Ой, мамочки
Шрифт:
– Ах вы, старый романтик! – Эрнестина продолжала угрюмо листать "Мамочку-монстра".
– Ни в чем ей не отказывал, подарил семерых детей.
– Tres bon! – Соланж продефилировала к роялю, затем обратно.
Остановившись под портретом Кота-Мертвеца, мистер Браун, очевидно, тоже ощутил в себе признаки трупного окоченения.
– Я всегда ценил ее труды. Когда Лоис наводила порядок в бельевом шкафу, я обязательно хвалил ее. Не уставал повторять, что она самая лучшая стряпуха в нашем городе. Что же случилось? Чего ради ей понадобилось вступать в это чертово, прошу прощения
По зрелом размышлении я прониклась симпатией к этому мужчине.
– Что поделаешь, у женщин свои потребности, – с грустью заметила я. – Это не означает, что раз в неделю мы испытываем непреодолимое желание пробежаться нагишом по супермаркету, зажав в зубах кусок сырого мяса, однако бельевой шкаф, пусть в нем и царит идеальный порядок, не всегда утешает женскую душу.
Но мои слова утешения впустую сотрясли спертый воздух.
– Не понимаю, как Лоис могла увлечься всем этим! – простонал мистер Браун и безнадежно взмахнул рукой, отправив в лихой пляс канделябр на каминной полке.
Эрнестина оторвала глаза от книги, заложив страницу пухлым пальцем.
– Когда мы вошли сюда, мой Бинго сказал: "Мама, эта комната выглядит так, будто выжидает момент, чтобы кого-нибудь убить".
– Ну конечно! Разве не эта участь постигла злобного дворецкого из "Печального дома"? – воскликнула Соланж. – Ведь его нашли заколотым в самое сердце на том самом подоконнике, верно? – Графиня, сверкая черными глазами, указала на бархатные гардины.
Эрнестина издала тревожное бульканье. Ее пухлые щечки надулись, неожиданно придав ей нелестное сходство с сыночком Бинго. Но не наш разговор был тому причиной.
– Боже милостивый, какая ужасная книга! – Она жадно пролистнула еще несколько страниц "Мамочки-монстра". – В детстве Мэри Фейт переживала "танталовы муки" – ее собственные слова, – живя рядом с этой развратной женщиной. Здесь она рассказывает, что долгие годы считала служанку Бегиту своей матерью. А к Теоле Фейт она должна была обращаться не иначе как "мисс Фейт" – до одиннадцати лет, когда в качестве подарка на день рождения несчастной девчушке было разрешено называть ее Теолой.
– Они действительно жили здесь? – Заинтересовавшись, Соланж присела на подлокотник дивана.
Снова шелест страниц. Эрнестина скрестила тыквенно-брючные ноги и испустила протяжный вздох – от ее жакета тотчас отлетела пуговица.
– Вот, слушайте: "Моя мать утверждала, что Менденхолл ей подарил Ричард Гринбург, который приобрел его для съемок "Печального дома". В те редкие случаи, когда матушка наведывалась в этот дом, она неизменно отказывалась взять меня с собой. Почему? Она говорила, что мне будет скучно. Вместо меня отправлялась ее любимая собачка – спаниель Ванилла, – которую мама наряжала в мои платьица. Мои слезы и мольбы не трогали мамочку. До сих пор перед глазами стоит ужасная картина: она откидывает назад серебристую головку и заливается этим своим маньячным смехом".
– Mon Dieu! – Соланж прижала руки ко лбу. – Дьявольская женщина! Если бы эта Теола Фейт оказалась сейчас здесь, я бы убила ее голыми руками!
Хендерсон Браун резко выпрямился и сразу подрос на семь дюймов.
– Моей Лоис нечего делать в этом зловещем месте. Я позвоню детям и заручусь их поддержкой. – Он рванулся к двери.
– Только не отсюда, – прервала его полет Эрнестина. – Когда я захотела позвонить Франку, эта дамочка Джеффриз объявила, что в доме нет телефона.
– Черт! – Без всяких извинений мистер Браун выскочил из комнаты. Можешь опоздать, дружок, подумала я. Несомненно, ты изо всех сих старался, взращивая себе достойную спутницу жизни. Но однажды, видать, случайно оставил парадную дверь открытой. Так-с… Виновата ли я в том, что заковала Бена в оковы любви? Неужели нашему браку суждено превратиться в шаткую треногу? Улучшит ли ситуацию рождение ребенка – или же, напротив, усугубит? Впрочем, этим и прочим эпохальным вопросам придется подождать. Как любит повторять тетушка Лулу: "Мы ведь живем не в пылесосе".
– Бедненький мсье Браун! – Соланж утешилась орешком кешью.
– Бедняжка Мэри! – С торчащими во все стороны пучками волос и лишившись еще двух пуговиц от своего тыквенного жакета, Эрнестина добралась до середины "Мамочки-монстра". – Мой Франк меня бы убил, позволь я Бинго взять в руки эту книгу! Что из того, если я не разрешаю ему отойти от плиты, пока он не закончит практическое занятие! Что из того, если я твержу ему, что бейсбол – для тех детей, которые не могут отличить печеночный паштет от ленивых голубцов! Быть гением – такая возможность дарована не каждому. Думаете, матушка Моцарта позволяла своему Вольфганчику болтаться без дела? Стон вырвался из материнской груди.
– Мой Бинго, он никогда и в школу-то пешком не ходил, всегда я его отвожу на машине. А эта бедная крошка… – яростное пролистывание страниц, – ее отправили одну-одинешеньку бог знает в какую даль, погостить у какой-то чокнутой старушки в глухомани. Вы только послушайте: "В нежном возрасте лет девяти-десяти меня отправили погостить у Гуинивер Де Вур в имении "Шаткие Башни". Что связывало ее с моей матерью – по сей день остается для меня загадкой. В то время я знала одно: Теола Фейт хотела сплавить меня подальше от дома, потому что у нее была запланирована оргия с участием более пятидесяти персон, а она никак не могла определиться с неглиже.
– Очень забавно! – Соланж направилась к бархатным гардинам. – Позвольте мне открыть окно, я вот-вот задохнусь. – Действительно, румяна на ее щеках багровели, точно сифилитическая сыпь; впрочем, и сама я слегка подвяла. Сбросив туфли, я бережно пристроила свои отекшие ступни на парчовом диванчике.
– Читайте дальше, Эрнестина.
– "Бегита, служанка, рыдала и просила за меня. Клялась, что спрячет меня в буфете, но Теола и слушать не желала. Она боялась, что я привлеку внимание какой-нибудь голливудской шишки. Панический ужас у нее вызывала одна лишь мысль о том, что мне могут предложить роль Крошки Люси в ее нынешнем фильме "Пока мышь в отлучке". Поздно ночью меня запихнули в автобус, сунув в робкую ладошку адрес Гуинивер Де Вур и велев возвращаться не раньше чем через две недели – если, конечно, я не хочу, чтобы мой любимый попугайчик умер от недоедания. Теола грозила мне и прочими ужасами, если я посмею заговорить с кем-нибудь в автобусе.