Отважное сердце
Шрифт:
Кое-кто из людей Роберта рассмеялся, грубо и оскорбительно, Комин покраснел до корней волос, а Дунгал шагнул вперед и ударил Эдварда. Вернее, попытался ударить, потому как тот ловко увернулся, а потом врезался в своего обидчика, опрокинув того на землю. Рыцари Комина закричали и бросились вперед, видя, что Эдвард уселся верхом на капитана Галлоуэя и принялся избивать, нанося ему в лицо удары с обеих рук. В драку вмешались люди Роберта; те, кто уже успел сунуть мечи в ножны, вновь обнажили их. Но тут издалека донесся стук копыт, и на дороге появился Джеймс Стюарт со своим отрядом. Несколько человек держали в руках пылающие факелы, жалкую пародию на вечернее солнце, по-прежнему заливающее золотистым светом окрестности. По знаку сенешаля Эдвард отпустил Дунгала, который, сплевывая кровь и пошатываясь, с трудом поднялся на ноги. Капитан, ничего не соображая от ярости, слепо шагнул было к Эдварду, но Комин схватил его за плечи.
Джеймс, резко натянув поводья, огляделся по сторонам.
—
Роберт тряхнул головой:
— Они прорвались к Роксбургу.
Джеймс потемнел лицом и уже собрался бросить какую-то резкость, но потом кивнул своим людям, которые держали в руках факелы.
— Сожгите их. — Рыцари направились к повозкам, а сенешаль взглянул на Роберта. — Нам нужно спешить, — дрожащим от сдерживаемого гнева голосом сказал он. — В замке поднимут тревогу. А против всего гарнизона нам не выстоять.
Когда люди на дороге зашевелились, расходясь по местам, Роберт схватил Комина за рукав.
— Смерть моих людей лежит на тебе, — прошипел он.
Комин со злобой высвободил руку.
На заросшем полевыми цветами лугу под стенами Кентербери разворачивался пышный рыцарский турнир. Грандиозное действо озаряли лучи заходящего солнца, струившие жидкое золото на лица сотен зрителей, выстроившихся вдоль арены, и переливавшиеся на украшенных драгоценными камнями платьях знатных дам, отражаясь от начищенных колец рыцарских кольчуг и шлемов с перьями на гребнях.
Подмостки, возведенные по обе стороны ристалища, украшали складки ярко-алой ткани, и на них сидели благородные дамы и господа. Публика попроще расположилась внизу, сидя на теплой траве, и лица людей раскраснелись от солнца и доброго эля. Многие стояли, чтобы лучше видеть, как сходятся в поединках рыцари. В конце турнирной арены возвышалась королевская ложа, обустроенная в виде зубчатой крепостной стены, с которой свисали щиты короля и его новой королевы.
Эдуард, сумрачно величественный в черном платье, расшитом золотой нитью, наблюдал за состязаниями рыцарей, с комфортом восседая на обложенном подушечками троне. Яростные схватки, оживившие полдень, уже завершились, а сейчас к финалу близилось и соревнование в умении владеть конем и оружием. В конце арены был установлен столб с перекладиной, с которой свисал грубо вырезанный человеческий силуэт с нарисованным головным платком и халатом сарацина, на груди которого красовалось ярко-красное сердце. Рыцари по очереди старались пронзить сарацина своими копьями. Когда по арене помчался на своем жеребце Ральф де Монтермер с развевающейся за плечами желтой мантией с парящим зеленым орлом, нацелив на мишень копье, толпа затаила дыхание, глядя на него. Рыцарь короля поразил манекен в самое сердце, и сарацин закрутился вокруг столба от удара, пока противовес в виде мешка с песком на другом конце балки не остановил вращение. Ральф промчался мимо, и из-под подкованных копыт его боевого коня летели клочья травы и дерна. Зрители взорвались аплодисментами.
Эдуард посмотрел на длинный строй рыцарей на другом конце арены, которые ждали, пока пажи установят мишень в исходное положение. За их спинами на фоне оранжевого закатного неба темнел выцветший стяг с драконом, некогда развевавшийся над пыльными турнирными аренами Гаскони. Король обвел взглядом лица своих рыцарей — Хэмфри де Боэна, героя сегодняшнего турнира, Эймера де Валанса, Генри Перси, Ги де Бошама, Роберта Клиффорда, Томаса Ланкастера. Эти молодые люди, выросшие при его дворе и отведавшие крови на поле боя, стали мужчинами в тяжелую годину войны. Их ученичество и возмужание завершилось. Все они наследовали своим отцам. Уже не Рыцари ордена Дракона, они заняли свои места как Гавейн и Персиваль, Мордред и Ланселот, [67] чьи бессмертные имена были вырезаны на его дубовом столе… И в душах этих людей. Из всех ветеранов с ним оставались только престарелый Джон де Варенн, графы Линкольн и Норфолк да воинствующий епископ Бек. Его двор переживал солнечный полдень, который олицетворяла собой эта пылкая и яростная молодежь.
67
Знаменитые рыцари Круглого стола короля Артура.
Услышав негромкие хлопки в ладоши рядом с собой, Эдуард обернулся и увидел свою новобрачную, которая послушно аплодировала успеху Ральфа де Монтермера. На родине Маргариту называли «Жемчужиной Франции». Темноволосая, подобно своему брату, королю Филиппу, с молочно-белой кожей и точеной фигуркой, укутанной в алый дамаст, [68] и пояском на талии, украшенным кроваво-красными рубинами, с высокой прической, скрытой под мягкой сеточкой с вуалеткой, обрамлявшей ее изящное личико, она действительно походила на драгоценный камень. Было самое начало сентября, и погода стояла еще очень теплая, но королева уже накинула на плечи мантию из горностая, отражая первую атаку вечерней прохлады. Дочь королей-войнов из французской династии Капетингов, она приплыла в Дувр неделей ранее, являя собой нежный и хрупкий символ мира, испуганная, но величественная, сопровождаемая подобающей ее положению армией слуг и камеристок. Через два дня после того, как корабль причалил к пристани, Эдуард обвенчался с нею на ступенях Кентерберийского собора. За торжественной церемонией, которую провел язвительный и вспыльчивый архиепископ Винчелси, последовали три дня турниров и празднеств.
68
Дамаст — узорчатая шелковая или полотняная ткань.
Эдуард не пожалел средств на организацию бракосочетания. Вокруг турнирной арены были установлены десятки открытых полосатых павильонов, украшенных разноцветными флагами. От костров, над которыми поблескивали жиром туши диких кабанов, насаженные на огромные вертела, поднимались ароматные дымки. Столы в павильонах, украшенные букетами цветов, ломились от тяжести золотой и серебряной посуды. Вскоре на них подадут теплый имбирный хлеб, яблоки с хрустящей корочкой, жареные в меду, сладкий и легкий, как пух, заварной крем, сочную, таящую на языке оленину, засахаренные миндальные орехи, и вино будет литься рекой. А снаружи слуги уже развешивали на ветках деревьев праздничные фонарики. С наступлением вечера каждый павильон окружит сияние рукотворных созвездий.
Поймав взгляд короля, Маргарита робко улыбнулась. Эдуард ответил ей вежливой улыбкой, прежде чем вновь перенести все внимание на турнирную арену. Бракосочетание стало для него радостным событием, знаменующим окончание пятилетней войны с Францией и закрепившим, при посредничестве папы Бонифация, возвращение Гаскони Эдуарду и его наследникам. Но торжества не помогли ему избавиться от чувства невосполнимой потери из-за смерти Элеоноры, которое постепенно нарастало в нем на протяжении последней недели, оставляя в его душе болезненную, незаживающую рану. Ему исполнилось уже шестьдесят. Маргарита, скромная и застенчивая в свои семнадцать лет, была сладкой, как мед, и он знал, что она еще не раз доставит ему удовольствие за те годы, что ему еще остались, но эта девочка никогда не затронет его душу. Эта часть его умерла вместе с его испанской королевой.
Эдуард услышал россыпь веселого смеха, прозвучавшего у него за спиной, в нескольких рядах позади, там, где сидел его сын. В свои пятнадцать лет Эдуард походил на него самого в молодости, как две капли воды. У сына были такие же легкие, пушистые светлые волосы и длинное, угловатое лицо. За последний год он вытянулся, доказывая, что унаследует и высокий рост отца. Рядом с ним, небрежно забросив руку на край ограждения, сидел симпатичный шестнадцатилетний оруженосец по имени Пирс Гавестон. Черноглазый юноша из Гаскони был сыном рыцаря, который хорошо послужил королю во время войны. После смерти отца Эдуард взял мальчика к себе в услужение, и его сын и оруженосец очень быстро стали друзьями. Эдуарда немного беспокоило то, что его сын стремился проводить все свободное время на улице вместе с Пирсом и его друзьями, вместо того чтобы усердно упражняться с мечом или изучать грамоту. Но король понимал, что очень скоро юноше придется повзрослеть, особенно теперь, после обручения с дочерью короля Филиппа, Изабеллой. Свадьба состоится лишь через несколько лет, поскольку принцесса была совсем еще ребенком, но пока у монарха были другие планы в отношении сына. Он намеревался привлечь его к следующей военной кампании в Шотландии, запланированной на будущий год. Время было благоприятным, поскольку конец года означал начало нового века. Настало время перемен, и, с Божьей помощью, он закончит то, что начал, покорив Шотландию.
Шпионы, состоявшие на службе у его полководца, сэра Ричарда де Бурга, графа Ольстера, перерыли всю Ирландию в поисках четвертой реликвии. Когда ее обнаружат, Эдуард намеревался торжественно предъявить ее своему народу, как он уже поступил с камнем и короной, символами его верховной власти над всей Британией. А потом, когда реликвия очутится в Вестминстерском аббатстве, перед усыпальницей Исповедника, осуществится Последнее Пророчество. Людям нужны легенды — нечто высокое, к чему можно стремиться, помимо тягот повседневной жизни, нечто такое, что сверкало и манило бы своим блеском в серой обыденности. Именно такие вещи и разжигают огонь в крови. Его подданные будут превозносить своего властелина за то, что он убережет королевство от печальной участи, предсказанной Мерлином, но и, что более важно, его успешное исполнение пророчества позволит этим молодым людям уверовать в него. А ведь это их налоги пополняют его сокровищницу и их мечи будут обнажены за него в случае войны. Рыцари Артура иногда ссорились и не соглашались со своим королем, но, в конце концов, Круглый стол связал их верностью, над которой оказалось не властно время. К этому стремился и король Эдуард, поскольку был намерен любой ценой не допустить повторения Льюиса, когда королевство раздирали на части амбиции его баронов и слабость короля. Нет. Его круг будет сделан из золота. Полированного. Нерушимого.