Шрифт:
Сторож
Семён Савельевич Редькин стал стариком. Это факт, и Семёну Савельевичу следовало признать его ещё лет пятнадцать назад, когда он только-только вышел на пенсию. Но моложавый на вид, не часто хворающий новоиспечённый пенсионер не мог допустить мысли, что достигнутый им социальный статус сильно изменит устоявшуюся жизнь. А что до индекса счастливой старости, имеющий для страны постоянного проживания гражданина Редькина величину в конце первой сотни, то самого гражданина Редькина он мало беспокоил –
Но удар со стороны пенсионной системы был очень болезненным.
Работа… Начальство родного предприятия, на котором Семён Савельевич честно и многие годы трудился не без пользы для самого предприятия, выждав для приличия девять месяцев, родило желание увидеть на занимаемой инженером Редькиным должности новое лицо. Ну лицо, скажем прямо, для начальства было не новым, а скорее родственным. И, конечно же, не по этой причине этому лицу был положен двойной оклад, а у бедолаги Савелича на стене его комнаты появилась почётная грамота, да на запястье – золотые часы известного бренда.
«Наверно, это справедливо. Молодые кадры приходят на смену стари… Надо куда-нибудь устроиться!» – простая мысль немного успокоила надломленное сердце неугомонного пенсионера.
Сказано – сделано, да сделано с трудом. Доказательство собственной востребованности приобрело для Семёна Савельевича форму унизительного обивания порогов различных предприятий и учреждений, государственных и частных, от крупных и шумных у всех на виду до мелких и незаметных для внимательного ока налоговой инспекции и организованных преступных группировок. Результатом осмотра пенсионного удостоверения кадровиком или «хозяином» был, как правило, вежливый отказ, реже —предложения неквалифицированной работы за смешную заработанную плату.
Смех у дедушки Сени всё усиливался и вскоре стал сопровождаться скупыми слезами старческих глаз, потому как невеликие денежные накопления заканчивались, в ломбард нести было нечего («Это не золото. Китайщина. Подделка. Странно, что они ещё тикают»), Пенсия позволяла оплатить коммунальные услуги, выпить кефир и принять валерьянку. А внучка пошла в первый класс… Пришлось существенно понизить планку ожидаемой благодарности своей страны за его желание работать, объясняя её нынешнюю нелюбовь к своим пожилым гражданам объективными, но временными, трудностями. Например, дефолтом.
«Всем тяжело… прорвёмся…» – вместо восклицательного знака оптимизма Семён Савельевич теперь ставил многоточие сомнения.
Однако, с понижением, так сказать, рейтинга работа нашлась и стала находиться и в дальнейшем, стоило её только потерять нашему трудоголику, что происходило с ним регулярно по причинам ли с объяснениями или без причин и без объяснений. Эта чехарда событий заметно подкосила Семёна Савельевича, изменила не в лучшую сторону его внешность, и общий настрой подвял как-то.
Наконец, лет пять назад старику повезло: должность ночного сторожа, с режимом работы сутки через трое в небольшой устойчивой, как поплавок, фирмочке по оказанию ритуальных услуг. А что, работа неплохая, чистая, бесплатная униформа, оплаченный единый проездной билет… Ещё что-то, не вспомнить… Повезло, короче. Случайность.
В тот год Семён Савельевич, вдовец, собрал наконец необходимую сумму (вскладчину с дочерью, конечно, но велика ли доля матери-одиночки) на скромный памятник почившей супруги – единственно любимой им женщины. Памятник понравился заказчику, и он дополнительно отблагодарил скульптора коньяком. А тот проникся симпатией к старику и свёл безработного в очередной раз Семёна Савельевича в непотопляемую фирмочку, ибо её бизнес вечен.
А дальше – складик соответствующих товаров и… всё. Выход с виража на финишную прямую.
***
Кондиционер сломался ещё в предыдущую смену и находился в ремонте, а временно заменяющий его вентилятор лишь гонял по сторожке спёртый воздух, пропитанный запахами суточного пребывания человека. Стеклопакет согласно инструкции был «глухой», не открывался, и подоконник перед ним был заставлен горшками любимых Семёном Савельевичем зефирантесами. Можно было открыть дверь и насладиться прохладой позднего вечера середины августа… Можно, если бы не…
Он и его сменщик только что вернулись с обязательного обхода территории склада и особой ночной прохлады не почувствовали: август выдался душным, безоблачным, с ощутимой в воздухе гарью от тлеющих вокруг города торфяников. Дожди с грозами синоптики обещали каждый день, чуть ли не с бубнами шаманили в прогнозах погоды по телевизору, но дождей не было. Природа словно чего-то ждала…
Относительно открытия двери – это во-первых. А во-вторых, Семён Савельевич не решался нарушить инструкцию: сменщик был человеком так себе, дойдёт факт до начальства… Могут и уволить. Конкуренция, Россия, XXI век.
– Сеня, открой дверь. Не могу, пот льёт градом, – услышал Семён Савельевич неожиданную просьбу заполняющего журнал дежурства сменщика. – Ну эту инструкцию в баню, сами как в парной!
– Да без толку это!
– Открой, открой… Ничего твоей оранжерее от лёгкого сквознячка не будет. А кстати, откуда это у тебя. Не мужицкое вроде дело – комнатные цветы. Расскажи, пока я тут дописываю.
Семён Савельевич отошёл от открытой им двери, встал напротив зефирантисов.
– Да так… Потом как-нибудь…
И замолчал. Сменщик не настаивал, да и спросил он из вежливости.
О событиях осени 1962 года Семён Савельевич широкие массы слушателей не посвящал. Сначала об этом настоятельно просили соответствующие органы, а когда уже можно было, то он и сам не желал смешивать факты своей биографии с разгулом «плюрализма мнений». Да и героического ничего не было. Так, повезло.
Двадцатисемилетний тогда Семён Редькин проходил службу в Вооружённых Силах. И трёхгодичная служба эта благополучно подходила к концу, когда весь их мотострелковый полк в одночасье погрузили в вагоны и доставили в один из многочисленных портов для переброски… Куда? Солдатская молва утверждала: «На Чукотку» – так как портовые склады буквально ломились от ватников, дублёнок и тому подобного зимнего обмундирования. Отплыли, а приплыли… на Кубу!