Отвернись. В плену у зверя
Шрифт:
Подхватил её – как пушинку – усадил к себе на колени, сжал не сильно, но чтоб не вырвалась. Так безопаснее. А то сама себя покалечит, как мне с ней потом дальше. Она только повизгивала и пыталась оттолкнуть. И хоть меня это жутко бесило (по всем законам, моя теперь, не должна сопротивляться, всё. Надо было все же метку еще поставить для верности), я сдерживался.
Как мог.
И вознаграждением мне стало, когда она, перестав ерзать, прислонилась прямо к груди, лбом. У меня аж по
Ну и что что ревет. Поплачет – успокоится. Эмоциональная, чувствительная. Но зато не отталкивает, прижимается. Губками иногда касается моего плеча. Случайно. А может и специально, чего уж.
Пока она такая послушная, старался рассмотреть, прочувствовать получше. Нам теперь век вместе коротать. Пометить её еще надо для порядка. Ну с этим успеется. Это бы лучше во время близости, чтоб горячая была, не так больно.
А то кусни я ее сейчас, реветь сильнее будет. Ещё немного прижал к себе. Нет, не буду, конечно.
Она, всхлипывая, вырубилась, кажется. И дышит так жалобно, скулит. Меня боится. Из-за вчерашнего что ль? Эдак меня переклинило. Теперь вот прощения ждать. Не даст же больше.
А силой брать тоже не охота. Охота, чтоб сама… Эх. Сам вздохнул. И так жалко её стало, аж внутренности свело, в горле комок. Маленькая, больная, ещё и глупая. И не понимаем мы друг друга. Мне даже помочь ей никак.
Ну что ещё ей может быть нужно? Всю голову сломал. Я не помнил прежнюю жизнь, но точно знал, что самка должна быть другой, да и вести себя иначе.
А она очухалась, и снова давай реветь. Ууу. Ладно. Подождем. Надоест же ей рано или поздно в самом деле. Вот тогда и посмотрим, что с ней дальше делать.
Может я ей показался слишком большим и напугал ещё? А ещё может боится, что раз она неправильная, то откажусь от неё или покалечу и прогоню? Так как ей объяснить-то, что не обижу? Пусть хоть какая. Никому не отдам. Наверно, думает, что не достойна счастья такого, вот и переживает.
Каждая её слезинка в моё сердце втыкалась сухой веткой, как в подушечки лап острые сучки в лесу. Но я просто сидел и ждал. Не оставлять же самочку одну, когда ей плохо. Мы теперь связаны. Вместе будем.
Иногда вдыхал её запах и носом по волосам водил. Очень хорошо. Мягкие, как шерсть новорожденного котенка. И кажется, она даже пахнет чем-то детским. Хоть и уже взрослая – я учуял.
Заметив на припухлой щечке особенно огромную слезинку, лизнул, успокаивая. А она ещё сильнее разревелась.
Я так и застыл, боясь больше шевелиться и трогать. Она теперь всегда так будет на ласку реагировать? Как бы мне её вылечить?
Девочка ещё дышала так тяжело и сердце колотилось, что я припадка боялся. Из-за того, что метки нет, я не так уж сильно её ощущаю и не могу повлиять никак…
За тяжелыми думами не сразу заметил, что самочка уже только всхлипывает мне в грудь, а голову так уютно мне на плечо устроила. Но заерзала на моих коленях, отчего у меня почти сразу и встал. Вот бы её…
А она мне говорит что-то своим голоском тоненьким, только чуть охрипла от рыданий. Ну это ничего. Пройдет. Это-то я понимаю. Пересадил, чтобы лицо было лучше видно. На губы смотрю – шевелятся.
Красиво.
Девчонка поморщилась. И на носике так мило складочки появились, что даже возбуждение схлынуло. Ну чисто – дитё. Захотелось заботиться о ней ещё больше.
По лицу видел, что что-то там думает себе. В глаза мне смотрит наконец прямо, взгляд не отводит – всегда бы так, а сама вся сжимается, ерзает, как будто… Нужду ей надо справить что ль?
Отпустил из своих лап загребущих и вскочил за ней, когда понял, что сейчас упадет. Ноги не держали, разъезжались как у новорождённого оленёнка. Держу её за плечи, чтоб не упала, смотрю. Думаю. Ещё и растяпа. Самка грациозной должна быть, как кошечка. Почему, мне такому сильному, досталось это милое недоразумение?
И тут я понял, что сейчас страха у неё ко мне почти нет. Ну вот. Поняла наконец, что бояться не надо. Хоть что-то. И разглядывает меня так с любопытством. Спину выпрямил, плечи распрямил – чтоб оценила, какой я широкий, большой, сильный, подбородок приподнял.
Малышка опять что-то прощебетала. Но не упиралась, не отталкивала, не пыталась убежать. Только смотрела снизу вверх доверчиво вроде.
Точно, ей же по нужде надо. Это, наверное, и говорит.
Боясь, что если не стану поддерживать, снова навернется, за руку взял и повел к выходу из жилища. На улице отпустил – здесь хоть под каждым кустом можно. Она отходила от меня медленно, осматриваясь. Ну да, вчера не успела же рассмотреть всё.
Но как только присела за раскидистый куст недалеко, я запереживал опять. Кто её знает, что с ней ещё может приключиться? Надо следить. В безопасности она только в жилище или со мной. А тут наступит ещё на насекомое, укусит её. Мне-то ничего от укусов и ноги загрубели. Но у неё и на ножках кожа нежная.
Вчера тряпки с ног у оврага остались, когда катилась. Может поискать их пойти?
Но стоило мне приблизиться, вскочила, глядит хмуро. Ну чего ей опять не по нраву? Вздыхает ещё так капризно. Вот какая, а. Говорит там что-то, а я смотрю во все глаза.
Грязная, в земле, в траве вся. Ещё кровь засохшая. Часть я зализал, конечно, но еще осталось. И не ела ничего с утра. К воде бы её отвести, напоить хотя бы, ну и умыть. Только не дойдет же, слабенькая.