Ответный удар «попаданцев». Контрразведка боем
Шрифт:
Я слегка офонарел. Потому как никогда ничего про подобные работы во Франции не слышал. Корифеи же, наоборот, решили, что я уже знаю о господине Франсуа Лебоне и что мнение мое о нем резко отрицательное. И принялись меня уверять, что все обстоит коренным образом наоборот. Что сей достойный гражданин является действительно первоклассным химиком. И занимает ни много ни мало пост профессора Парижской Школы Мостов и Дорог, на каковой должности зарекомендовал себя с самой наилучшей стороны. А то, что он одержим идеей фикс создать заменитель для используемого в лампах масла… Так дело это весьма важное и перспективное. Вот только никто – включая и моих высокоученых собеседников – понятия не имеет, как к нему подступиться. (Я чуть не посоветовал использовать керосин, но, к счастью, вовремя вспомнил, что нефтепереработка пока что наукой тоже еще не открыта. Массаракш!..) Потому гражданин Лебон проводит свои опыты исключительно частным порядком и весьма заинтересован в чьей-либо поддержке. И будет за то весьма благодарен… И если ему таки разрешить немножко в нерабочее время ковыряться в его угольях – так по основной работе он горы своротит… Ну, кончилось тем, что мы полным составом – все втроем – поехали к этому самому Лебону. Знакомиться. К счастью, я твердо помнил, что автора «Психологии масс» звали Густавом. Потому особо не напрягался по поводу возможных совпадений. Хотя, может быть, это его отец? Впрочем, чего гадать – я все равно не знаю!
Как ни странно, профессор произвел на меня благоприятное впечатление. Хотя бы тем, что был того же года рождения, что и я – в смысле Наполеон, – а сверстникам зачастую бывает проще понять друг друга. А уж его лекция о недостатках современного освещения и вовсе убедила и меня, и Наполеона. Во всяком случае, проблему человек знал глубоко. Не понаслышке. Из него так и сыпались лампы-кенкеты (аптекарь Кенке изобрел лампу со стеклянным колпаком, получившую его имя), лампы конструкции Карселя, снабженные устройством принудительного нагнетания масла, плоские фитили Леже и трубчатые Арганада, преимущества горения пламени в кожухе в сравнении со свободным и об отвратительных свойствах масла, даже в самых лучших образцах забивающего фитили нагаром уже через пару часов работы… (Слышали ли вы о чем-нибудь подобном? Вот и я тоже. В смысле – не слышал! Наполеон, кстати, тоже впервые узнал такие подробности по части осветительного дела… Но что удивительного? Артиллерист он, а не фонарщик!..)
В общем – это был типичный энтузиаст-бессребреник. Целиком поглощенный захватившим его делом. А уж когда я задал ему несколько вопросов по поводу сухой перегонки древесины, которой он сейчас занимался… Да – при таком блеске в глазах легче легкого прослыть среди знакомых сумасшедшим. Вот только я единственный в этом мире понимал, что никакого сумасшествия тут не наблюдается. А наблюдается технология получения того самого светильного или генераторного газа, про который я вспоминал только нынче поутру.
Короче – мы договорились.
Поздно вечером – я еще в морском министерстве был, относительно производства канатов беседовал (не сказать, чтоб удовлетворительно, н-да…) – я вернулся наконец в Шале-Медон.
Где обнаружил бьющего копытом Мюрата, требующих указаний соратников и прибывшую наконец роту саперов. Всучив Иоахиму деньги под расписку и наскоро что-то сожрав в качестве ужина, велел сыграть саперам тревогу.
Ну… Пожалуй, и вправду солдаты оказались опытные. Не новобранцы – уж точно. Во всяком случае, не та толпа недоумков, которой встретила меня вандейская бригада (где-то они сейчас, да и живы ли?). Правда, было и «но» – рота явно недотягивала до штата по численности. Однако я поминал уже про дареного коня… Выразив удовлетворение и поздравив с прибытием под славную команду генерала Бонапарта, я толкнул доблестным легионерам Республики речь о важности порученного дела и пообещал, что скучно им здесь не будет! После чего скомандовал разойтись, а офицеров забрал с собой на общее совещание. Пусть привыкают… Впрочем, офицеров в роте оказалось всего один. Командир. Остальные должности занимали сержанты. Что меня порадовало – матерые служаки, явно еще царской, в смысле королевской, закваски. Значит, можно было надеяться, что порядок в роте есть…
Да уж, порядок в роте был… Как выяснилось при более тесном разговоре с ротным начальством – их ко мне отправили в наказание. И не за что-нибудь. А за участие в антиправительственном выступлении в Северной армии! У генерала Пишегрю. А генерал Пишегрю валандаться не стал, а просто пересажал самых буйных из батальона. Вот этих вот! Ребятам грозила в лучшем случае каторга. Но тут у кого-то в министерстве проснулась жаба, и было решено, что слишком дорого разбрасываться кадрами технических войск. В результате их извлекли из парижской тюрьмы, куда успели к тому времени этапировать для следствия и суда. И маршевым шагом направили прямиком ко мне. Во, блин, конь дареный!.. Это не иначе, как Обри мне персонально удружил, дуб стоеросовый!.. Хорошо, что я ему не подчиняюсь.
Так что ничего, переживем…
– За что хоть бунтовали-то? – поинтересовался я. Чем явно озадачил своих новых соратников. Во всяком случае, они вряд ли ожидали, что вопрос я задам столь будничным тоном.
Ну, история оказалась простая. Хреновое снабжение. Невыплата денег. Произвол офицеров… Броненосец «Потемкин», в общем. Довели людей до ручки, а потом объявили роялистами. С целью торжества справедливости. И все дела… Даже и уточнять ничего не требуется.
– Ладно, – резюмировал я все тем же будничным тоном. – Бунтовать вы не умеете. Надеюсь, хоть работать можете. Ибо дел вам с самого завтрашнего рассвета предстоит переделать невпроворот – поскольку никаких других строителей у меня в распоряжении нет. А строить надо много. Потому пока сидите и слушайте – для общего ознакомления. А после совещания мы с вами отдельно пообщаемся, и я вас озадачу по полному профилю – от ремонта казармы до геодезической съемки местности…
Вслед за чем занялся текущими вопросами.
К полуночи разгребаю наконец все. Точнее – всех. В том числе и назначенный наконец штаб. Одна беда осталась: нет снабженца. Хоть ты тресни! И где взять? Причем нужен-то мне не тот, кто ко мне пойдет – на неограниченный-то бюджет все побегут, только дай! – были желающие уже. Но вот того, кто пахать станет, а не своими гешефтами заниматься, – пока не подвернулось. Просто шайтан какой-то, честное слово!.. Ну да ничего – дайте немного времени – мы и этот вопрос разъясним!
Пока же, запалив лампу Арганда принимаюсь за бумагомарание. План на завтра, план на неделю, коррекция в связи со сделанным. Потом – письма в разные могущие представлять интерес места. Письма матушке в Марсель: как они там – получили отправленные мной деньги? И пусть ждут вскорости еще. Письма братьям. Ничего особенного. Просто изложение новостей. Есть у меня мысль вызвать сюда, по крайней мере, Люсьена и Луи, но я пока не тороплюсь. Надо спервоначалу раскрутить проект как следует. Хотя слов нет – надежные люди мне тут пригодились бы, а родне я в этом смысле могу кое в чем доверять, как никому. Хотя и не питаю никаких особых надежд: из дальнейшей истории ничего выдающегося я ни за кем из родственников Наполеона не припоминаю. И сам их впредь чрезмерно баловать не намерен. Во всяком случае, королями никого делать не стану… Вот же черт! Ведь понял же уже, что сам-то в императоры не попаду, – а все равно из памяти лезет! Тенденция, однако! Будем с ней беспощадно бороться!
Наконец с письмами покончено. Но дела еще не все. Потому набулькиваю из кофейника очередную чашку кофе, проглатываю, чищу от нагара ламповый фитиль (прав был Лебон, черт побери: два часа – и коптить начинает!) и, разложив на столе пачку бумаги, сажусь рисовать эскизы.
Кульмана…
Швейной машинки типа «Зингер»…
Токарного станка по металлу (с суппортом)…
Сверлильного станка…
Фрезерного…
Конструкцию резцов и сверл…
Аэростатной лебедки с конным приводом…
Схему аэродинамической трубы открытого типа… Тоже, видимо, с конным приводом. Ага…
В связи с появлением Лебона прикидываю устройство газового завода для производства светильного газа… Тоже ведь – места потребует! Но отказываться грех, когда само в руки идет! Если не дирижабль, так наблюдательные-то шары вполне можно этим газом наполнять. Только выигрыш будет. Ну и – освещение. Это я сооружу чуть не в первую очередь! И, ясен перец, начну со своего кабинета!..
Точнее – я сейчас все это дорисовываю. Вспоминаю, что упустил, вношу изменения. Потому что начал эти почеркушки значительно раньше. И даже не с момента назначения. А еще когда лапу сосал. Честно сказать – от нечего делать. На всякий случай. Ну и чтоб не так тоскливо было в этой окружающей отсталости. Стал записывать в блокнотике, что помню из будущего. Ну и – увлекся. Ибо даже отрывочных знаний, что болтаются у меня в голове, оказалось несметное количество. Понятное дело, по большей части эти отрывки мало на что годятся. Разве что – смешить аборигенов, как давеча с Лаландом вышло. Но кое-что и в дело можно двинуть. Как сегодня, например, – те вопросы, что я задавал Лебону. По мне – тьфу, мелочь! – а для него едва ли не откровение. Так же и с другими моментами. Тот же суппорт станочный… Я толком не знаю, как оно должно быть, – но на то у меня и народ грамотный набирается: я им идею – они ее обгрызают и до ума доводят. Как и положено в настоящем конструкторском бюро! А я типа буду Главным конструктором. Ага… Вот кульман – завтра уже можно пускать в дело… А вот швейную иглу для машинки – пока не подо что. Как и ацетиленовую лампу: сколько ни бился, у кого ни спрашивал, никто здесь такого слова – «ацетилен» – никогда не слыхивал… А того загадочнее, что, несмотря на то, что я ТОЧНО знаю, что ацетилен получают из карбида, про этот самый карбид тоже не знает ни единая душа! А какая была бы лампа! Не хуже электрической. Арганд с его коптилкой удавился бы от зависти. Кстати, вот опять чадить начала… А, черт!