Шрифт:
* * *
Внешность у профессора была абсолютно профессорская: высокий лоб, благородная седина, бородка клинышком, осанистая фигура, да еще и хорошо поставленный баритон. Заметно было, что звание профессора он носит с удовольствием; он увлеченно чертил схемы на доске, специально поставленной по такому случаю в актовом зале прокуратуры, так что мел брызгал во все стороны, и артистично взмахивал руками. Но, Боже мой, какую ересь он молол своим хорошо поставленным баритоном!
— …Эксперты
Сидевший позади нас эксперт-гинеколог, милейший Никита Владимирович Пилютин, не выдержал и хрюкнул на весь зал. Профессор укоризненно вскинул бородку в направлении непочтительного звука. Пилютин пригнулся и скрюченным пальцем постучал в спину Лешке Горчакову.
— Послушайте, откуда выкопали этот анахронизм?
— Из нашего родимого института, — прочревовещал Горчаков, не разжимая губ и не поворачиваясь к Пилютину, чтобы его не засекли как нарушителя дисциплины и не вытурили с занятий.
— Что он несет?! — не унимался Никита Владимирович. — Какие ороговевшие клетки во влагалище?! У вас же во рту мозоль не образуется, сколько бы вы ни ели! Там, где слизистая, мозолей вообще быть не может!
Лешка пожал плечами и углубился в кроссворд.
— Никита Владимирович, не переживайте, — успокоила я эксперта, — все равно этого балабола никто не слушает.
И верно, весь зал занимался своими делами. Справа от нас два следователя резались в дурака, загородившись открытым кейсом. Слева молодая стажерочка увлеченно подшивала уголовное дело, перед ней двое молодцов откровенно дремали. Шелестели газеты, попискивали мобильные телефоны — в общем, ежемесячные занятия для следователей были в полном разгаре. Но профессорский баритон перекрывал посторонние шумы:
— Слава Богу, я вовремя пришел на вскрытие. И прямо за руку схватил эксперта: куда ж вы, говорю, скальпелем в рану лезете! Там ведь будут искать следы металлизации!..
Сзади застонал Пилютин:
— Нет, я не могу больше! Зачем в ножевой ране искать следы металлизации?!
— И ведь из года в год одно и то же, — Лешка отложил полностью разгаданный кроссворд и потянулся. — Я бы лучше в тюрьму съездил, злодея с экспертизами ознакомил, чем здесь париться. Мы сидим, а сроки идут…
Наконец профессор разоблачил всех мракобесов, стоявших на пути его прогрессивной мысли, и под вялое хлопанье кадровиков, бдивших за занятиями со сцены, сошел в зал. Его место на кафедре занял эксперт Пилютин. Он начал рассказывать, как производится забор биоматериала по делам о половых преступлениях. Говорил он, в отличие от предыдущего оратора, правильно и интересно, да только я могла бы рассказать обо всем этом не хуже, чай, пятнадцать лет следственной работы за плечами, а сколько выездов на такие дела было с тем же Пилютиным!..
День, выброшенный из жизни, с досадой подумала я про эти подлые занятия. Сейчас объявят перерыв на обед, потом кадровик зачитает никому не интересные приказы, которые все равно разошлют ознакомиться по районам; потом кто-то из любимчиков руководства будет вяло делиться опытом. А затем все следователи, чертыхаясь про себя, разъедутся по своим районным прокуратурам, и будут сидеть допоздна, наверстывая потерянное время…
Все шло по плану. Наконец гул голосов усилился и захлопали откидные стулья — это следственный корпус Петербурга был отпущен, по выражению кадровика, отставного вояки, — “покурить и оправиться”.
Я не курю, но из солидарности с другом и коллегой Горчаковым потащилась под лестницу — постоять рядом с курильщиками. Как назло все, с кем мне хотелось бы перекинуться парой слов, злостно травили себя никотином. Пришел туда и Никита Владимирович, и, затянувшись сигаретой, позлословил относительно падения умственного потенциала следственных работников.
— Вы, господа, базар-то фильтруйте, прежде чем написать постановление о производстве экспертизы, — изысканно пустив колечко дыма, усмехался он. — Мне вчера коллега Панов жаловался, что ему по упавшему с высоты предложили указать, в какой позе потерпевший находился в момент отрыва от крыши. Такой вопрос, господа, был бы уместен, если бы столкнул бедолагу сам Панов. Между прочим, коллега вчера бегал по моргу, тряс постановлением и кричал: “А я видел?!”.
— Фигня, — вмешался долговязый следователь Каравашкин, из пригородного района, — мне вот тут зональный велел по неопознанному трупу поставить вопрос, может ли эксперт по расположению внутренних органов высказаться о расовой принадлежности трупа.
Услышав это, Пилютин подавился очередным колечком дыма, и даже не стал комментировать. К нам постепенно подтянулись другие следователи, желавшие скоротать время в приятной беседе, и у меня от высокой концентрации дыма защипало глаза.
— Как вы можете эту пакость глотать, да еще и за свои деньги, — поморщилась я, утирая скупую слезу.
— Ох, не говорите, Мария Сергеевна, — отозвался галантный Пилютин, смяв окурок и озираясь в поисках урны, — а что делать? Равноценной замены этому антидепрессанту человечество еще не придумало. Хотя начальство развернуло беспрецедентную пропагандистскую кампанию…
Горчаков заметил, что кампания эта опорочена на корню.
— Видел я у вас в бюро, — сказал Лешка, — как старый курильщик, эксперт Каландадзе, читал лекцию о вреде курения некурящим медсестрам отдела, смоля при этом цигарку.