Отступник
Шрифт:
Страшные воспоминания о набеге на поверхность не покидали Дзирта, пока он бродил по комнатам Дармон Н'а'шезбернона. Он кинулся прочь из комнаты для аудиенций, как только Мать Мэлис отпустила его, и при первой же возможности ускользнул от брата, желая лишь одного – остаться наедине с самим собой.
Его не покидали видения: угасающий огонь в глазах девочки-эльфа, когда она бросилась на колени у трупа матери; выражение ужаса на лице матери, извивающейся в агонии, когда меч Шар Надала проткнул её тело. Наземные эльфы не выходили у Дзирта из головы. Образы эти в его
Юноша не знал, сможет ли он когда-нибудь освободиться от них.
Ощущение невосполнимой потери не покидало его. Он шёл не разбирая дороги, опустив вниз глаза. Обогнув угол, он неожиданно на кого-то наткнулся и, вздрогнув, отскочил в сторону. Перед ним стоял Закнафейн.
– Итак, ты дома, – рассеянно произнес оружейник, на равнодушном лице которого не отражалось ни одно из обуревавших его чувств.
Дзирт не был уверен, что сумеет скрыть своё отвращение.
– На один день, – ответил он с таким же безразличием, хотя его ярость по отношению к Закнафейну не уменьшилась. Теперь, когда Дзирт сам стал свидетелем жестокости тёмных эльфов, знаменитые деяния Зака казались ему ещё более страшными. – Моя патрульная группа возвращается назад при первом свечении Нарбондель.
– Так скоро? – спросил явно удивленный Зак.
– Нас призывают, – отступая назад, сказал Дзирт.
Зак поймал его за руку и спросил:
– Общее патрулирование? – Местное, – ответил Дзирт. – Замечена какая-то активность в восточных туннелях.
– Итак, героев опять призывают, – усмехнулся Зак.
Дзирт ответил не сразу. У ж не ирония ли это прозвучала в голосе Зака?
Или, скорее, зависть, что Дзирт и Дайнин пойдут сражаться, в то время как он, Зак, должен оставаться в Доме До'Урден, вынужденный выполнять роль семейного наставника по борьбе? Неужели жажда крови у Зака так велика, что он не мыслит жизни без битв? Ведь именно Зак обучал Дзирта и Дайнина, а также сотни других, превращая их в живое оружие, в убийц.
– Долго будешь отсутствовать? – продолжал Зак, заинтересовавшийся планами Дзирта. Юноша пожал плечами:
– Самое большее – неделю.
– А потом?
– Домой.
– Это хорошо, – сказал Зак. – Буду рад опять видеть тебя в стенах Дома До'Урден. Дзирт не верил ни одному его слову. Сделав резкое движение, Зак неожиданно хлопнул Дзирта по плечу, желая проверить его реакцию. Скорее удивленный, чем встревоженный, Дзирт оставил эту сомнительную ласку без ответа, не уверенный в намерениях отца.
– Может быть, разомнёмся? – спросил Зак. – Ты и я, как когда-то?
«Это невозможно! – хотелось закричать Дзирту. – Никогда больше не будет так, как прежде». Но он удержал эти мысли при себе и согласно кивнул.
– С удовольствием, – ответил он, втайне надеясь получить его, сразив Зака.
Теперь Дзирт знал правду о своём народе и понимал, что бессилен изменить что-либо. Но, возможно, ему удастся изменить что-нибудь в своей собственной жизни. Может быть, устранив Закнафейна, самое большое своё разочарование, Дзирт сможет вырваться из окружающего его мира несправедливости.
– Мне тоже, – сказал Зак, дружелюбные интонации которого должны были скрыть его подлинные мысли, совпадающие с мыслями его бывшего
– Тогда через неделю, – сказал Дзирт и ринулся прочь, не в состоянии больше разговаривать с этим Дроу, некогда лучшим его другом, который на самом деле, как понял теперь Дзирт, был таким же неискренним и злым, как остальные родственники.
– Пожалуйста, мать, – скулил Альтон, – это моё Право. Прошу тебя!
– Успокойся, глупый Де Вир, – ответила СиНафай, и в голосе её прозвучала жалость – чувство, редкостное для Дроу.
– Я столько ждал….
– Твоё время почти истекло, – возразила СиНафай. – Однажды ты уже попытался.
Альтон вытаращил глаза, вызвав улыбку на лице СиНафай.
– Да. Мне известно о твоём неудавшемся покушении на жизнь Дзирта До'Урдена. Если бы не появился Мазой, то молодой воин, пожалуй, убил бы тебя. Это я бы его уничтожил! – взревел Альтон.
СиНафай не стала спорить.
– Возможно, ты и победил бы, но был бы обвинён в убийстве, и весь Мензоберранзан обрушил бы на тебя свой гнев.
– Мне безразлично.
– Тебе не было бы безразлично, уверяю тебя, – фыркнула СиНафай. – Ты упустил бы возможность отомстить более жестоко. Поверь в меня, Альтон Де Вир.
Твоя – и наша – победа близка. Альтон проворчал:
– Мазой убьёт Дзирта, а может быть, и Дайнина.
– Но есть и другие До'Урдены, ожидающие разящей длани Де Вира, – посулила СиНафай. – Например, верховные жрицы.
Альтон не скрывал своего разочарования: уж очень ему хотелось убить Дзирта. В тот день в его покоях в Магике молодой Дроу привёл его в замешательство, не позволив убить себя быстро и тихо. Альтону очень хотелось исправить это упущение.
Но он не мог остаться равнодушным к обещанию СиНафай. Мысль о том, что он сможет уничтожить одну или двух верховных жриц Дома До'Урден, была ему отнюдь не неприятна.
Даже мягкие подушки постели, столь отличавшиеся от суровости каменного мира Мензоберранзана, не смогли облегчить боль Дзирта. Картины кровавой резни на поверхности были вытеснены другой тенью из прошлого – призраком Закнафейна.
Дайнин и Вирна рассказали Дзирту правду об оружейнике, о том, какую роль сыграл Зак в падении Дома Де Вир и как любил Зак уничтожать других Дроу, которые не сделали ему ничего плохого и ничем не заслужили его гнева.
Итак, Закнафейн тоже участвовал в этой страшной игре, называемой жизнью Дроу, в бесконечном стремлении угодить Паучьей Королеве.
– Интересно, угодил ли я ей во внешнем мире? – невольно пробормотал Дзирт, и сарказм этих произнесённых вслух слов принёс ему некоторое утешение.
Удовлетворение, испытанное Дзиртом при спасении жизни девочки-эльфа, казалось ничтожно малым по сравнению с сокрушительным вредом, причиненным группой налетчиков её народу! Верховная Мать Мэлис, его мать, так наслаждалась, слушая об этой кровавой бойне! Дзирту вспомнился ужас девочки при виде мёртвой матери. Разве стал бы он или другой тёмный эльф так отчаиваться при подобных обстоятельствах? Едва ли. Дзирт не испытывал к Мэлис нежной привязанности, да и большинство тёмных эльфов были бы скорее озабочены тем, каковы будут последствия смерти матери для их положения в обществе, нежели ощущением потери.