Отзвуки серебряного ветра. Мы — есть! ("Честь"+"Вера")

Эльтеррус Иар

Ник шел по грязным улицам Москвы, небрежно козыряя встречным краскомам. Столица изменилась, постепенно оживая. Однако было понятно, что полностью она оживет еще нескоро. К глубочайшему сожалению, Никита оказался прав, говоря, что Ник большой оптимист, если собирается создать второй легион из красных. За прошедшие одиннадцать дней он со своим штабом едва сумел набрать около трех тысяч человек. Да и то с каждым пришлось работать индивидуально. Большинство красных жило одной мыслью — пограбить да отожраться за свое голодное детство. Многие, очень многие испытывали удовольствие, издеваясь над беззащитными людьми, и, получив хоть малую толику власти, становились такой сволочью, что с ними стоять рядом без поднятого психощита было невозможно.

Откровенно говоря, первым делом Ник попросил Истарха просканировать вождей революции и пришел в такой ужас, что едва сумел выкарабкаться из депрессии без помощи Целителя Душ. Сборище мелких властолюбцев, жрущих друг друга и готовых на любую мерзость, только бы поиметь что-нибудь для себя лично. И эти люди стали вождями пролетарской революции?! Да как же это? Как смогла их трескучая демагогия обмануть столько народу? Ник не понимал. Впрочем, оставались еще страшные документы, рассказывающие, кто на самом деле стоял за вождями и вождишками. Кто финансировал и курировал их. Кто обеспечил их победу и признание этой победы странами Антанты. Пока неофициальное, но это ненадолго.

Снова откозыряв кому-то, Ник прошел по узкому переулку в сторону от Тверской и подошел к монументальному дому, в котором его ожидал Пал Семеныч, человек, которому он когда-то верил больше жизни. Именно дядька Павел и привлек молодого мастерового в марксистский кружок еще в пятнадцатом году. Сейчас он занимал какой-то крупный пост в Совнаркоме. Встретившись с ним, Ник прочел память человека, которого почитал за отца. И очень обрадовался, поняв, что Пал Семеныч оказался настоящим человеком и вполне подходил ордену. А главное, ему очень не нравилось происходящее в последнее время в руководстве партии. И не только. Ник не стал рассказывать ему ничего, просто оставив на ознакомление папку с копиями тех самых обличающих документов, сказав, что придет через неделю. И теперь в квартире бывшего руководителя марксистского кружка его вполне могут ожидать агенты ЧК. Конечно, особого вреда чекисты нанести Нику не смогут, но придется уходить с боем, чего бы не хотелось. Даран со своей группой сидел наготове, внимательно наблюдая за альфа-координатором с крейсера. В случае любой опасности легионеры окажутся рядом через две-три секунды. Да и защитное поле мало какое оружие на Земле может пробить. Разве что американский кольт сорок пятого калибра, а таких в России совсем немного. Еще раз вздохнув, Ник поднялся по лестнице и постучал в двери квартиры, совсем недавно принадлежавшей какому-то богатому буржую, а теперь служащую прибежищем для более чем двадцати пролетариев. Дверь открыла какая-то худая, высохшая старуха.

— Здрасте, — буркнул Ник. — Я к Пал Семенычу.

— Тама он, — хрипло ответила бабка и поковыляла к себе.

Ник вошел, резко выдохнул, как перед броском в холодную воду, и постучал в дверь комнаты своего наставника в марксизме.

— Заходь, Никитка, чего стоишь, — ответил густой бас Пал Семеныча.

— Здравствуйте, — кивнул он, входя.

Пал Семеныч оказался не один. За столом, на котором стоял закопченный чайник и котелок с картошкой в мундирах, сидели помимо него двое очень серьезных молодых людей в потертых гимнастерках. Один явно только отошел от тифа и был болезненно худ. Истарх немедленно просветил комнату и сообщил, что кроме них здесь никого нет. Но кто эти двое и зачем они здесь? Один из парней внимательно посмотрел на Ника, в руках он держал хорошо знакомую альфа-координатору серую папку.

— Садись, — показал на стул Пал Семеныч.

— Спасибо, — кивнул Ник и сел.

— Ну, рассказывай, как ты дошел до жизни такой.

— А зачем? — усмехнулся он и кивнул на гостей. — Если это чекисты, то смысла нет. Живым меня не взять, все равно уйду.

— Может, оно и так, — степенно кивнул Пал Семеныч. — Только я не о том. Откудова взял энти бумажки?

— Там уже нет, — криво усмехнулся Ник, вставая. — Если ты им, дядь Паш, не веришь, то нам толку говорить нет.

— Да сиди ты, дурня кусок! — рявкнул старый большевик. — Обидчивый, блин, нашелся. Верю, даже больше. Я сам много из того давно подозреваю. Уж больно гладко все вышло. Да и крови столько не надо было. Никому не надо было! Один Крым чего стоит…

Пал Семеныч дернул щекой и налил себе еще чаю. Потом снова внимательно посмотрел на Ника.

— Только вот бумажки такие достать в одиночку никто не сможет! — продолжил он. — Не дурак я, Никитка, все понимаю. Большая сила за тобой стоит. Понять хочу, что за сила и на фига ей надо к нам мешаться.

— Мы и не мешаемся… — вздохнул Ник. — Да, нам нетрудно попытаться исправить все, помочь. Да только знаем уже, что нельзя вмешиваться. Такая кровь польется, что вся гражданская фитюльками покажется. Думаешь, Россия первая, кто коммунизм строить пробовал?

— Может, и не первая, — прищурился Пал Семеныч. — И что с того?

— А то, что ни у кого и ни хрена не вышло, — вздохнул альфа-координатор. — И причина неудачи всегда одна. Потом скажу какая. Одним только что-то типа коммунизма построить удалось. Уже полторы тыщи лет они живут так. И я сейчас оттуда пришел.

— На готовенькое сбежал? — прищурился один из незнакомых парней.

— Не спеши судить, чего не знаешь, Илюшка! — рявкнул Пал Семеныч. — И кто ж это? Что ж о них никто не слыхал?

— А миров много, дядь Паш, — усмехнулся Ник. — Истарх, покажи-ка нам Землю.

— Ща-а, — лениво ответил с потолка голос дварха.

Вместо стены с заклеенным газетами окном появилось объемное изображение Земли с орбиты. Пал Семеныч уставился на него, прищурившись. Незнакомые парни выглядели ошеломленными и мрачными.

— Это — наша Земля, — пояснил Ник. — Помнишь, сам говорил, что она — шар. Вот так она сверху и выглядит. Там, наверху, наши корабли. В галактике тысячи миров с людьми и не только с людьми.

— Не думал… — вздохнул Пал Семеныч через некоторое время, покачав головой. — Много чего передумал, но такого не думал. Надо же. Рассказывай, Никитка, не томи душу.

И Ник принялся рассказывать о том, как попал в орден. Как его приговорили к расстрелу свои за очередной отказ участвовать в казнях. Его вытащил из подвала непонятный незнакомец, сказавший, что приглашает в мир, где уже полторы тысячи лет царит коммунизм. Как вместе с этим незнакомцем они забрали из соседней камеры вступившихся за своего комиссара красноармейцев и оказались на крейсере. Как он встретился там с отпустившим его когда-то белым контрразведчиком. А потом обо всем, что произошло после обнаружения уничтоженной колонии на Тарсале. Закончил пояснением принципов ордена.

— Вона как… — протянул Пал Семеныч. — Знать, не всех берут?

— А то ты, дядь Паш, среди рабочих паскуд не встречал, — скривился Ник.

— Встречал… — вздохнул тот. — Много встречал.

— Потому нам и пофигу откуда человек, работяга он али барин. Лишь бы человеком хорошим был.

— Ясно, — кивнул Пал Семеныч. — Поясни только, что за причина, по которой и нам коммунизма не построить? Говорил, знаешь.

— Знаю, — кивнул Ник. — А причина одна — кровь. Не построить ничего стоящего, если в начале были боль и кровь. Есть законы природы, и обижаться на это все одно, что обижаться на то, что кружка на пол со стола падает. Если бросить с размаху гирю на одну тарелку весов, что со второй станется?

— Вверх подлетит, — проворчал Пал Семеныч. — А то и в морду зарядит с размаху.

— Так и тут. Когда убивают много людей сразу ради какого-нибудь большого дела, то их боль преобразуется в силу, которую называют инферно. От Земли сейчас такой пакостью прет, что рядом находиться противно. А потом инферно возвращается и всегда бьет по лбу тех, кто его создал. То есть, ударит нашу партию и вообще всю Россию. Сейчас вы строите огромную тюрьму, а не коммунизм. Могу показать тебе прогноз, который сделали наши социоисторики и социоматематики. Там по годам расписано, что с Россией будет.