Отверженный. Дилогия
Шрифт:
Глава 25
Когда Гурьев узнал, что следственный эксперимент с ледовой дорогой проводится не будет, он очень обрадовался и распрощался со мной до сентября, сказав, что молодому организму нужно отдохнуть перед новым учебным годом. А учитывая, что я почти месяц занимался, как говорится, на износ, то возражать я не стал.
Три дня до моей поездки к родителям мы с Милой провели так, как должны проводить время двое подростков на каникулах: ходили в кино, ели мороженое в кафе,
Про предложение Милютина я решил пока Миле не рассказывать – не видел смысла лишний раз заставлять её за меня переживать, так как был уверен почти на сто процентов, что Ивану Ивановичу не удастся меня уговорить на участие в таком опасном предприятии. Как мне ни было жаль ребят, и как ни хотелось их найти и спасти, но у меня была какая-то странная уверенность, что в этот раз я не выйду сухим из воды.
Я не был специальным агентом и, если уж на то пошло, не собирался им становиться. У меня были иные планы на жизнь. Точнее, пока и планов особых не было. Я собирался учиться в Кутузовской академии и уж на первых двух курсах точно ни о чём, кроме учёбы, не думать.
Обвинения с меня сняли, денег на мелкие расходы на ближайшее время я отложил, с Милой отношения наладил, получил шанс хоть немного наладить их и с родителями. Большего мне в шестнадцать лет и не требовалось. Нужно было настроиться на учёбу и развитие Дара и все свои силы тратить на это, а не на опасные приключения. Ими я уже был сыт по горло.
В назначенный день без десяти семь я уже стоял возле главного корпуса академии. Дядя Володя подъехал ровно в семь. Я быстро запрыгнул в машину, пристегнулся, и мы отправились в путь. Дорога от Кутузовской академии до нашего имения в Павловске занимала чуть меньше двух часов. Дядя сказал, что дома меня ждут к девяти, поэтому можно особо не спешить.
Так как за три дня до этого в ресторане мы с маминым братом обсудили почти всё, что только можно, то теперь большую часть времени, ехали молча. А если и разговаривали, то о какой-нибудь незначительной ерунде, вроде отличий столичной погоды от петербургской. Лишь на подъезде к Павловску дядя Володя решил поговорить на серьёзную тему и сказал:
– Ты особо не строй иллюзий. Родители у тебя хорошие, но твой отец слишком боится разочаровать деда. Поэтому не жди, что родители прямо с порога бросятся тебя обнимать. То, что они тебя пригласили, уже для них поступок невероятной смелости, который идёт вразрез со всеми их представлениями о жизни.
– Да я особо ничего и не жду, – ответил я. – Если получится увидеть Андрея и Машу, то уже не зря еду. Получится поговорить с родителями – тоже хорошо. Обнимания их мне не нужны.
– Всё ещё злишься?
– А Вы как думаете?
– Думаю, что злишься. И это нормально. Но всё же при встрече лучше это не показывай. Вам сейчас главное – найти общий язык. Ты должен понять родителей. Они не виноваты в том, что произошло. Они просто не смогли противиться глупой традиции. А они, в свою очередь, должны понять, что ты прежде всего их сын, а не какая-то выбраковка. Казалось бы, такие простые вещи, а многие этого не понимают. А ведь как всё было бы проще, если бы понимали.
– Главное,
*****
Николай Константинович Седов-Белозерский нервничал. Через пятнадцать минут его шурин должен был привезти старшего сына князя, и он ловил себя на мысли, что не готов к предстоящей встрече. За четыре месяца, что прошли с того дня, как Роман покинул родительский дом, Николай Константинович не раз вспоминал сына, и каждый раз эти воспоминания доставляли князю боль. Такие разные чувства, как переживание за сына и злость на Романа, что тот показал Силе не эльфийские черты характера и попал в выбраковку – всё смешалось в кучу.
Но теперь, когда выяснилось, что Роман перешёл дорогу «Русскому эльфийскому ордену» и получил покровительство одного из врагов ордена – князя Зотова, всё запуталось ещё сильнее. Родной дед отдал приказ об устранении Романа, и Николаю Константиновичу стало не до обид – надо было спасать сына.
Князь Седов-Белозерский оказался в сложной ситуации. Его властный отец и по совместительству магистр «Русского эльфийского ордена» запретил устанавливать слишком тесный контакт с Романом и впускать его в семью, но при этом старый князь хотел, чтобы мальчик начал служить роду.
Николаю Константиновичу нужно было показать сыну, что семья его не забыла, но при этом обратно в семью Романа не пустить. Как это сделать, князь не представлял. И ещё его тревожило, что дед собирался устроить внуку проверку на лояльность, выдав задание, о котором Николай Константинович не знал. Но он знал своего отца и понимал, что простым и безопасным это задание точно не будет.
Князю еле удалось уговорить шурина, чтобы тот нашёл Романа в столице, инсценировал якобы случайную встречу, наладил контакт и после этого организовал поездку Романа домой. Волошин изначально был готов помочь, однако не хотел обманывать Романа. Но Николаю Константиновичу всё же удалось уговорить шурина. Владимир Николаевич был ярым противником традиции выбраковки и ради возвращения племянника домой в итоге согласился разыграть, как он выразился, комедию.
Николай Константинович посмотрел на часы – было без десяти девять. Он достал телефон и набрал номер отца. Старый князь Седов-Белозерский принял звонок почти сразу.
– Папа, доброе утро! – сказал Николай Константинович в трубку. – Надеюсь, не отвлекаю? Ты в Думе?
– Совместное заседание обеих Дум начинается в десять, – ответил Константин Романович. – Сейчас я в дороге.
– Как погода в столице?
– Не называй в разговорах со мной Новгород столицей! Мне хватает, что я слышу это на заседаниях Думы и по телевизору. У России только одна столица! И это Санкт-Петербург!
– Извини, папа.
– Ты что-то хотел? – спросил Константин Романович.
– Да. Хотел сказать, что через десять минут приедет Роман. Его везёт Волошин.
– Через час с небольшим начнётся заседание обеих Дум. Сегодня Романов собрался выступить с внеочередным посланием. Но он не представляет, какой сюрприз его ждёт. Если всё пойдёт по плану, мы нанесём этому выскочке удар, от которого он вряд ли сможет оправиться. И ему либо придётся оставить свою навязчивую идею реставрации монархии, либо он будет делать это на наших условиях.