Озёрная дьяволица
Шрифт:
1
В начале этого лета, когда асфальт плавился от зноя, а люди задыхались от загазованного воздуха, я решил, что с меня хватит. Хватит города с его бесконечным движением и шумом. Хватит быта, вечно ворчащей жены, подгоревшего ужина и претензий, которые мне предъявлял, казалось, каждый, кому я попадался на глаза. В таких условиях я больше не мог работать. Вдохновение пропало. Не приходило ни одной новой идеи. Я часами просиживал за монитором компьютера, где белым светился чистый лист открытого редактора. Ни строчки. Ни строчки я не написал за последние полгода.
Собрав кое-какие вещи и взяв удочки, я сказал жене,
Я доехал до вокзала и отправился в деревню, где когда-то жила моя бабка. Я не был там с детства. Бабка давно умерла. Дом стоял нежилым на протяжении десятка лет. Не знаю, почему я решил поехать в эту глухую деревушку под названием Озерцы, приютившуюся на берегу лесного озера, от которого она, собственно, и получила свое наименование, но меня словно что-то толкало и влекло именно туда.
И вот уже две недели я жил здесь, наслаждаясь тишиной, нехитрым бытом и спокойствием, которое нарушилось разве что звонком жены. Она сообщила, что уходит от меня к другому. Надо сказать, меня это мало взволновало. Та жизнь осталась далеко позади, и теперь я ощущал, что стою на пороге чего-то совершенно нового.
Мой дом расположился на отшибе, вдали от других домов деревни, которая теперь измельчала и будто проредилась: через дом стояли заброшенные, оставленные хозяевами, полусгнившие хибарки. Это и деревней-то теперь было сложно назвать. Так, раскиданные вдоль наезженной колеи домишки, в которых доживали свой век старики, не пожелавшие перебраться в город вслед за молодежью, коей в деревне почти не осталось.
Я никого здесь не знал. Меня тоже мало кто помнил. Оно было к лучшему. Я стремился к уединению и хотел как следует напитаться окружающим миром, который, как я был уверен, вернет мне мое утерянное вдохновение.
Кое-как наладив быт, я теперь целыми днями просиживал на террасе, выходившей на лесное озеро. Оно плескалось в каких-нибудь сотне-двух метров от деревянного настила. Здесь я поставил стол и стул. Утром я усаживался, обратившись лицом к озеру, и пил кофе, всматриваясь в темную воду. Она кое-где у берега была затянута тиной, но к середине становилась чистой. Противоположный же берег озера скрывался меж деревьев, которые, казалось, стояли прямо в воде. Характерно, что по берегам, да и вообще вокруг, все буйствовало зеленью и свежестью лета. Однако редкие деревья, что росли прямо из воды, были голыми, лишенными листвы и даже коры. Словно кто-то дунул на эту часть леса гнилым дыханием, убив жизнь. Вода в озере меня влекла и отталкивала одновременно. Днем, даже под яркими лучами солнца, она не меняла своего цвета и казалась чернильно-черной. Даже рябь, которую поднимал на поверхности игривый ветер, не бликовала, отражая солнечный свет, а, казалось, наоборот, поглощала его.
Если днем озеро просто привлекало своей странностью, то вечером оно пугало. Иногда мне казалось, что над водой начинал стелиться черный туман. Но разве туман бывает черным? Разве что смог в мегаполисах. Только откуда взяться смогу здесь, за сотни километров от большого города. Дым? Однако запаха гари я не чувствовал.
Я заметил, что на озере не бывало рыбаков, а немногочисленная ребятня, которую привозили навестить стариков, предпочитала купаться не здесь, а в реке, до которой было километра три хода.
Как-то я зашел в сельпо, расположившееся в покореженном домике с облупившейся зеленой краской. Взяв хлеба, колбасы и печенья, я подошел к женщине, которую, как я знал, звали Валей и которая работала здесь продавщицей.
– Скажите, Валя, а что, в озере есть рыба?
Она как-то странно посмотрела на меня и сказала:
– Рыба-то есть, да не про всякую честь.
– Как это? – Ее странный ответ удивил меня.
Валя лишь пожала плечами.
– Плохо клюет? – снова спросил я.
– Когда как. Ты женатый? – зачем-то спросила она.
– Да можно сказать, что нет, – ответил я.
– Ну, тогда, может, и ничего – клюнет.
– А почему мужики местные не балуются рыбалкой? – поинтересовался я. – Живу уже почти три недели, а ни одного не видел.
– Они свое наловили, – снова как-то загадочно ответила Валя.
Из сельпо я вышел с твердым намерением завтра же с утра отправиться на рыбалку.
Вечером, пока еще не стемнело, я вынес на террасу удочки, проверил лески и катушки и, убедившись, что все готово для утренней рыбалки, пошел накопать червей, а заодно заранее выбрать местечко, где завтра буду рыбачить.
Берег весь зарос камышом и низенькими худенькими ивами. Но здесь они хотя бы были живыми, с листочками. Не то что там, вдалеке. По самому берегу стелились странного вида растения: тонкие, словно волос, они напоминали черную леску, казавшуюся прочной. Я потянул один из «волосков» и убедился: тот был тугим и тягучим. Чудные какие-то водоросли.
Подняв голову, я вздрогнул. Голые стволы деревьев в сгустившихся сумерках показались мне костлявыми руками покойников, а их тонюсенькие сухие ветки походили на искривленные артритом пальцы стариков. Когда с одного из таких «пальцев» сорвалось что-то черное и метнулось ко мне, я глухо выдохнул и отпрянул. Споткнувшись, я упал и, уже лежа, увидел, как тень проскользнула над самой поверхностью воды и, сделав круг, понеслась к другому берегу. Слава богу, последних лучей заходящего солнца хватило, чтобы разглядеть: тенью этой оказалась всего лишь крупная черная ворона.
– Ну и фантазия у тебя, Решетников, – рассмеялся я и вдруг подумал: может, да ну эти бестселлеры про постапокалипсис и сталкеров? Может, взять да и написать какую-нибудь страшную историю? Вот, например, про эту глушь.
Ночью мне снилось, будто я лежу на дне озера, а надо мной мелькают черные тени. Они кружат, то приближаясь, то удаляясь. Сквозь толщу воды доносится едва уловимый голос: «Андрей, Андрей, приходи ко мне порыбачить». Костлявые белые руки мертвецов тянутся ко мне, ползут по илистому дну, хватают за штаны, рубаху, волосы. Приковывают, вдавливают, тащат в разные стороны. Я пытаюсь отмахнуться, скинуть их с себя, но движения в воде получаются скованными. Чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее становится хватка костлявых чудовищ, тем более зловещим делается их шепот:
– Ты наш! Ты наш! Ты наш-ш-ш…
Дернувшись и вскрикнув, я проснулся. Вокруг моих ног опуталось одеяло. Оно так сильно обкрутило мои лодыжки, что я почти не мог пошевелиться. Чертыхнувшись, я расправил одеяло и встал. Подошел к окну. В комнате стояла неимоверная духота, и я приоткрыл оконную створку. Снаружи в листве деревьев шумел ветер. Мне показалось, что от озера к дому движется какая-то густая тень. Ее контуры были размыты, но чем ярче вставала луна, тем непрогляднее становилась тень. Она будто поглощала воздух вокруг себя, заставляя природу замереть в предчувствии неумолимо наступающего ужаса. Вот тень стала больше и начала поднимать голову. Откуда-то издалека донесся шепот, в котором я расслышал свое имя.