее, но и слышать.

Я услышал индийское песнопение, а потом увидел, откуда оно доносилось. Перед группой людей, стоящих на террасе на самом берегу реки, лежало тело, и люди опрыскивали его Священной Водой Ганга, прежде чем предать сожжению.