Отыгрывать эльфа непросто (сборник)
Шрифт:
Тогда же
Старшина Дроконов Валерий Сергеевич
Вот, блин, и хочется и колется. Подозрительный этот тип — командир-то наш. Вроде все гладко рассказывает, да и доказательства предоставляет убедительные, а что-то все равно не верится. И лук у него странный, не из дерева сделанный, а стрелы так вообще… я одну у броневика подобрал и потом долго рассматривал — там оперение как из резины сделано, а хвостовик с вилкой вообще из чего-то на мягкую кость похожего. Что следопыт он хороший, сразу понятно было, когда он к нам ночью подкрался, да так, что мы его не видели и не слышали. Оказывается, он еще и хороший специалист по взрывчатке, хотя, по его же словам, немецкие гранаты видит впервые. А когда он с помощью стрелы и немецкой гранаты разобрался с фашистским броневиком, я просто в это поверить не мог. Да и последнюю лекцию про диверсии на железной дороге он так выдал, как я даже в армейской учебке не слышал. Мысли по поводу немцев и дальнейших действий тоже правильные выдвигает. Ведь правду сказал: мы в тылу врага таких дел наделаем, что немцам на передовой жарко станет. Вообще, человек он странный до невозможности, но вроде за нас. Ведь как, стервец, по лесу идет — в двух шагах не слышно. Хотя днем он немного неуверенно себя ощущает, заметили — как только солнце в полную силу входит,
ГЛАВА 15
Расовые плюсы и минусы.
06.07.1941
Ссешес Риллинтар
В одном дроу быть плохо — очень чувствительные уши мешают нормально пользоваться огнестрельным оружием. Поэтому в темноте из густых кустов, привольно раскинувшихся на круче берега ниже моста по течению, торчала темноэльфийская голова со вставленными в уши кусками ваты, придававшими ей довольно идиотский вид. Над медленно текущей рекой неподвижно висели перистые облака, загораживающие кокетку-луну, лениво роняющую слабый свет на идиллическую картину — настороженные немецкие солдаты нервно ходят на своих постах. С одной стороны, их можно понять: уже несколько дней на постах охраны — сущий ад. Нервные солдаты теперь стреляют не только в то, что движется, но и просто на звук или движение листвы от ветра. Окрестные заросли вытоптаны до такой степени, что срочно доставленные собаки уже не только не берут какие-нибудь следы, они вообще не понимают, что тут можно вынюхивать, ибо в радиусе двух километров от моста явно пробегала пара стаек мамонтов во главе с монголо-татарским игом, и не по одному разу. Вчера, например, пара особо ярых следопытов умудрилась подорваться на минном поле, установленном днем раньше, причем невзирая на предупредительные таблички, густо натыканные в траве и закрепленные на близстоящих деревьях. Ну, впрочем, о мертвых либо хорошо, либо никак. Правда, комментарии майора еще долго разносились по окрестным берегам, ибо голос у него уверенный, громкий, а кружева словесных конструкций достойны Шиллера или даже самого старичка Гете. Общая паранойя охранников моста вылилась в просто циклопические сооружения из бревен и мешков с песком, по какому-то недоразумению называемые пулеметными гнездами. В комплектность к ним все подступы к мосту были многократно усилены столбами с колючей проволокой и навешенными через каждую пару метров жестяными банками, изображавшими импровизированные колокольчики. И все это густо посолено противопехотными минами. Эффект от внешнего вида данного укрепрайона превосходил все возможные ожидания — во всяком случае, глаза солдат третьего Рейха, проезжающих сие великолепие в поездах, спешащих на запад, выглядят удивленно и испуганно — наверное, считают, что это оборона от «дер безе руссише бэр».
Выстрел из карабина — довольно громкое дело, но выстрел из карабина рядом с эльфийскими ушами… Да что там говорить, суньте голову вместо языка церковного колокола и со всей дури ударьте по нему кувалдой — эффект будет равнозначный! Вот! А для полного комплекта одновременно просуньте в это виртуальное ведро фотовспышку, и пусть она сработает вам прямо в глаза. После первой попытки пристрелять халявный карабин мой вид вызвал просто гомерический хохот находившегося рядом этого phlith хуманса. А уж мне было хреново до такой степени, что перед глазами замелькали красные пятна и во рту почувствовался стойкий привкус крови. Все же это чудовищное изобретение человечества, огнестрельное оружие, не для длинных эльфийских ушей и, самое главное, не для чувствительных темноэльфийских глаз — язык огня, вырвавшийся из ствола карабина, почти полностью меня ослепил. Вот такая это была картина — ржущий как лошадь красноармеец и сидящий на корточках с закрытыми глазами, из которых капают слезы, трясущий головой дроу, перед которым валяется выроненный при выстреле карабин. После первого неудачного испытания процесс осваивания огнестрельного оружия был поставлен на научную основу. На роль основных факторов, препятствующих использовать огнестрел, были выдвинуты чрезмерная чувствительность слухового аппарата и мое нежно взлелеянное тепловое зрение, для которого язык огня, вырывающийся при выстреле из ствола винтовки, полностью покрывал всю видимую действительность ровным слоем «попугаев» засветки. С учетом отсутствия штатного глушителя в наших трофеях я принялся сооружать импровизированный — с помощью лома, такой-то матери и Сергея — первый вариант «типа глушителя». Обжатое дульце латунной гильзы от двадцатимиллиметрового снаряда, дополнительно распиленное вдоль для лучшего прилегания, было любовно закреплено на стволе карабина с помощью хомутика из стальной проволоки. Донышко гильзы было предварительно прострелено из этого же карабина — в принципе для этого как раз и применялся Сергей, постоянно лезущий под руки со своими идиотскими вопросами: а что? а зачем? а для чего? Получившаяся конструкция должна была немного гасить звук, но основным ее предназначением являлось пламегашение, с чем она обязана была справляться. Незаметно распотрошив в кармане разгрузки упаковку ваты — ибо нефиг светить оберткой с русскими буквами и особо палящим годом выпуска, — я, любовно скатав два тампона, принялся вставлять их себе в уши, вызвав при этом очередной обвал улыбок на лице своего напарника.
С использованием данной экипировки и получившейся домашней заготовки «Брамита» процесс пристрелки карабина был продолжен. В быстро наступившей темноте сам процесс пристрелки сопровождался комментариями Сергея следующего характера:
— Ссешес, а куда ты вообще стреляешь? Темно ведь и ничего не видно?
— А? Подожди, сейчас. — И, вытащив вату из ушей, уточнил: — Что ты сейчас спросил?
— Говорю, темно, не видно ничего — куда ты стреляешь?
Поудобнее устроившись на пенке, я повернул голову в направлении напарника и в непонятках задал вопрос:
— Сергей, а ты вообще меня хоть иногда слушаешь? Я же рассказывал, что ночью довольно хорошо вижу, да ты и сам был свидетелем моего ночного зрения. Стреляю в сосенку на расстоянии примерно шестисот шагов, ну, где-то четыреста пятьдесят ваших метров. Кстати, вроде бы попадаю, только разброс у карабина большой, из десяти пуль в ствол толщиной с человеческую голову попало только семь. Да и грохочет эта железка просто невозможно. Надо будет что-нибудь еще сотворить с глушителем. Кстати, спасибо за лекцию о работе огнестрельного оружия и устройстве глушителя. Сразу видно, что на занятиях по оружейному делу ты не спал, а слушал учителя.
— Да я этот глушитель на занятиях один раз видел. А ты тут из гильзы его за час сделал. Только все равно он не сильно глушит-то. Пламени не видно — это да. Ты что, решил прям сейчас по немцам пострелять? Мы, вообще, ночью когда-нибудь спать будем? То трупы носим, то мины таскаем, ни хрена не видно, постоянно спотыкаешься, а за спиной постоянно ты подгоняешь. Уже как совы — днем спим, ночью бегаем.
— А ты подумай о другом. Если мы днем отсыпаемся, то враги и днем не спят, как ты думаешь, им это приятно? И вообще, заканчивай с диспутами, давай лучше попробуем к донышку гильзы глушителя еще одну гильзу приделать — может, получше работать будет.
Провозившись в уже полной темноте еще пару часов, мне все же удалось объединить в одно целое две гильзы. Правда, для этого пришлось из третьей вырезать широкую полоску латуни и раззенковать тесаком пробитые пулями донышки гильз. Приложив гильзы донышками друг к другу и обернув получившийся пакет полоской латуни, я с помощью двух скруток из сталистой проволоки и плоскогубцев соединил их намертво, предварительно просунув кусочек кожи для обеспечения более плотного прилегания. Получившийся двухкамерный глушитель после осмотра был установлен на ствол карабина. Сергея отправил на пенку спать (в обнимку с получившейся вундервафлей). А я выдвинулся в сторону немецкого «укрепрайона», принесшего нам в последнее время много вкусного. Пристроившись в густых кустах на противоположном от караулки берегу реки, ниже по течению, я высунул свою любопытную голову и стал осматривать фронт работ на завтрашнюю ночь, на сегодня у меня было запланировано тихое исчезновение еще одного охранника…
06.07.1941
Майор Нитке
Фортификационные усилия майора Нитке были неведомым доброжелателем оценены буквально на следующую ночь. Несмотря на усиленные дозоры, выставленные во всех направлениях, снова случился переполох, вынудивший майора буквально выскочить из казармы в одних подштанниках. Утихающее эхо взрыва, садящие длинными очередями в ночь пулеметы, хаотически перебегающие солдаты — короче, локальный филиал дурдома. При опросе пулеметчиков и часовых поста, расположенного напротив казармы, выяснилось: буквально несколько минут назад сработавшая противопехотная мина осветила размытую фигуру, тащившую на спине немецкого солдата. После срабатывания мины нарушитель бросил солдата на колючку и длинными прыжками бесшумно метнулся в лес, напоследок блеснув красными глазами и длинными развевающимися белоснежными волосами из-под откинувшегося капюшона. На крики часового пулеметчики начали подавляющий огонь в сторону леса, судя по отсутствию трупов, не приведший ни к какому результату. Истерические крики часового с просьбой не стрелять, чтобы не задеть солдата, продолжавшего неподвижно висеть на заграждении, были пулеметчиками полностью проигнорированы, так как общая психологическая обстановка на заставе оказалась хуже некуда — солдаты уже дергались от любого шороха и боялись оставаться одни даже днем. В приказном порядке прекратив беспорядочную стрельбу, майор объявил перекличку и направил группу для снятия и транспортировки солдата.
Рядовой Хельмут Крюгер, не обнаруженный на перекличке, мирно и безучастно висел на колючей проволоке. При попытке его снять два солдата чуть было не подорвались на установленной днем ранее мине. Освободив Крюгера от объятий проволоки, отнесли его за ноги за руки к караулке и положили на расстеленную плащ-палатку. Обследование выявило у рядового сломанную шею, несколько осколочных ранений от сработавшей противопехотной мины и порядка пяти пулевых ранений от пулемета. Судя по всему, пулеметчики показали чрезмерную быстроту реакции и выдали пристрелочную очередь прямо по засветке от мины. Как показало проведенное на месте случившегося расследование, рядовой Крюгер, вопреки прямому приказу начальства, в одиночку, ночью, где-то в два — два тридцать, удалился совершать моцион с желанием подышать ночным воздухом. Это был последний раз, когда его видели живым. К моменту получения ран от противопехотной мины и пулемета, по всем признакам, он был уже мертв, на данное обстоятельство указывало почти полное отсутствие крови. Таким образом было выяснено, что рядовому сломали шею непосредственно вблизи казармы и потом уже мертвого пытались вынести из охраняемого периметра. Данное обстоятельство вызвало у майора сильную тревогу: нарушитель находился за охранным периметром и повел себя очень нелогично и неожиданно — так никто не поступает, русские или немецкие диверсанты уже давно бы перерезали часовых и взорвали мост. Поведение этого беловолосого нелогично — так есть смысл поступать, только если у него не имеется оружия и взрывчатки и диверсант вынужден убивать доблестных немецких солдат голыми руками, но это же варварство — так и вопило возмущенное сознание майора.
Во избежание паники майор приказал всем разойтись по постам и разразился речью о повышении бдительности. Немного вздрючив подчиненных, уделил большую часть своего внимания пулеметчикам. Нитке с плохим ощущением отправился докладывать начальству о непонятном беловолосом красноглазом существе, терроризирующем подотчетное ему подразделение и о своих предположениях…
Тогда же
Ссешес Риллинтар
Два осколка в спине — это очень приятное ощущение, особенно когда с выпученными глазами, полуоглохший, спотыкаясь, бежишь по лесу. Ну и какого ляда — кто знал, что немцы не поленятся и вдобавок к колючке поставят еще и противопехотные мины! В серебристом ночном освещении я, конечно, увидел натянутые проволочки и аккуратно через них перешагнул, стремясь как можно скорее схватить очередного гансика за нежное горлышко. Плавно скользя в ночной тиши и контролируя направление взглядов так называемых «охранников» из хумансов, я тенью подобрался к одиноко прогуливающемуся солдату, аккуратно свернул ему шею, взгромоздил его на себя. Переноска трупов — еще то удовольствие. Хотя в последнее время я малость попривык к данному виду деятельности. Проблемы начались на обратном пути через колючую проволоку — перебегание с грузом по вершинам столбов (минуя встречающиеся на колючке жестяные банки) закончилось тем, что нога этого переносного удобрения зацепилась за кусок проволоки и довольно сильно его дернула. Отцепившись, плеть колючки спружинила обратно и задела шнур противопехотной мины. Как говорится, слава Ллос, что из-за большой скорости передвижения во время срабатывания мины я был уже на расстоянии порядка пяти метров от эпицентра взрыва и на мне висел импровизированный бронежилет. И все равно пару осколков я, чувствуется, схлопотал. После близкого взрыва и последовавшего за ним сильного удара в спину мне пришлось скинуть труп немца и длинными прыжками, изображая сумасшедшего тушканчика, направиться к лесу. Напоследок я услышал многочисленные комплименты своему сольному выступлению в виде панических и беспорядочных пулеметных очередей.